Примерно так же действовали и турки-османы в 1453 году, правда они еще лупили мощнейшими пушками по всему периметру. У Венеции пушек нет, но есть метательные орудия, вот только в эти игры с метанием снарядов, следует играть вдвоем. Я, кстати, еще не слез с коня, но уже отдал приказ Ефрему отправить всех, кто когда-либо участвовал в постройке метательных механизмов в лес. Нужно успеть заготовить хоть бы даже просто древесину, чтобы после, под прикрытием стен создавать все новые и новые катапульты и требуше.
– О чем меня будет спрашивать василевс? – спросил я евнуха.
– Будто бы ты, воеводы и не догадываешься, – с некоторым раздражением отвечал Андроник.
– Ты или разговаривай со мной нормально, или я тебе нос откушу. Так гляди и никаких выпуклых частей тела больше не останется, кроме толского живота, – сказал я с ухмылкой.
– Прости, воевода, переживаю я нынче много. Уже давно стены Константинополя не осаждали враги, – повинился евнух.
– Помните, небось, прибитый щит русского князя Олега на воротах Царьграда? – сказал я и погрозил указательным пальцем евнуху.
– Не будем ворошить прошлое. А нынче василевс готов на многое, чтобы только ты участвовал всеми своими людьми в обороне города. Он знает, что даже твои купцы иногда тренируются во владении копьём и стреляют из арбалетов, – поведал мне весьма важную информацию Андроник.
Теперь, вне зависимости от провала моей миссии в Венгрии, я могу требовать, ну или просить, у императора почти всё что угодно. А угодно мне патриаршество на Руси. И во имя этой цели можно даже постоять за православный городок Константинополь.
Вместе с тем, от меня не укрылось и то, что император живо интересуется делами Братства. На территории Русского Дома, а так же Русских сладов, есть небольшие полигоны со спортивными городками и стрельбищами. Тут происходят, как каждодневные тренировки воинов Братства, хотя по большей степени, все же ратников выводят за стены города, так и оттачивают свои навыки все остальные люди Братства: торговцы, кладовщики, местные ремесленники, обслуживающие русскую миссию, гребцы.
В общей сложности, сейчас в русской миссии, вместе с великокняжескими людьми, которые в большинстве своем так же не лыком шиты, более двух с половиной тысяч человек. Из них условно «под копье» можно ставить до двух тысяч двухсот бойцов. Арбалеты есть у всех, у моих ближников, так и вовсе с тремя тетивами, что позволят произвести три быстрых выстрела без перезарядки, правда со существенным снижением мощности. Для сидения в осаде, когда идет приступ и враг уже очень близко, или же бой идет на стене, самое то.
– Обожди, воевода, – сказал мне евнух, когда мы уже прибыли во Влахернский дворец.
Мануил собрал совещание и Андроник поспешил узнать, могу ли я присутствовать при принятии судьбоносных решений. Оказалось, что могу. Так что ждать пришлось не долго, и уже через десять минут я сидел за большим столом, во главе которого, с возвышением на метр, восседал Мануил.
Общая психология собравшихся кричала о том, что люди явно растерялись и несколько не понимают, что именно делать. Был ранее разговор о том, что атака может состояться, но в нее почти никто и не верил, тем более, что, как я знал, уже состоялся первый раут переговоров между византийцами и венецианцами по мирному урегулированию ситуации с разгромом Венецианского квартала. Венецианцы, кстати, удрали за три дня до того, как стало известно о приближении большого вражеского флота к Константинополю.
Вот такие они, дипломаты. Как тут не хитрить и не подставлять, оставаться с какими-нибудь принципами, если, в принципе, правил в политике нет. Хотя одно правило есть: если может обмануть, обманывай.
– Русь поможет нам отстоять город? – спросил меня василевс Мануил, как только я отвесил почти все причитающиеся поклоны и присел за стол.
Почти все поклоны, так как при официальных приемах я должен был лечь на мраморный пол, да еще и руки распластать в разные стороны, не смея посмотреть на Багрянородного василевса. Если бы такое требовали от меня, то я лучше бы сбежал из Константинополя, правда оставил бы своих людей, потому как терять связи с Византией нельзя.
