Я сняла ожерелье и положила его на туалетный столик. Оно было прохладным, как всегда. Переливалось в свете лампы – красиво, идеально, безупречно. Как будто у него своя жизнь, у меня своя. Только между нами – тонкая нитка жемчуга, что держит всё вместе. Или душит. Я ещё не решила.
Я села на край кровати и посмотрела на её безупречно заправленную поверхность. Всё чисто, выглажено, как и должно быть. Только в центре – пусто. Он не пришёл. А я не злюсь. Просто… тихо.
Я легла, но сна не было. Пустота тянула за грудную клетку, как будто внутри скопилось слишком много воздуха. Мысли кружились, цеплялись одна за другую: о детях, о вечере, о том, как он посмотрел сегодня, и как не сказал ни слова, уходя. Я не обижалась. Просто… не понимала. Когда это стало нормой?
Под утро я встала и подошла к окну.
Каскала просыпалась – лениво, но красиво. Фонари ещё не погасли, а на улицах уже шевелились первые тени. Люди куда-то шли, тянули за собой сумки, открывали ставни.
Я смотрела вниз и думала, что этот город, каким бы ни был – красивым, шумным, полным солнца – он не знает, что происходит у меня внутри. Он даже не замечает. А ведь когда-то и я жила – по-настоящему, с запахами, вкусами, с ощущением времени. А теперь я просто… функция. Хозяйка. Мать. Жена. Вещь.
Глава 2
Утренний свет прокрадывался сквозь плотные шторы, растекаясь по полу тонкими золотыми прожилками, словно пытался оживить мёртвую тишину спальни. Я сидела на краю кровати, сжав в руках телефон, будто он был куском льда, срастающимся с моей кожей. Пальцы немели, пульс глухо отдавался в висках, и внутри – между рёбрами – разрасталась тревога: не резкая, не паническая, а вязкая, тягучая, как смола. Я смотрела на экран, на маленький серый архив, пришедший от неизвестного отправителя. Он не подписался. Не добавил ни фразы. Только одно имя файла – "Смотри".
Я не хотела открывать. В каждом атоме моего тела жила мольба отступить, не нажимать, забыть, выбросить, стереть. Но палец всё равно коснулся экрана – лёгким, предательским движением, и всё покатилось.
Первое изображение распахнулось на весь дисплей. Я не сразу поняла, что вижу. Чужая спальня – с неузнаваемой мебелью, постель, чуть взъерошенная, и он. Саид. Без рубашки, с растрёпанными волосами, полулежащий, с тем выражением лица, которое я не видела на нём слишком давно. Не сонный. Не уставший. А расслабленный. Удовлетворённый. Чужой. Его рука лежала на женском бедре – точёном, гладком, выверенно поданном в кадр. Лица не было, но оно и не требовалось. Не имело значения, кто она. Имело значение – кто он.
Я перелистнула дальше. Снимки сменялись, и с каждым из них мир, в котором я жила, трескался, как фарфор под кипятком. Саид на чёрном фоне – склад, ангар, парковка? Вокруг люди, мужчины с закрытыми лицами. Один на коленях, руки за спиной, взгляд опущен. Саид стоит над ним, руки в карманах, выражение лица – холодное, сосредоточенное, словно он обсуждает стоимость товара, а не чью-то жизнь. Следующее фото – он в дорогом ресторане, за столом с кем-то, кого я видела на страницах криминальных хроник. Улыбка, жест рукой, подаётся кейс. Ещё одно – его подпись на каком-то документе, а рядом – деньги. Много денег. Настоящие. Грязные.
Я не плакала. Слёзы были бы слишком лёгким облегчением. Вместо этого я чувствовала, как внутри меня лопается что-то тонкое, прозрачное и важное – как если бы рвётся связующая нить между телом и сердцем. Воздух стал густым, будто его налили в комнату ложками. Я медленно поднялась, не выпуская телефон из руки. Колени подогнулись, но я удержалась, ухватившись за край изголовья. Всё вокруг плыло, дрожало – стены, пол, собственное дыхание. Как долго я жила в этой позолоченной иллюзии? Как не увидела очевидного? Он не просто не был тем, за кого себя выдавал – он был тем, от кого я защищала детей, не зная, что самый страшный враг спит со мной под одним одеялом.
