Я помню, что произошло в школе № 13, после чего меня перевели в школу № 222. Это все из-за Харриет.
Я вижу одиннадцатилетнего Чарли. У него есть маленький золотой медальон, который он однажды нашел на улице. Цепочки нет, но медальон висит на шнурке, и ему нравится вертеть его так, что шнурок скручивается, а когда разматывается, вращаясь, в глаза бьет солнце.
Иногда, когда дети играют в мяч, ему позволяют стоять в центре, и он пытается перехватить мяч до того, как его поймает кто-нибудь из ребят. Так здорово быть в центре поля, даже если поймать мяч так и не удается. Однажды, когда Хайми Рот случайно упустил мяч, а Чарли поднял, бросать мяч ему все равно не позволили, и пришлось снова выйти на середину.
Когда Харриет проходит мимо, мальчики перестают играть и глазеют на нее. Все мальчики любят Харриет. Когда она качает головой, ее кудряшки подпрыгивают вверх-вниз, а на щеках появляются ямочки. Чарли не знает, почему они так волнуются из-за девчонки и почему вечно хотят с ней поболтать (он-то охотнее поиграет в мяч или в пятнашки), но все мальчишки влюблены в Харриет, поэтому и он влюбляется тоже.
Харриет никогда не дразнит его, как другие дети, и он показывает ей разные фокусы. Ходит по партам, когда учителя нет на месте, швыряет ластики в окно, рисует каракули по всей доске и по стенам. А Харриет всегда визжит и хихикает:
– Ой, вы только посмотрите на Чарли! Такой чудной! Глупый, правда?
День святого Валентина, и все мальчишки обсуждают, что подарят Харриет валентинки. Чарли говорит:
– Я тоже подарю Харриет валентинку.
Все смеются, а Барри спрашивает:
– Да где ты ее возьмешь, валентинку-то?
– Я найду очень красивую. Вот увидите!
Но у него нет денег на валентинку, поэтому он решает подарить Харриет свой медальон: он в форме сердца, как валентинки на витринах магазинов. В тот вечер он достает из маминого ящика папиросную бумагу и тратит уйму времени на то, чтобы завернуть подарок и перевязать красной ленточкой. На следующий день, во время обеденного перерыва в школе, он относит его Хайми Роту и просит сделать надпись:
«Дорогая Харриет, я думаю, что ты самая красивая девочка на свете. Ты мне очень нравишься, и я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты была моей валентиной. Твой друг Чарли Гордон».
Хайми очень старательно выводит крупные буквы на бумаге и подсмеивается. Он говорит Чарли:
– У нее глаза на лоб вылезут, когда она это прочтет. Вот увидишь.
Чарли страшно, но он хочет отдать медальон Харриет, поэтому идет за ней из школы и ждет, пока она зайдет в свой дом. Затем прокрадывается в прихожую и вешает сверток на дверную ручку с внутренней стороны. Дважды звонит в дверь и убегает на другую сторону улицы, чтобы спрятаться за деревом.
Харриет спускается вниз и озирается в поисках того, кто звонил в дверь. Затем видит посылку, берет ее и поднимается наверх. Чарли возвращается домой и получает нахлобучку за то, что без спросу взял папиросную бумагу и ленту из маминого ящика стола. Но ему все равно. Завтра Харриет наденет медальон и скажет всем мальчикам, что ей подарил его Чарли. Тогда они попляшут.
Назавтра он мчится в школу бегом, но еще слишком рано. Харриет не пришла, и он изнывает от волнения.
Но когда Харриет появляется, то на него даже не смотрит. Медальона на ней нет, и вид хмурый.
Когда миссис Джансон не видит, он вытворяет всякие штуки: корчит смешные рожицы, громко смеется, залезает на стул и виляет задницей, даже швыряет в Харольда куском мела. Но Харриет ни разу на него не взглянула. Может быть, она сегодня забыла и наденет медальон завтра. Девочка проходит по коридору, но, когда он приближается, чтобы заговорить, протискивается мимо, не говоря ни слова.
Внизу, в школьном дворе, его поджидают два ее старших брата.
Гас пихает его.
– Ты, ублюдок мелкий, это ты моей сестре всяких гадостей понаписал?
Чарли говорит, что он не писал никаких гадостей.
– Я просто подарил ей валентинку.
Оскар, в прошлом игрок школьной футбольной команды, хватает его за рубашку, оторвав пару пуговиц.
– Ты, дегенерат, держись от моей сестренки подальше. Тебе вообще в этой школе делать нечего.
Он толкает Чарли к Гасу, и тот хватает его за горло. Чарли пугается и начинает плакать.