– Прости, василевс, мы и рады бы, и ты понимаешь, что великий князь наделил меня властью и над его людьми, но желание мое ты знаешь, – сказал я.
– Ты смеешь дерзить мне? – вызверился Мануил.
Я резко встал, поклонился.
– Нет, василевс. Но и нужно же знать, за что погибают русские православные, – не сдавался я, хотя и проявил внешнюю покорность, поклоняясь.
– А за веру православную? А за деньги? – уже без явного металла в голосе, скорее, с любопытством спрашивал император.
– Деньги я заработаю, веру у меня никто не заберет, это выбор души и сердца. Но именно за нее я хотел бы крепко стать, – сказал я, намекая на главную мою цель на сегодняшний день.
– Прояви себя с лучшей стороны, а не так, как в Венгрии, и все будет. На том мое слово, – торжественно сказал Мануил.
– Все мои люди готовы к войне и у меня есть мысли, как победить, – сказал я.
– Что скажешь, Мариан Марвокатакалон? Выслушаем воеводу русского? – с усмешкой спросил император.
– Послушаем, что нам поведают юные мужи. Не подобное ли тому мы услышим, что уже сказал Алексей Аксух, также по молодости своей, не понимающий происходящего, – пытался задеть меня Маврокатакалон.
Мариан был седовласым, морщинистым, чуть сгорбленным, стариком, самомнение которого, видимо, зашкаливало. Особенно сейчас старый воин, когда ряд видных полководцев Византии отправились либо на границу с сельджуками, либо в поход в Египет, воспрял духом. Ранее мне встречаться с ним не довелось. Император как-то не привечал старика. Возможно сейчас Мануилу не на кого положиться, поэтому он и слушает всех и каждого, кто имеет смелость, или наглость, говорить.
Что же касается упомянутого здесь Алексея Аксуха, то мне довелось слышать лишь о его лихости, личном мастерстве во владении мечом и копьём. Стратегом, на вид не более двадцатипятилетнего, мужчину назвать было сложно. Наверное, и меня, на вид не старше двадцати лет, несмотря на свои внушительные габариты, назвать мудрым тактиком и стратегом было нельзя.
Между тем не возраст решает кто есть человек, но лишь его слова и деяния. История знает немало примеров, когда вполне себе юные полководцы одерживали блистательные победы. Взять того же Карла XII, который разгромил саксонцев, Речь Посполитую, и некоторое время весьма удачно воевал с Россией. А парнишке было, когда началась Северная война вроде бы шестнадцать лет.
– Константинополь имеет два уязвимых участка обороны: это Влахерская Стена и крепость в Голоте, если не удержать которую, то цепь через пролив Золотой Рог будет потеряна и корабли противника войдут в самое сердце Константинополя. Тут стены низкие и узкие. Так что оборонять их будет крайне затруднительно, – начал я излагать свой план.
– Мы должны стать лицом к вражеским кораблям и дать решительный бой с использованием огня, – перебил меня Мариан.
– Тремя десятками оставшихся кораблей, которые по большей части торговые и не приспособленные к войне? Без сильных отрядов воинов на кораблях? И не поставить же туда ратников, которые не умеют в узком пространстве драться. С этими силами ты хочешь дать бой? Нужно героически погибнуть? Или же победить? – не дал я старику возможности себя заткнуть.
Мануил молчал, он будто наблюдал за всем происходящим со стороны. Слово последнее все равно за императором и все, чтобы не было сказано на совещании, все это сотрясание воздуха, если в голову василевса придет какая-либо завиральная идея.
– Нам нужно все силы бросить на строительство многих катапульт, необходимо собрать все земляное масло и оливковое, смолу, чтобы создать горючую смесь… – говорил я и делал это так, чтобы не дать возможность себя перебить.
Как только Мариан Маврокатакалон пробовал что-то вставить, перебить меня, я говорил чуть громче, не позволяя старику проговаривать свои реплики.
– И эти бочки сработают? – оживился император.
