– Если тебе не больше тридцати, – продолжил Вейж, думая, что до меня не дошло. – То ты никак не могла застать Гонника Даггана на престоле. Вероятно, из-за травмы твоя память перемешалась с историей Баата.
Он продолжил чистить рыбу, а я не могла сделать достаточно глубокий вдох. Внутри все защемило, будто… не было объяснения. Перед глазами промелькнуло одно лицо. Женское. Красивая молодая женщина. У нее клинок под ребром. Все в крови. Особенно ее меховая белая накидка. Она тянет руки ко мне. Женщина что-то говорит? Я слышу, но…
– Сейчас правит Тинг. – Вейж выдернул меня из бездны хаотичных картинок. – Король Руолан Тинг. Он занял трон после Даггана.
Король Руолан Тинг. Нет, это имя никак не откликалось внутри. Вроде и знакомое, и нет. Как бы там ни было, оно сейчас на втором плане.
– Вейж? Расскажи, что случилось с Гонником и его женой.
– Зачем тебе?
– Точно не знаю. Хочу услышать. Вдруг что-то вспомню.
– Я же простолюдин, девочка. – улыбнулся Вейж. – Я немного знаю.
– Расскажи, что знаешь или что слышал. Пожалуйста.
Вейж кивнул и нахмурился, вспоминая.
– Я тогда был очень молод, – начал он. – Помню, что у короля и королевы родился наследник. Вся страна пировала. – Вейж призрачно улыбнулся. – Что-то у них долго не получалось, и уже поговаривали, что королева Юнсу не способна выносить королевского отпрыска, как вдруг появился наследник. Как его назвали, смутно помню. То ли Кинн, то ли… не помню. – он тяжело вздохнул и бросил мимолетный взгляд на своих детей, кидающихся снежками. – В общем, маленький принц прожил недолго. Как и его родители.
– Что случилось?
– Говорю же, мы, простолюдины, мало что знаем. Разные слухи ходили, но какие правдивы… Суть у всех одна: Гонник Дагган с семьей поехал на празднество к брату жены, и где-то в пути на королевский кортеж напали. Никто не выжил. Говорили, тельце маленького принца так и покоилось в руках Юнсу, когда их нашли.
Я молчала и смотрела на рыбий глаз в ведре.
– Потом был переворот, суета. Из Династии-то никого больше не осталось… И королем провозгласили Руолана Тинга, брата погибшей королевы Юнсу.
– Того самого, к которому Дагганы ехали на пиршество? – уточнила я.
– Того самого, да.
– Вейж? – послышалось сбоку, и мы обернулись. – Обед готов. – сказала Ясналия и бросила на меня презрительный взгляд. – А ты тут поешь!
– Как скажешь. – кивнула я, не желая спорить с хозяйкой. Довольно было того, что Вейж с ней уже поссорился утром из-за того, можно мне войти в главную комнату за едой или нет. В итоге, мой завтрак прилетел в стену над головой Вейжа.
Если для того, чтоб получить еду, нужно сидеть у реки, то я буду сидеть у реки.
Я не злилась на Ясналию, даже понимала ее с какой-то стороны. Она боялась меня. Боялась так сильно, что даже долго не могла смотреть в мою сторону. Но и не смотреть не могла – ей было необходимо знать, где я. Видимо, чтоб я случайно не выпрыгнула на нее из неожиданного места.
Вейж виновато поджал губы, отставил ведра с рыбой и направился вслед за женой. На него тут же напали детишки и попытались свалить в снег. Они кричали и смеялись, а Вейж делал вид, что гонится за ними изо всех сил, но никак не может догнать. Когда уже дети чуть с ума не сошли от веселья, Ясналия загнала всех на обед. На меня посмотреть она не забыла.
С уходом ребятни стало так тихо, что лишь слабый дым из печной трубы напоминал, что я в этом мире не одна. Хотя это лишь уловка разума, фантазия, мечта, которой не суждено сбыться. Я одна. Была и буду одна, пока воспоминания не вернутся. И если они вернутся.
Смотрю на тянучую реку, на небольшую полянку у дома, покрытую снежной гладью, на белые деревья вокруг. Скоро наступит весна, и они оживут. Все преобразится. Природа знает, кто она и что ей делать. А я даже имя свое назвать не могу. Что делать, куда идти, какой следующий шаг предпринять – все эти вопросы толкались и ругались между собой.