Я пошла. В коридоре было тихо, настолько, что каждый шаг звучал, как выстрел в собственной голове. Дубовая дверь кабинета приоткрылась, и я толкнула её почти беззвучно. Саид сидел за столом, склонившись над телефоном. На секунду он не заметил меня – глаза его были спокойны, взгляд сосредоточен. А потом он поднял голову, и между нами на долю секунды повисло молчание, в котором жило всё – тревога, предчувствие, сомнение. Я не дала ему времени.
– Я перезвоню, – бросил он в трубку, даже не отводя взгляда.
Я подошла и, не говоря ни слова, положила перед ним телефон. Экран загорелся. Саид посмотрел на него. Секунду. Другую. Дальше не нужно было. Всё уже было сказано.
Саид смотрел на фотографии, как на приговор. Его взгляд стал неподвижным, словно он в одно мгновение превратился в статую. Ни дыхания, ни малейшего движения. Только каменное лицо, застывшее в грозовой тени. Я чувствовала, как тянется время – как будто кто-то замедлил его специально, чтобы я успела осознать: сейчас произойдёт нечто непоправимое.
Он поднял голову, и в его глазах не было ничего человеческого. Только ярость. Чёрная, глухая, тягучая, как нефть. И прежде чем я успела сделать хоть шаг назад, Саид сорвался с места. Кресло полетело назад, грохнувшись на пол, а он оказался прямо передо мной – за два удара сердца.
Его рука взметнулась, и я почувствовала, как что-то хлестнуло по щеке. Мир качнулся. Острая, обжигающая боль вспыхнула в виске, в глазах всё потемнело, и я едва не упала, если бы не вцепилась в край стола.
– Откуда это у тебя? – зарычал он, схватив меня за плечи. Его пальцы вонзились в кожу, как когти. – Кто прислал тебе эти фотографии?
Я пыталась вырваться, но он держал меня мёртвой хваткой. Так не держат жену. Так держат врага.
От него пахло металлом, табаком и чем-то ещё – тёмным, чужим. Я чувствовала, как внутри меня поднимается паника. Не страх – животная, чистая паника.
Я уже не видела перед собой мужа. Передо мной стоял человек, которого я не знала.
И никогда не знала.
– Саид… пожалуйста… ты делаешь мне больно, – прошептала я, и голос мой предательски дрожал. Слёзы катились по щеке, пропитывая ворот платья, а он даже не моргнул.
– Больно? – Он усмехнулся. Не весело. Не злобно. Просто… пусто. Как будто я сказала что-то неуместное. – Ты не знаешь, что такое боль, Саша. Пока нет.
Он толкнул меня, резко, с силой, и я отлетела к стене. Его тело нависло надо мной, словно тень. Лоб в лоб. Его дыхание било в лицо горячими вспышками, а я чувствовала, как между лопатками собирается холодный пот.
– Я спрашиваю в последний раз, – процедил он, и губы его едва двигались. – Кто тебе это прислал?
– Я не знаю! – крикнула я, и голос сорвался в хрип. – Это были файлы! В мессенджере! Я клянусь, Саид, я не знаю, кто!
Он молчал. Смотрел. В его взгляде бушевало что-то дикое, необузданное. Но он стоял. Не двигался. Только судорожно сжимал кулаки, будто боролся с желанием швырнуть что-нибудь в стену – или в меня.
Потом резко отпустил. Отступил. Вытянулся, будто вернулся к себе прежнему. Его лицо снова стало маской – спокойной, ледяной.
– Если ты врёшь мне, Саша, – сказал он, и голос его был уже почти ласковым, тягучим, как яд, – ты пожалеешь. Ты даже не представляешь, на что я способен.