– Мы должны проверить это уже сегодня, возможно, что ночью, – ответил я.
– Я согласен с тобой, Мариан, что главная наша проблема будет в том, чтобы лишить врага кораблей, всех ли, или части, но это сильно поможет, – говорил Мануил.
Между тем, мне дали возможность продолжить и я говорил о том, во что сам верил, а когда озвучивал план, все больше им проникался. Дерзко, неожиданно, невиданно.
– Мариан, ты, наверное, мало знаешь о русском воеводе, потому так и относишься к его словам. А это он взял столицу Булгарии Биляр, он же и половцев бил. Он ушел из плена венгров, оставив после себя гору убитых венгерских предателей. Так что у меня нету особых причин, чтобы не доверять словам столь юного, но уже мудрого мужа, – сказал василевс и обратился уже ко мне. – Посему я принимаю помощь твою, воевода Владислав Богоярович, и даю в поддержку твоему войску пять сотен катафрактариев, которых поведёшь ты, Алексей из рода Аксуха.
Император Мануил подводил итоги Военного Совета, в целом согласившись, пусть с некоторыми оговорками, с моими предложениями. Еще бы… Я закрывал своими людьми один из самых проблемных участков обороны. Голота – это крепость, которая сообщается с остальным городом только лишь через залив. Так что ждать помощи, если что случиться, нам не приходится. Впрочем, если падем мы, то и Константинополь, вероятнее всего, обречен.
А после Военного Совета началась кропотливая работа по всем приготовлениям. Русские люди перебирались на другой берег залива Золотой рог, располагались в относительно небольшой крепости, готовились к отражению любых атак неприятеля.
Стены Голоты были достаточно широки и вполне себе укреплёнными. Однако, сверху не было никакого навеса, чтобы защищал от элементарного обстрела стрелами. Крайне скудно на пространство и неуютно было внутри цитадели. Расположиться здесь трем тысячам бойцов не представлялось возможным, если говорить хотя бы об элементарных нормах общежития, не то чтобы о комфорте.
Ефрема я сразу посадил за разработку схемы постов, графиков дежурства, приёма пищи и других организационных норм, без которых качественно и умело воевать просто невозможно. Отдельное спасибо, наверное, нужно сказать Алексею Аксухе, за то что он мало вмешивался во всё происходящее, лишь только постоянно уточнял что для чего и зачем. Но не мешал.
Мы сняли три пушки со своих кораблей и с отборным матерком, вспоминая всякое непотребство, всё-таки взгромоздили эти орудия на стены. Причём, располагали их так, чтобы две пушки смотрели в сторону залива, а одна в сторону Голотанского леса, который начинался буквально в двух верстах, от крепости Голота.
Так что мероприятий и работы было много. Это подразумевало, что спать нам приходилось мало. Вместе с тем, уже велось дежурство, и именно из крепости Голота и была замечена головная эскадра противника.
Осада Константинополя начиналась.
И теперь нужно было не допустить повторения истории, когда крестоносцам всё же удалось захватить Великий город и превратить его в свою колонию. Нонсенс, конечно, когда колония более чем в десять раз больше населена, богаче, чем метрополия. Но чего не бывает в жизни! А вот чего точно не было ещё в истории, уже скоро узнают захватчики. Их ждёт немало сюрпризов.
Глава 5
– Но это же не твоя война, воевода, Русь отсюда далеко, – убеждал меня переговорщик с венецианской стороны. – Мы дадим все то, что обещали ромеи и даже больше.
– Русь там, где есть русские флаги. Сейчас их полно в Константинополе, Значит мы здесь, Значит мы будем драться, – не без пафоса отвечал я.
Ох уж эти церемонии! Вот обязательно нужно поговорить! А о чём вообще вести разговор, если время диалога ушло? Пришли бы в первый же день поговорили, разошлись бы краями… Теперь разговаривать должно только оружие. Я тяготился переговорами. Однако, таковы нынешние правила. И небесные хляби не рухнули бы на землю, если бы я попрал этими традициями разговоров перед дракой. Но нам нужно было, не менее чем врагу, выиграть чуточку времени, чтобы понять, как лучше оборонять крепость Голота.