Единственное, что я точно поняла, это отличие. Я отличаюсь от обычных людей: вижу в темноте и быстро восстанавливаюсь. Еще я не испытываю страха. Кажется, у меня просто нет этого чувства в теле. Но и это не все. Каждая моя мышца и каждая кость пропитаны незнакомой энергией. Я чувствую силу, которой, уж насколько я понимаю, не должно быть в теле раненого, тем более в таком избытке.
Думаю, река меня понимает – ее течение похоже на волну энергии, искрящуюся по моим венам.
Я точно знаю, что могу бежать долгое время без передышки. Могу быстро залезть на высокое дерево, ни разу не оцарапавшись. Могу с земли запрыгнуть на крышу этого, пусть и невысокого, дома и приземлиться на ноги… и при этом хозяева меня не услышат. Еще я могу убить Ясналию и Вейжа без всякого оружия. Обоих сразу. Тихо и бесшумно. Так, что они и не заметят.
В прошлой жизни я не топила печи и не варила похлебки, это точно. Я делала нечто иное.
Шерстяное одеяло я откинула на плечи. Вот еще одно диво: чем быстрее заживали мои раны – а это происходило на глазах,– тем меньше я чувствовала холод. Одеяло взял с собой Вейж, а не я. Без него, само собой, было хуже, но я спокойно могла находиться снаружи в льняных брюках и рубашке. Нет, если захоронить меня во льду, то, думаю, я все же умру, но на это понадобится очень много времени. Зима была мне другом, а не врагом.
Да… Я взглянула на густые облака, плывущие по небосклону… Меня тяжело убить. Это я тоже откуда-то знала. Стало даже любопытно: если бы не Вейж, умерла бы я или нет. А очнувшись посреди снежного леса, что бы сделала первым делом?
Я посмотрела на дом, из которого вышел хозяин с тарелкой и куском хлеба.
Нужно попросить Вейжа сходить туда – в место, где он нашел меня. Я должна все осмотреть. Если там произошло сражение, то следы точно остались. Хоть что-то должно было остаться, и мне нужно это увидеть.
Мужчина согласился отвести меня, но только после того, как я съем грибной суп и надену накидку Ясналии, которая, на удивление, согласилась одолжить ее. Единственное, о чем попросила женщина, это натянуть капюшон по самый нос. Когда мы уже были в пути, Вейж объяснил, что недалеко было поселение, и некоторые жители иногда наведывались к ним по разным нуждам. Значит, Ясналия боялась, что кто-то знакомый мог распознать что-то на моем лице, маячащим рядом с ее супругом.
А я все еще не знала, как выгляжу. Течение в реке было слишком бурным, чтоб вода могла отразить лицо. И такой роскоши, как зеркало, в доме не было. Поэтому, помимо длинных каштановых волос, я больше ничего не могла добавить о себе.
Шли мы недолго. Вейж сказал, что возвращался из деревни, когда увидел меня в сумеречном лесу. Сначала подумал, что это ловушка – мол много разбойников водится в этих лесах, – но потом он увидел кровь. Она пропитала снег вокруг меня, и мужчина не смог пройти мимо. И больше никого и ничего не было, сказал Вейж. Даже коня или следов, принадлежащих всадникам. Да, говорил он, весь вечер шел снег, но все же… я будто прилетела и опустилась посреди поляны, никак не потревожив гладкое снежное покрывало.
А дальше я немного помнила. Вейж привел меня в чувства, вытащил стрелу из плеча и поволок к себе. Помню, что он приговаривал, что все будет хорошо.
Я искоса глянула на моего спасителя, который рассекал по лесу широким грузным шагом. Я бы сказала ему, что не стоит быть таким добрым, но он не послушает. Любой другой прошел бы мимо. Я бы прошла мимо. Хотя нет, я бы добила раненного. Из чистого милосердия и доброты.
– Вот тут ты лежала. – Вейж указал на мягкие волны снега. – Прямо под скалой.
Я подняла глаза вверх. Грозная скала возвышалась над деревьями, защищая их и нас от северного ветра. И сплошной лес вокруг.
Вейж сказал правду: на том месте, что он указывал, была еле заметная впадина, и еще наши следы, пока Вейж тащил меня к дому, но больше ничего. Никаких признаков сражения, никаких углублений или намека на копыта, или чужие ноги. Сплошная белая гладь.
