– Есть хочешь? – спросил он, промывая вторую рану.
– Если что-то имеется…
– Гороховая похлебка.
– Пойдет. – сказала я, он кивнул.
Отставив таз, мужчина принес сверток, от которого веяло гнилой мятой. Я снова подняла край рубашки и отвернулась от этого смрада.
– Как тебя зовут? – спросила я, чувствуя, как его загрубевшие пальцы наносят прохладную смесь на раны.
– Вейж. А тебя?
– Я не помню. – эту фразу я уже произнесла больше десятка раз, пока он тащил меня до своего жилища.
– А что-нибудь ты помнишь? Хоть что-то?
– Единственное, что я помню, это твою бороду, нависшую надо мной, деревья и холодный снег.
– Больше ничего? – еще раз уточнил Вейж, вытирая мазь с рук.
– Больше ничего.
Мужчина пошел к двери, чтобы я могла снять брюки и обработать оставшиеся раны, но обернулся с очередным вопросом, но заговорил не сразу.
– А ты… – помедлил он. – Ты знаешь, кто ты?
– Ты имеешь в виду, чем я занимаюсь? Ремесло?
– Что-то вроде того.
Я подумала, глянула на оружие, которого на мне оказалось немало, и снова на Вейжа.
– Предположу, что я какой-то рыцарь или легионер.
– У рыцарей другие доспехи, более массивные. – сказал Вейж то, что я и так знала. – А легионеры обязаны наносить герб своих хозяев на железо. Впрочем, и рыцари наверно тоже. Все военные обязаны.
Я нехотя кивнула. Правила мира я более-менее помнила. Частями. Хаотично. Но других идей вообще не было, поэтому я предположила, что может быть относилась к какому-то новому хозяину, или может кузнецы еще не успели нанести нужные символы на мою сталь.
Но я слышала, как Ясналия пыталась назвать меня кем-то, а Вейж заткнул ее. Вероятно, они лучше меня понимали кто я.
– Если ты знаешь, кто я, просто скажи. – серьезно попросила я, глядя на мужчину.
Он поджал губы и покачал головой.
– Если ты думаешь, что я тут же убью тебя, если ответ мне не понравится, то обещаю, что не убью. – снова попыталась я.
– Не в этом дело. – выходя, произнес Вейж. – На твоем месте я бы не хотел знать.
Дверь закрылась.
Мурашки по спине от сквозняка или от его ответа?
Вся оставшаяся мазь ушла на ногу, раны на которой отличались от других. Либо я дралась с несколькими противниками, либо с одним, но он орудовал разными клинками.
Хорошо бы вспомнить, кто меня так отделал. И хорошо бы вспомнить, что меня вырубило… Ни одна из таких травм не могла послужить долгому обмороку, а Вейж сказал, что, судя по покрывшему меня снегу, я долго пролежала в лесу. И еще немалое время я приходила в себя, пока он тащил меня в дом.
Дверь распахнулась. Грозным шагом вошла Ясналия, кинула мне в ноги стопку чистой одежды и с такой же грацией ушла обратно.
– Спасибо. – тихо сказала я в пустоту и натянула льняные штаны и свежую рубаху, пахнущую мыльнянкой.
Мазь уже начала действовать – вместо боли я чувствовала лишь морозное покалывание. А в голове до сих пор стоял туман, будто я в любой момент могла снова провалиться в бесчувствие. Чем же меня огрели? И куда, если на голове не было никакой значительной раны? Лишь разрыв над бровью и порез на щеке.
Я уже знала, что быстро восстановлюсь. И теперь настала пора разобраться, откуда я это знала.
Подняв грязную одежду и доспехи с засохшей кровью, я вымыла их и принялась осматривать. Вейж был прав: ни одного отличительного знака, никакой метки и никаких цветов, кроме черного и коричневого. Обычно военное обмундирование включает хоть какие-то цвета своего хозяина. Хоть один. Но мой метал был гладким и серым, а кожа просто черная.