Первые столкновения уже произошли и стало понятным, что думать нужно крепко, чем удивлять и ошеломлять. Венецианцы оказывались несколько искушенными в современных тактиках ведения осады и штурма.
– Что тебе надо, воевода? Серебро? После падения Константинополя его хватит на всех. Торговля? Венеция готова просматривать любые торговые отношения, – венецианский представитель не оставлял попыток уговорить меня.
– А как же честь и слава? – я уже не вёл никакие переговоры, я просто играл словами.
Было понятно, что вражеский переговорщик играть словами стал еще раньше меня. Вот, по Станиславскому… Не верю! Венеция простит всё тоже, в чём я участвовал против неё? Свежо предание, да верится с трудом. Неужели можно было бы быть таким наивным, чтобы поверить всем тем словам и обещанием которые сейчас сыпались, как из Рога Изобилия от венецианца? Денег они дадут? Да удавятся, скорее. Грабить Великий город предлагают? Так и без нас очередь сукиных детей выстроилась, чтобы попасть на такое развлечение.
– Разве не будет славы и не будет честным, если ты, воевода, сослужишь службу своему Братству и своему правителю к общей выгоде? – будто бы озвучил мне прописную истину переговорщик.
Вот только я чувствовал что он и сам сомневается в том что говорит. Почти ни в каком предательстве нету чести, а слава при таких делах весьма сомнительная. И если ты предаешь своё слово, то это и есть то самое предательство. Я сказал что буду защищать Византию, – я сделаю. И было бы это невыгодно, я просто заранее не давал бы никаких обещаний.
– Наши переговоры становятся пустыми. Сейчас будем с тобой заниматься подменой понятий, спорить о том что истинно, а что и ложно. Так что предлагаю закончить всё это, и поговорить не словами, а железом, – сказал я, будучи уверенным что выигранного времени для ещё лучшей организации обороны крепости Голота достаточно.
Сегодня приступа уже не будет. Пока решились на переговоры, пока выехали, поговорили, сейчас еще каждая сторона должна обсудить сказанное… Ночь. Вот под утро приступ будет, тут к оракулу не ходи.
– Тебя не переубедить, русский воевода. Ответь мне лишь на один вопрос. Ответ этот может сохранить тебе при случае жизни, или может оставить жизнь тем людям, которые тебе ценны. Почему через пролив н не проложена цепь? Видно же, что она выходит к крепости, но пущена по дну, или оборвана? – спросил венецианец.
– Может механизм подъема сломан, может быть ещё что-то, – сказал я, разворачивая своего коня. – Нам не о чем больше с тобой разговаривать.
– И на том спасибо, воевода, – услышал я, удаляясь в сторону Голоты.
По въезду ещё не в крепость, а лишь только на первую линию оборонительных укреплений, меня встречала целая делегация.
– Как прошли переговоры? – спросил командующий отрядом византийских катафрактариев Алексей Аксух.
Тон византийского командира был нетерпеливым и насторожённым, он всерьёз боялся того, что я сдам крепость. Венецианцы уже зарекомендовали себя как переговорщики, умеющие обмануть своих врагов, плести словесные кружева таким образом, чтобы добиться своего дипломатией. А ещё они могли предлагать очень весомые подарки за предательство.
– Алексей не тебе, ни всей империи ромеев нет никакого смысла сомневаться в том, что я выполню свой долг. Не веришь? Вспомни, что говорил венецианский сотник захваченный нами, когда враг пошел на первый свой приступ, – сказал я, даже наигранно состроив обиженное выражение лица.
На самом деле, мне уже несколько надоели все эти сомнения и подозрения, что я могу дать приказ своим воинам оставить Голоту и просто уйти, поверив обещаниям венецианцев.
– Воевода, а если что-то, что ты приметил на тех переговорах? – спросил Ефрем.
– А вот это правильный вопрос, – улыбнулся я. – Их более всего заботит, почему через пролив Золотой Рог не протянута цепь, где она вообще, и почему в проливе так много мелких кораблей.