– Я же говорил. – сказал он, понимая, что я ищу. – Никаких следов. Тебя будто птицы принесли.
– Или… – перебила я и снова подняла глаза. – Я упала оттуда.
Вейж нахмурился и проследил за моим взглядом.
– Откуда оттуда? Со скалы?
Я промолчала. И судя по ее самому отвесному краю, я угадала. Он как раз располагался над местом моего долгого сна.
– Это невозможно, девочка. – устало пробормотал Вейж, поворачивая назад. – Ты бы разбилась. Это точно. Либо повредила бы себе что-то так сильно, что я бы нашел тебя уже мертвой.
Я снова промолчала. Это лучше, чем объяснить простому человеку мои догадки. Он ведь не чувствует всю эту мощь, бурлящую во мне. О, нет… Я бы не разбилась, упав со скалы. Зато теперь кое-что встало на свои места: я знаю, от чего потеряла сознание и так долго не приходила в себя. Приземление с такой высоты потребовало много времени на восстановление. Истина была в том, что Вейж обнаружил меня уже почти окрепшей, но ему об этом не суждено узнать.
– Ты иди. – сказала я, обернувшись к мужчине. – Занимайся делами. Я еще поброжу здесь.
Вейж равнодушно кивнул, а самое главное, избавил нас от мнимых предостережений об опасности леса и преступников, обитающих в нем. Они сейчас были на последней строчке моих переживаний.
Подождав, пока мужчина скроется из виду, я подошла туда, где меня нашли, и начала осторожно разгребать снег. Искала что угодно, хоть что-то. Вдруг с меня слетела какая-то брошь, которая указала бы на мой дом или имя хозяина.
Я искала долго. Солнце лениво переместилось, и скала отбросила гигантскую тень, когда холодная мокрая рука вдруг наткнулась на что-то.
Пальцы обхватили и достали стрелу. Точнее, кусок стрелы, не столь давно торчащий у меня в плече.
Это была необычная стрела. Во-первых, по всей ее идеально ровной поверхности были выжжены шаманские символы. А наконечник был покрыт золотом, или чем-то похожим на него. И покрыт так, будто его макнули в чан с расплавленным веществом. Но и это было не самым удивительным… Стрела была теплая. И чем дольше я держала ее в руке, тем сильнее она нагревалась. Спустя мгновение стало невыносимо горячо, и я расцепила пальцы, позволив стреле упасть в снег и прожечь мелкую проталину. На ладони остался слабый ожог, который тут же начал заживать.
– Хм…
Я посмотрела на стрелу, которой уже не было видно, и снова на ладонь. Как же Вейж ее вытащил? Ему бы для этого потребовалось держать стрелу больше времени, чем мне сейчас. Почему его руки целы и невредимы? Может, он был в перчатках? Точно. Я отругала себя за тупость. Если стрела нагревается от соприкосновения с плотью…
Обернув руку краем плаща, я снова подняла пронзившее меня орудие. Хотела получше рассмотреть символы на нем, но не успела запомнить первый, когда материя на руке вспыхнула, и мне пришлось выкинуть стрелу и затушить край плаща в снегу. Шипение подожженной ткани сопровождалось порцией моих ругательств. Значит, перчатки не помогли бы Вейжу. И это первый вопрос, что я задам ему по возвращении. Как он вытащил стрелу, и сколько времени на это понадобилось.
Плащ Ясналии был испорчен. Надеюсь, эта женщина не попытается еще раз зарезать меня ночью за свое подпорченное одеяние.
Я подняла глаза на скалу, возвышающуюся словно злобный великан.
Мне нужно взобраться туда.
Подъем занял много времени. Сумерки сгущались, и у меня осталось немного до того, как земля покроется тьмой. Да, я видела в темноте, но не так, как днем. Идти, не теряя направления, или убить кого-то во мраке я могла, но сомневаюсь, что смогла бы с легкостью найти что-то, чего я не помнила и не знала как выглядит.
Плащ пришлось оставить внизу на дереве, чтобы удобнее было карабкаться. И я не ошиблась, я могла залезть куда угодно – для этого мне требовались лишь крепкие выступы и впадины на скале, а тут их было немало. Раны стали напоминать о себе, они щипались и натягивались. Терпимо, но весьма раздражало. Они почти затянулись, но при подъеме на такую гору вновь заныли, будто умоляя о еще паре дней передышки, но у меня не было такой роскоши.