Лишь портупея сделана из коричневой кожи, на вид старая, но все еще прочная. И довольно гладкая, как и защитный корсет. Хотя… нет, не вся. Я поднесла ремешки ближе к свету. Да, на скрещении ремешков оказалась крошечная гравировка. Три языка пламени, образующие трезубец, и полумесяц в самом низу трезубца.
Ясналия не могла разглядеть этот символ, пока портупея была на мне. И Вейж вряд ли мог. Гравировка слишком незаметная, маленькая. Значит, они поняли кто я, по другим отличиям.
Вода в тазу стала слишком грязной, чтобы показать мое отражение. И на ощупь мое лицо было вполне обычным.
Дверь открылась, Вейж вошел с миской, от которой веяло горохом. В животе тут же заурчало. И хоть на вкус это было отвратительно, я опустошила миску раньше, чем капля воска скатилась со свечи.
Больше со мной никто не разговаривал. Я тоже не знала, что спросить – в голове до сих пор рябило.
Вейж постелил на пол полотно, набитое соломой, и дал тонкое шерстяное одеяло.
– Это все, что есть. – будто виновато сказал он, затушил две из трех свечей и ушел.
Я особо не помнила, как их дом выглядит снаружи, но как понимаю, тут всего две комнаты. Эта – со скамьёй, тележкой, разными рабочими инструментами и мной. И другая, в которой краем глаза я увидела печь, деревянный люк, ведущий в погреб, маленький стол, скромную кровать и двух до смерти напуганных детишек, которых Ясналия спрятала в подпол. От меня.
Может, я и видела жилища скромнее, чем это, но сердце укололо жалостью и виной. У этих людей и так ничего не было.
И когда я легла на соломенную подстилку, придумала первый вопрос для Вейжа на завтра. Я спрошу, почему он приволок меня домой, а не бросил в лесу подыхать. Как минимум, мог сберечь свою мазь и целую миску гороховой похлебки.
И хорошо бы вспомнить свое имя.
С этой мыслью я задула последнюю свечу.
Скрип половицы. Я сразу открыла глаза.
Ко мне кто-то крался. Женщина. Ясналия.
Оказывается, я вижу в темноте почти так же хорошо, как днем. Просто все в серо-зеленых оттенках. Наверно, кошки видят так же.
Ясналия не могла меня видеть, но передвигалась бесшумно, не касалась ничего лишнего. Она хорошо знала свой дом и думала, что я либо сплю, либо никак не могу разглядеть ее в таком мраке. Но к ее несчастью…
Я перевела взгляд на длинный охотничий нож в ее руке. Должно быть, она взяла его у мужа. А он, должно быть, спит и не подозревает, до какого отчаяния довел супругу своим милосердным поступком. Мне жаль, что я внесла разлад в их и без того непростую жизнь.
Я не шевелилась и спокойно наблюдала, как женщина села около моей подстилки и занесла нож.
Ее рука сильно тряслась. Даже если она решит дойти до конца, из-за страха рискует оставить на мне еще одну рану, но не смертельную. Нужно быть точно уверенным в том, что делаешь, когда в твоей руке нож. Обратного пути может не быть. Но у Ясналии он есть. Я дам ей его.
– Иногда страх заставляет делать нас необдуманные вещи. – негромко сказала я.
Женщина дернулась и застыла от неожиданности.
– Во-первых, это вещи, которые потом не дадут тебе спать по ночам. Во-вторых, советую подумать о том, Ясналия, что будет, если тебе не удастся убить меня с первого удара.
Женщина тяжело дышала. Нож в ее руке трясся еще сильнее. Я видела, что ее глаза широко раскрыты… будто пустоты на лице. Она в ужасе и не знает, что делать дальше.
– Ясналия, – так же спокойно сказала я. – Не позволяй страху управлять тобой. Иначе встретишься с последствиями, вынести которые будешь не в силах.