Я прижалась к стене, как можно плотнее, будто стена могла меня спасти. Дыхание сбивалось, ноги подкашивались, сердце колотилось где-то в горле. Я чувствовала, как дрожит каждая клетка моего тела.
И тут – случайность. Мой локоть задел край полки. Послышался лёгкий щелчок, и что-то внутри шкафа сдвинулось. Я обернулась.
Полка медленно, глухо, сдвинулась в сторону, открывая за собой не стену, а… пустоту.
Тайник.
Саид дернулся, но уже было поздно. Я видела.
Внутри лежали аккуратно сложенные пачки купюр, какие-то документы с гербовыми печатями, и – холодный, чёрный, безжалостный – пистолет.
Я сделала шаг назад. Мир закачался под ногами, словно я стояла не на паркете, а на досках утлой лодки в шторм.
– Это… это не то, что ты думаешь, – начал он, резко, сбивчиво, но я уже не слышала.
Перед глазами пронеслось всё: наш дом, смех детей, лето у моря, его руки на моей спине, его губы на моём лбу, его обещания. Всё это теперь было просто ширмой, драпировкой, скрывающей чёрную яму. Жизнь, выстроенная на крови и лжи.
Я смотрела на него, и не могла поверить. Не хотела верить.
– Кто ты? – прошептала я, голос едва вырвался из горла. – Кто ты, Саид? Что ты сделал с нашей семьёй? С нашими детьми?
А он молчал.
И в этом молчании было гораздо страшнее, чем в любом крике.
Глава 3
Саид медленно повернулся ко мне. Его лицо было непроницаемым, но в глазах плескалась ярость пополам с чем-то похожим на сожаление.
– Я тот, кто дал тебе все, – сказал он тихо. – Ты жила как королева, ни в чем не нуждалась. Разве этого недостаточно?
– Недостаточно? – я почувствовала, как во мне закипает гнев. – Ты лгал мне все эти годы! Ты… ты убивал людей! А эта женщина на фотографиях? Как давно ты меня обманываешь?
Он шагнул ко мне, но я отпрянула, выставив руки перед собой.
– Не приближайся ко мне, – мой голос дрожал. – Я не знаю тебя. Я не знаю, на что ты способен.
– О, ты узнаешь, – в его глазах мелькнуло что-то хищное. – Ты никуда не уйдешь, Саша. Ты часть этого мира, хочешь ты того или нет.
Я покачала головой, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
– Я заберу детей и уеду. Сегодня же.
Саид рассмеялся, и от этого смеха у меня по спине побежали мурашки.
– Ты никуда не поедешь, – сказал он спокойно. – И детей не заберешь. Ты останешься здесь, будешь улыбаться на приемах и держать язык за зубами. Потому что если ты попытаешься сбежать или кому-то рассказать, я найду тебя. И поверь, тебе не понравится то, что случится потом.
Я смотрела на него, не узнавая человека, с которым прожила столько лет. Куда делся любящий муж? Заботливый отец? Неужели все это было маской?
– Ты чудовище, – прошептала я.
– Я тот, кто я есть, – ответил он равнодушно. – И ты либо примешь это, либо пожалеешь. Выбор за тобой.
Он развернулся и вышел из кабинета, оставив меня одну среди обломков моей прежней жизни. Я медленно опустилась на пол, обхватив колени руками. Слезы текли по щекам, но я их не замечала.
Я оказалась в ловушке. В золотой клетке с монстром, которого считала любовью всей своей жизни. И самое страшное – я не знала, как спасти себя и детей.
Солнце по-прежнему светило за окном, но мир вокруг меня погрузился во тьму. Я сидела на полу кабинета Саида, окруженная доказательствами его преступлений, и понимала, что моя жизнь никогда не будет прежней.