– Думаешь, воевода, что догадываются? – спросил Алексей.
– Сказал бы, что они скорее чуют опасность, но не понимают, в чем именно она. Ведь можно подумать, что те кораблики, кои стоят в проливе всего лишь должны стать своего рода хлипкой цепью, взамен прежней, чтобы не допустить венецианские корабли. Я думаю, что они всё же завтра с рассветом попробуют войти в пролив, – отвечал я.
Третий день уже происходило сражение за Константинополь венецианцы прибыли рано утром, к полудню высадили часть своих войск, и сразу же попытались сходу ворваться в Золотой Рог. В принципе это им почти что и удалось, так как цепи, той самой пресловутой, которая останавливает любые современные корабли, протянуто не было, она ждала своего часа и лежала на дне пролива.
На самом узком месте Золотого Рога венецианцев встретил византийский флот в составе всего-то десяти, не так чтобы и больших кораблей, но которые имели греческий огонь. Один венецианский корабль был сожжён, а остальные просто не полезли вперёд. После этого византийские корабли отошли практически к Влахернской Стене стене, которая соседствовала с краем залива.
Венецианцы привели с собой вполне себе порядочные силы. Это если говорить о количестве. И не сильно упорядоченные, это если говорить о дисциплине. В сущности, в этом войске было два организационных ядра: это сицилийская армия короля Роджера II и, непосредственно, венецианская армия. Практически треть от почти что тридцатитысячного войска захватчиков, составляли разношерстные отряды различных герцогов, баронов, графов и других европейских феодалов, для которых такое мероприятие, как штурм Константинополя, сродни элитарному развлечению.
Как и предполагалось, крестоносцы не стали бить в лоб, лишь обозначив штурмовые действия в районе Стены Феодосия. Наверняка, сделали это, только лишь для того, чтобы понять, насколько город готов к обороне. Главные же приготовления к штурму производились в районе Влахернской Стены на северо-востоке Константинополя. Можно предположить, что европейцы собирались ударить именно туда, где к этой стене примыкал главный дворец императора Мануила.
Европейцы готовились достаточно основательно. Уже было подсчитано, что они собрали только лишь за два дня более пятнадцати различных метательных машин и механизмов. Да, конечно, этого крайне мало, и более, чем в пять раз меньше, чем число механизмов внутри города и на его стенах. Но все были убеждены, что сбор различных модификаций метательных машин европейцы продолжат.
– Я почти уверен, что сегодня враг не пойдёт на приступ. Так что нет смысла в дежурстве усиленных смен. Пусть воины хорошенько выспятся, а разбудить нужно сразу две смены за час до рассвета, – сказал я, и направился в свой дом.
Несмотря на то, что Голоту можно было бы сравнить с банкой, в которую напихали шпроты, так много тут было людей и коней, у меня имелся свой дом, в котором я чувствовал себя вполне комфортно. Во-первых, я командующий обороной этой крепости, и мне положено находиться в чуть лучших условиях. Во-вторых, нужно же где-то проводить Военные Советы. А ещё именно здесь работал штаб, названый «Головной избой». Я отдыхал на первом этаже достаточно просторного дома, а штаб трудился на втором этаже.
В задачи Головной избы входили общее координация действий всех подразделений, а так же анализ возможностей врага и выработка наилучших тактик для противодействия противнику. В каждой из трёх смен было два сотника, которые отвечали за сбор всех данных. В их задачи входило, в том числе, и докладывать в Головную избу всё, что они видели, рассказывать про настроение ратников, высказывать свои суждения о действиях врага.
Выспаться перед боем- это великое дело! В том числе и для этого нужен анализ вероятных действий противника. Так что когда меня разбудили, несмотря на то, что солнце ещё даже не думало подниматься, я чувствовал себя выспавшимся и готовым к работе.
В системе крепостных сооружений, у обрыва Золотого Рога располагалась достаточно высокая башня. Обзора, что открывался с нее хватало, чтобы увидеть, и то что происходит возле стен крепости со стороны Голотанского леса, и как изготавливаются венецианские и сицилийские корабли для входа в залив.