Прошло мгновенье. Другое. Ясналия не двигалась, лишь дышала. Все так же тяжело и прерывисто.
Я уже подумала, что она не отступит от затеянного, и беззвучно вытащила руку из-под одеяла, как Ясналия поражённо вздохнула и обмякла всем телом. Рука с орудием плавно опустилась, и женщина заплакала. Так робко и тихо, что мое сердце сжалось от сочувствия – небольшого, ведь она собиралась меня убить, но все же я сочувствовала ей.
– Верный выбор, Ясналия. – сказала я и отвернулась лицом к стене.
Больше мне нечего ждать от нее, я уверена.
Через мгновение дверь в их комнату открылась и закрылась.
Навряд ли женщина сможет уснуть, но по мою душу она больше не сунется.
– Давай с начала? – предложил Вейж, разрезая рыбье брюшко. – Ты помнишь, где находишься?
Мы сидели на берегу реки с ведрами: в некоторых был свежий улов, в другие Вейж кидал уже разделанную рыбу. Я предложила помощь, но мужчина ответил, что мне нужно побольше отдыхать. Думаю, он просто не доверял мне в разделке, хотя я не помню, занималась ли когда-то этим в прошлом. Но я точно откуда-то знала, что эта река зимой не замерзает, и даже рыба не уходит – она спускается на глубину, но ее в достатке.
– Баат. – ответила я, выдохнув облачко пара, и плотнее закуталась в шерстяное одеяло. – Раньше нашу землю называли Нефритовой Империей, но сейчас это Баат.
Вейж кивнул, взял новую рыбу и задал следующий вопрос:
– Баат делится на четыре части. Какие?
– Северный Юшен, Восточная Тарта, Кейлин-Горда на юге…
– А на западе?
Я пыталась вспомнить, но тщетно.
– Не помню. – гневно выдохнула я.
– Западный край – это Эбис. – подсказал Вейж, я кивнула. – Ты помнишь город, в котором родилась?
Я повернулась на детский смех у дома. Ясналия попросила увести меня к реке, чтобы дети смогли помочь ей и поиграть на свежем воздухе. Как я поняла, она собиралась держать их подальше от меня, насколько это возможно. Я бы сказала, что не планирую убивать их двойняшек-семилеток, но вряд ли женщина поверит.
– Вроде я родом из Йоса. – ответила я и снова посмотрела на Вейжа. – Зачем ты спас меня?
– Не надо было?
– У вас и так ничего нет, и даже один лишний рот будет ощутимой обузой.
Вейж ухмыльнулся, но печально:
– Это не оправдание для того, чтобы бросить человека умирать в сугробе.
– Никто бы и не узнал…
– Я бы знал! – рявкнул Вейж и грозно посмотрел на меня.
Сейчас он был похож на сурового рыбака, не терпящего пререканий. Словно сердитый отец смотрел на нашкодившего сына-сорванца.
Я спокойно выдержала этот взгляд.
Лицо Вейжа тут же смягчилось, подобрело, и он вернулся к рыбе.
– Мы живем бедно. – продолжил он. – Но стараемся жить по чести, правильно. Как я могу быть отцом, если пройду мимо умирающего человека и не подам руки?!
– И гороховой похлебки?
Вейж улыбнулся, кивнул и вернулся к проверке моей памяти:
– Кто сейчас правит?
– Династия Дагган. – без промедления ответила я. – Король Гонник Дагган и его жена, королева Юнсу.
Вейж хмуро посмотрел на меня и даже рыбу чистить перестал.
– Хм…
– Что? – спросила я.
– На вид тебе, – заговорил Вейж, осматривая мое лицо. – Не больше тридцати лет.
Я не поняла, к чему это он.
– Так как я себя не видела, то поверю на слово. К чему ты это, Вейж?
– Династию Дагганов истребили тридцать лет назад… или двадцать девять… ну, около тридцати лет назад.
Внутри похолодело. Сердце сжалось до орешка. Я не поняла, почему.