Тогда они набрасываются на него. Оскар бьет кулаком в нос, а Гас валит на землю и пинает в бок, а потом оба пинают поочереди, и другие дети во дворе – друзья Чарли – подбегают с криками и хлопают в ладоши:
– Драчка! Драчка! Бьют дурачка!
Его одежда порвана, из носа течет кровь, один зуб выбит. Гас и Оскар наконец уходят, он садится на тротуар и плачет. Кровь кислая на вкус. Другие дети просто смеются и кричат:
– Обманули дурака на четыре кулака!
А потом приходит мистер Вагнер, один из школьных воспитателей, и прогоняет их. Отводит Чарли в комнату для мальчиков и велит ему смыть кровь и грязь с лица и рук, прежде чем возвращаться домой…
Наверное, я был совсем тупым, раз настолько доверял людям. Не надо было верить ни Хайми, ни кому-нибудь еще.
Я никогда не вспоминал об этом до сегодняшнего дня, но все всплыло в памяти после размышлений о моем сне. Это как-то связано с ощущением, что мисс Кинниан читает мои отчеты. В любом случае я рад, что теперь мне не нужно никого просить писать за меня. Теперь я могу сделать это сам.
Но кое-что я смекнул: Харриет ведь так и не вернула мне медальон.
18 апреля
Я выяснил, что такое тест Роршаха. Это тот самый тест с чернильными кляксами, который был перед операцией. Мне стало страшно. Я знал, что Берт попросит меня найти картинки, а я не смогу. Вот бы был какой-нибудь способ узнать, что за картинки там спрятаны. Может, там и нет никаких картинок? Вдруг это проверка: не настолько ли я тупой, чтобы видеть то, чего нету? От этих мыслей я разозлился.
– Итак, Чарли, – сказал он. – Ты эти карточки уже видел, помнишь?
– Конечно, помню.
По моему тону Берт понял, что я злюсь, и посмотрел на меня с удивлением.
– Что-то не так, Чарли?
– Нет. Просто меня бесят эти пятна.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Не из-за чего кипятиться. Это просто один из обычных тестов для исследования личности. Теперь я хочу, чтобы ты посмотрел на эту карточку. Что это может быть? Что ты на ней видишь? Люди видят в этих пятнах разные вещи. Скажи, что здесь изображено, по-твоему, – что тебе приходит в голову?
Я был потрясен. Уставился на карточку, а потом на него. Этого я никак не ожидал.
– Ты хочешь сказать, что в этих пятнах не спрятано никаких картинок?
Берт нахмурился и снял очки.
– Что?
– Картинки! Спрятанные в чернильных пятнах! В прошлый раз ты сказал мне, что все их видят, и хотел, чтобы я тоже их нашел!
– Нет, Чарли. Я не мог такого сказать.
– Как это? – заорал я. Из-за чертовых чернильных пятен я разозлился и на Берта, и на себя. – Именно так и сказал! Если ты достаточно умный, чтобы ходить в колледж, это не значит, что можно надо мной издеваться! Мне уже поперек горла, что все надо мной смеются, достало!
Не помню, чтобы я раньше так злился. Не думаю, что дело в Берте, но меня будто прорвало. Я перемешал все карточки Роршаха на столе и вышел. Профессор Немур шел по коридору, и, когда я промчался мимо не поздоровавшись, он понял: что-то не так. Они с Бертом догнали меня, когда я собрался спускаться на лифте.
– Чарли! – Немур схватил меня за руку. – Погоди минутку. Что произошло?
Я вырвался и кивнул на Берта.
– Меня тошнит от того, что надо мной все смеются. Вот и все. Раньше я, может, и не врубался, но теперь-то я знаю, и мне это поперек горла.
– Никто здесь над тобой не смеется, Чарли, – сказал Немур.
– А эти пятна? Раньше Берт мне говорил, что в чернилах спрятаны картинки, которые все видят, а я…
– Постой, Чарли, хочешь точно узнать, что именно говорил Берт и что ты ему ответил? У нас есть аудиозапись тестирования. Можем ее поставить, и ты точно узнаешь, о чем шла речь.
Я вернулся с ними в кабинет психотерапии со смешанными чувствами. Наверняка они посмеялись надо мной и обманули, когда я был слишком невежествен, чтобы понять, что к чему. Я был слишком возбужден от гнева, чтобы сдаться без борьбы.
Немур пошел за кассетой, а Берт объяснил:
– В прошлый раз я говорил почти те же слова, что и сейчас. Это регламент, каждый раз я должен повторять одно и то же.
– Поверю, когда сам услышу.