Часы на стене мерно отсчитывали секунды, а я пыталась осознать, что теперь каждый миг может стать для меня последним. Саид показал свое истинное лицо, и оно было страшнее любого кошмара.
Я должна была что-то предпринять. Ради себя. Ради детей. Но что может сделать женщина против мафиозного босса, у которого, вероятно, вся полиция в кармане?
Медленно поднявшись на ноги, я подошла к зеркалу. На меня смотрела бледная, испуганная женщина с красным следом от пощечины на щеке. Но в глазах этой женщины появилось что-то новое – решимость.
Я найду способ выбраться из этого ада. Чего бы мне это ни стоило.
Сердце гремело в груди, будто хотело выломать рёбра и вырваться вперёд меня. Я двигалась на цыпочках по тёмному дому, как в кошмаре – том, в котором каждый звук кажется выстрелом, а каждый вдох может стоить жизни. Сумка, набитая вслепую схваченными вещами, оттягивала плечо. Я бросала в неё всё, что попадалось под руку, не выбирая. Время утекало между пальцев, как кровь из свежей раны.
Я ловила каждый скрип, каждый шорох, каждый едва уловимый звук, как хищник, ставший жертвой. В этом доме было слишком тихо, слишком плотно – воздух будто сгущался, не пуская меня к выходу. Но я шла. Через себя, через страх, через собственное оцепенение.
Коридор был залит лунным светом – тусклым, будто уставшим, как и я. Его хватало лишь на то, чтобы различить очертания. Я приоткрыла дверь в комнату Амины. Она спала. Спала, как спят только дети – сжав в объятиях своего потёртого плюшевого мишку, с приоткрытым ртом, с такими длинными ресницами, что мне стало больно от одной мысли, что придётся её разбудить.
Я замерла, ловя её дыхание – ровное, тёплое, безмятежное. И на секунду захотелось просто лечь рядом, накрыться с головой и притвориться, что всё не так. Что я не знаю. Что у нас всё по-прежнему – дом, папа, завтраки, куклы, смех…
– Амина, солнышко, – я коснулась её плеча. – Просыпайся. Нам нужно уйти. Тихо, не бойся. Быстро одевайся, ничего не бери с собой.
Она открыла глаза, и что-то в моём лице, видимо, испугало её сильнее, чем мои слова. Она не заплакала – просто смотрела. Слишком серьёзно. Слишком по-взрослому.
– Мама? Что случилось?
– Потом объясню, – выдохнула я, уже натягивая на неё платье. – Пожалуйста, просто поверь мне. Сейчас надо идти.
В комнате рядом – Абдул. Он не спал. Сидел на кровати, прямо, сжав кулаки, и ждал. Я увидела это сразу – он всё понял. Слишком много видел. Слишком много знал. Его взгляд не был взглядом мальчика. Это был взгляд мужчины, который понял, что мать сейчас сделает невозможное.
– Мы уезжаем от папы, да? – тихо спросил он.
Я кивнула. У меня не было слов. Только ком в горле и треск внутри.
Он не стал спорить. Не стал плакать. Просто молча начал одеваться. Помог Амине застегнуть сандалии, поцеловал её в лоб. Я смотрела на них – таких маленьких, таких смелых, и сердце моё рвалось в крик, в мольбу, в беззвучное «Господи, только бы успеть…».
Мы крались по лестнице, как тени. Каждый скрип под ногой казался предательством. Я сжимала пальцы детей, как будто одной своей хваткой могла утащить их с собой, даже если весь мир встанет на пути. Я почти дышать перестала. Осталась только цель: дверь.
Вот она. Вот уже моя рука на холодной ручке. Ещё секунда. Ещё вдох. Ещё шаг.
И – вспышка.
Яркий свет, выжегший глаза. Всё тело сжалось. Я машинально закрыла детей собой.
И услышала голос.
Холодный. Спокойный. Ужасно знакомый.
– Неужели ты думала, что сможешь забрать то, что принадлежит мне?
Я медленно обернулась. Он стоял внизу. Саид.