Когда мои сапоги твердо встали на край скалы, от солнца осталась лишь золотая полоса на горизонте. Северный ветер трепал и без того хрупкую косу каштановых волос, а рубашка развивалась будто флаг. Закрыв глаза, я вдохнула колкий морозной воздух. Вероятно, простой человек в нижней рубахе уже околел бы от холода, но меня даже мурашки не беспокоили.
Передо мной открылся океан деревьев, подпаленный оранжевым заревом. Лес, тонкая полоса реки, у которой я сидела в полдень, скошенная крыша дома Вейжа и далекая деревенька, о которой он говорил – это все, что я видела. В поселке уже загорались первые факелы, готовя своих жителей к ночи. Они, как жуки-светлячки, плавали между крошечными домиками вдалеке.
И больше ничего. Никаких признаков близлежащих городов или купеческих троп.
Теперь понятно, почему разбойники любили эти места. Тут никак не нарвешься на тех, кто может постоять за себя. И раз тут не было ничего стоящего или ведущего к чему-то стоящему, то как тут оказалась я? Память не хотела возвращаться, но я точно не принадлежала к числу низших людишек, наживающихся на убийствах и грабежах. Меня привело сюда нечто иное. Или некто иной.
Край утеса плавно перетекал из гладкого камня в такой же лес и в еще более высокую гору, на которую не было смысла карабкаться – она ровной пикой заострялась кверху.
В пяти ярдах от меня лежала мертвая лошадь. Ее закололи. Чем-то вроде меча. Она хорошо сохранилась благодаря холоду и стала лакомым кусочком для двух ворон, отрывающих кусочки мерзлой плоти. Вороны были не особо рады моему появлению и тем более тому, что я согнала их.
Был ли этот конь моим? Скорее всего, да, но я не могла вспомнить ни его имени, ни его нрава, ни того, сколько лиг этот конь прошел вместе со мной.
Седло, расчищенное от снега, не дало новых подсказок. Оно было простым, как все мое обмундирование, без каких-либо отличительных знаков. Единственная ценность, что я нашла, это кожаный мешочек, привязанный к боковому кольцу седла. В мешочке оказалось десять золотых.
Тот, кто сразил меня в бою и скинул со скалы, не был вором. У него была лишь одна цель – убить меня. И даже самые ценные монеты из чистого золота не привлекли внимание убийцы после осуществленного замысла.
Я усмехнулась. Мой убийца оказался благородным человеком с честью. Будет потеха, когда я найду его, и он увидит меня живой и невредимой. Да, скажу ему я, ты достойный воин, но совершил огромную ошибку, не удостоверившись, что я и правда мертва. И эта ошибка станет последней в твоей благородной честной жизни.
Мой взор привлекла пещера. Любой другой не заметил бы ее, но для меня пушистые сосновые ветки, густо приваленные к скале, сразу вызвали подозрение. Сосны так не растут, а значит, это искусственная защита для входа в пещеру.
Солнце почти село, но будь даже летний полдень, внутрь пещеры свет не проникал. И когда я туда вошла, дарованное мне зрение стало настоящим облегчением.
Здесь кто-то живет. Нет, здесь кто-то жил. Пещера была неглубокая и недлинная. Места всего лишь для соломенного матраса, масляной лампады с разбитой колбой и брошенного котелка с остатками замерзшей похлебки на дне. Надолго ли человек мог укрыться здесь? Наверно, ненадолго, хотя зависит от человека. Некоторые умеют выживать в любых условиях.
Но это место наспех покинули. Из-за меня? Не тот ли это был человек, с которым мне пришлось биться?
Ни под старым матрасом, ни внутри него ничего не оказалось. Как и во всей пещере. Это было ясно и без горящего факела. Тот, кто тут прятался, забрал все с собой, оставив лишь то, что неудобно или бесполезно тащить.
Я недолго пробыла в пещере, но когда вылезла, солнце уже было под горизонтом, а мутная луна лениво залезла на черный небосклон. И глянув на звезды, я поняла, что умею ориентироваться по ним не хуже, чем по солнцу или деревьям.
Обойдя скалу с пещерой, я увидела следы, уводящие в лес. И снегу не удалось, как следует, укрыть их, ведь тот, кто их оставил, тащил что-то большое за собой. Это похоже на след от мешка – он довольно широким углублением вел прямо от пещеры вглубь леса.