Немур и Берт переглянулись. Я почувствовал, как кровь снова прилила к лицу. Они смеялись надо мной. Но потом, прислушавшись к себе, я понял причину этого взгляда. Они не смеялись – им было ясно, что со мной происходит. Я вышел на новый уровень, и гнев и подозрительность стали моими первыми реакциями на окружающий мир.
Из магнитофона зазвучал голос Берта:
– А теперь я хочу, чтобы ты посмотрел на эти карточки, Чарли. Что это может быть? Что ты видишь на этой карточке? Люди видят разное в этих чернильных пятнах. Скажи, о чем ты думаешь…
Почти тот же тон, те же слова, что и минуту назад в лаборатории. А потом я услышал свои ответы – ребяческие, несустветная чепуха. И я безвольно опустился на стул возле стола профессора Немура.
– Это и правда я?
Я вернулся в лабораторию вместе с Бертом, и мы приступили к Роршаху. Медленно проходили одну карточку за другой. На этот раз мои ответы были другими. Я видел в чернильных пятнах всякие вещи. Вот пара летучих мышей вцепились друг в друга. Двое мужчин бьются на мечах. Я воображал то одно, то другое. Но даже теперь я чувствовал, что не испытываю к Берту прежнего доверия. Переворачивал карточки, проверяя, нет ли на обратной стороне чего-то, что я должен был заметить.
Я подсмотрел, что он записывал. Но там был шифр, вроде такого:
WF + A DdF-Ad orig. WF – A SF + obj
В тесте по-прежнему не было смысла. Думаю, любой может соврать про рисунки на карточках, даже если ничего на самом деле не видит. И с чего они взяли, что я не дурачу их, выдумывая то, чего взаправду не вижу?
Может быть, я пойму это, когда доктор Штраус даст мне почитать что-нибудь по психологии. Мне становится все труднее записывать все свои мысли и чувства, потому что я знаю: это читают другие люди. Вероятно, лучше мне какое-то время держать некоторые из отчетов при себе. Надо спросить доктора. Почему это вдруг стало меня беспокоить?
Отчет № 10
21 апреля
Я придумал, как по-новому замешивать тесто, чтобы повысить производительность. Мистер Доннер говорит, это сэкономит затраты на рабочую силу и увеличит прибыль. Он назначил мне премию в пятьдесят долларов и десятку в неделю прибавки.
Хотел пригласить Джо Карпа и Фрэнка Рейли на обед, чтобы отпраздновать это событие, но Джо как раз понадобилось купить кое-что для жены, а Фрэнк собирался увидеться с двоюродным братом. Думаю, им потребуется время, чтобы привыкнуть к переменам во мне.
Кажется, все меня боятся. Джимпи вскочил и опрокинул на себя чашку с кофе, когда я дотронулся до его плеча с каким-то вопросом. Он украдкой пристально разглядывает меня. Никто из сотрудников больше не разговаривает со мной, да и детей вокруг как подменили. Из-за этого работать стало как-то одиноко.
Думая об этом, я вспоминаю тот случай, когда заснул стоя, а Фрэнк дал мне подножку. Теплый сладкий запах, белые стены, Фрэнк открывает дверцу печи, чтобы перевернуть буханки, и шумит огонь.
Вдруг все переворачивается… земля уходит из-под ног, и я стукаюсь головой об стену.
Это я, и в то же время кажется, что там лежит кто-то другой – другой Чарли. Он в замешательстве… потирает голову… смотрит на Фрэнка, высокого и худого, а затем на Джимпи, массивного, грузного, с серым лицом и голубыми глазами, спрятанными под густыми бровями.
– Оставь пацана, – говорит Джимпи. – Господи, Фрэнк, вот что ты к нему все время лезешь?
– Да брось ты, – смеется Фрэнк. – Ничего ему не сделается. Порядок, верно, Чарли?
Чарли потирает голову и съеживается. Он не знает, за что с ним так обошлись, но боится чего похуже.
– Делать тебе больше нечего, – Джимпи топнул своим ортопедическим сапогом. – Какого черта ты все время к нему цепляешься?
Оба сидят за длинным столом, высокий Фрэнк и толстый Джимпи, замешивают тесто для булочек, которые нужно испечь к вечеру. Некоторое время они работают молча, потом Фрэнк останавливается и сдвигает свою белую шапочку на затылок.
– Эй, Джимп, а как по-твоему, Чарли может научиться печь булочки?
Джимпи облокачивается о стол.
– А может, оставим его в покое?
– Нет, ну правда. Я серьезно, Джимп. Бьюсь об заклад, он может делать что-нибудь простенькое, вроде булочек.
Кажется, эта мысль нравится Джимпи, и он устремляет взгляд на Чарли.
– Может, ты и прав. Чарли, поди-ка сюда.