Так что именно тут было место для командующего крепостью, то есть для меня. Более того, именно над крепостью вывешивались различные стяги, которые мы использовали в качестве связи при управлении обороной Голоты.
Лишь только забрезжил первый лучик солнца, который словно разведчик прибыл оценить обстановку в ночи, начался штурм и крепости и остального Константинополя.
Метательные машины европейцев начали посылать в сторону стен и за его их пределы множество камней, а также летящие шары, представлявшие собой зажженный комок из тряпок, хвороста, обмазанных смолой. Подобные снаряды летели не шибко далеко, ударяясь о стены. Но даже они смогли поджечь некоторые немногочисленные деревянные конструкции расположенные на стенах. Именно это происходило в районе Влахернских ворот, но подобное было невозможно осуществить при штурме Голоты.
За два дня до прихода захватчиков начались работы по созданию передовой линии обороны из земляных укреплений, рва с заострёнными кольями. Благодаря тому, что у нас было вдоволь инструмента, прежде всего лопат, а так же направленным императором Мануилом людям, все из задуманного успели.
Так что первая линия крепостных фортеций оттянула на более чем пять сотен шагов вперёд оборону. Поэтому подвести метательные машины для эффективного их боя по стенам крепости европейцам не удавалось. Они попадали под обстрел не только наших метательных машин, но и лучников. Такие оборонительные сооружения европейцам приходилось брать исключительно лишь силой своей пехоты, идущей в сложные, изнурительные, кровавые штурмы.
– Пошли смертники! – воскликнул византийский командир отряда катафактариев Алексей Аксух.
Этот молодой византиец, словно губка, впитывал всю ту науку воевать, что сейчас демонстрировалась и врагу и византийцам. Более того, он даже принимал многие мои фразы и выражения, чаще иных используя их. Так что, когда я назвал европейских штурмовиков смертниками, это понятие моментально стало популярным.
Алексею, как командиру тяжелых конных пока что делать было нечего. Работают только пехотинцы, ну и как в нашем случае, воинственные русские ремесленники с торговцами и не только. Кстати, именно ко мне, на оборону Голоты, попросилось более тысячи жителей Константинополя. Считалось, что эта крепость – самый сложный участок всей обороны столицы Византии. Мол, или смерть, или победа. И остаток идеологически возбужденных людей рвался на передний план обороны. Да, убежать из Голоты в Константинополь почти что и невозможно, это отпугивало одних, но это же привлекало иных воинов.
Я взял к себе примерно две трети от византийских добровольцев. Понимая, что крепость перенасыщена людьми, а так же, что почти что полторы тысячи тяжелых конных – это перебор в деле обороны, в качестве своего рода «жеста доброй воли», передал в сам город четыре сотни своих ангелов.
Византийцев же перераспределили по своим подразделениям, чтобы не заиметь вольных и непривыкших к нашим тактикам отряды защитников, а быстро заставить всех подчиняться именно что нашей системе ведения боевых действий.
В наступление пошли, видимо, сицилийцы. Этих воинов сложно отличить от тех варангов, которые сейчас в Константинополе в найме, и воюют на стенах. Такие же викинги. Без рогатых шлемов, конечно. Уже потому, что викинги-варанги их и не носили никогда, может только в ритуальных обрядах, но, да, норманны шли на приступ Голоты. И делали это пока что неспешно.
– Воевода? – задал вопрос Ефрем.
Казалось, что тысяцкий и ничего не спросил, но это не так. Он просто кричал, так хотелось уже вдарить по супостату из пороков.
– Дай им еще чуть подойти. В бою суеты не должно быть, – остудил я пыл Ефрема.
Могучий воин, превратившийся из юнца-переростка в бородатого грозного большого дядьку со шрамом на левой щеке, закивал головой. Вот борода у него растет густая, а все еще внутри себя дите. Хочется Ефрему побыстрее поиграть новыми игрушками – метательными машинками. Хорошо, что понимает несуразности просьбы и не просит бахнуть из пушки по пехоте противника. Время этого козыря пока еще не пришло.
Или пришло?