Следов от копыт лошади уже не найти, поэтому было не ясно, с какой стороны появилась я, да это и не особо важно. Куда важнее узнать направление мешка и человека, волокущего его. Пройдя по нему с половину лиги я поняла, что обитатель пещеры ушел в деревню, которую я видела с обрыва.
Ночью в деревне делать нечего. Если я не собиралась вламываться в каждый дом со спящими жителями, то никаких сведений мне не получить, а я не собиралась этого делать, хоть и могла.
Вернувшись к подножью утеса, я сорвала плащ Ясналии с ветки и, натянув до носа капюшон, направилась к их с Вейжом дому.
Им осталось потерпеть меня всего одну ночь. Уверена, завтра утром все мои раны полностью затянутся, и злоупотреблять гостеприимством станет неуместно. И бесполезно – тут я все осмотрела. Следующие ответы надо искать в деревне. Уверена, у них есть какой-нибудь трактир, где любят посплетничать или рассказать нечто стоящее за хорошую плату. Мои десять золотых в кожаном мешочке послужат этой цели. Точнее девять, потому как один золотой перейдет в добрые руки моих спасителей – Вейж это заслужил.
Хочется верить, что эта монета не станет наживой для воров или убийц, снующих в этой местности. Пожалуй, вместе с золотым я дам Вейжу совет, чтобы он убирался из одиночного домика у речки. Пейзаж красивый, не спорю, но его семье здесь слишком опасно жить. Лучше поближе к людям и факелам, горящим всю ночь.
Когда я подходила к дому, в заледеневших окнах бликовал слабый свет. Вейж, должно быть, ждал меня и не тушил свечи. Или это Ясналия не могла заснуть, боясь, что я, словно Бадзун-Гра, блуждаю вокруг их дома вместе со своими темными слугами.
И чем ближе я подходила, тем больше понимала… Вейж не ждал меня, и Ясналия не пыталась уснуть.
Их дети плакали и скулили. Ясналия тоже. А Вейж молил кого-то не трогать его жену и семилетнюю девочку.
Они были в доме не одни. Мой совет устарел прежде, чем я успела дать его.
Тихо подойдя к окошку, я увидела всю семью, забившуюся в угол у стола, и пятерых мужчин. Судя по тому, что верхняя юбка Ясналии была разорвана в клочья, ее и ее маленькую дочку ожидало изнасилование, а затем смерть.
Все имущество бедной семьи было перевернуто вверх дном, и не найдя ничего драгоценного, преступники собрали в свои сумки даже деревянную и глиняную посуду.
У Вейжа было разбито все лицо, слепой глаз заплыл багровым отеком, а во рту уже не было заметных зубов.
Я отвернулась от окна и глянула на мерцающую ночную реку.
Я могла бы просто уйти, и догадывалась, что в прошлой жизни сделала бы именно так. И сердце бы не дрогнуло, и сны не наполнились кошмаром и виной. Но сейчас жар разлился в груди. Жар справедливости для Вейжа и его семьи. И еще чуть выше – посреди горла – стоял толстый комок долга. Я должна Вейжу за свое спасение. И даже если он сгинет с этого света через неделю, месяц, год… Именно завтра он проснется в своем доме со своей семьей и даже со всей своей дешевой посудой.
Уличную дверь я распахнула с грохотом. Пусть знают, что кто-то идет, и перестанут наконец тискать маленькую девочку. Ее визг… Слышать его было невыносимо.
Дверь из моей комнаты в главную была открыта. Оттуда теперь не было слышно ни звука, и как я предполагала, к шеям всех членов семьи уже было приставлено по ножу.
– Вам следовало взять все, что успеете, и уйти. – сказала я, ступая внутрь большой комнаты.
Пятеро разбойников, Вейж, Ясналия и детишки уставились на меня. Первые тут же глянули в окна, чтобы узнать, с кем я пришла.
– Там нет никого. Можете не отвлекаться. – произнесла я и скинула капюшон.
Все пятеро вздрогнули, отступили назад и переглянулись. Значит, все же что-то на моем лице есть. И это что-то заставляет их глаза заливаться ужасом, жидким и тягучим.
– М… мы уй…дем. – еле выговорил самый крупный. – Мы оставим… оставим все и уйдем.
