– Дракон с вами, какая операция! – опешила та. – Солару помолимся, хворь-то и сама пройдёт…
– Эта – не пройдёт, – терпеливо объяснял Брен. – Сейчас у вашей дочки плохо работают рука и нога, но, вероятнее всего, ей станет хуже. Она может ослепнуть или оглохнуть в любой момент, а со временем нога и рука вовсе перестанут двигаться. И если опухоль будет расти, то исход один – смерть. Нужно оперировать. Срочно.
Женщина отчаянно прижала руки к груди, широко распахнув безумные от горя глаза. Ей потребовалось не меньше пяти минут, чтобы прийти в себя и спросить:
– Сколько?..
– Триста арчантов, – спокойно ответил Брен.
– Да вы что! Это ж какие деньжищи! – воскликнула женщина и заметалась взглядом по клинике. – Отдайте Маречку, мы Солару помолимся, он беду-то и отведёт!
Как любой врач, брат не особо жаловал ситуации, когда из кожи вон лезешь, чтобы пациенту помочь, а он потом за исцеление бьёт поклоны богу. Не жаловал, но и не пресекал. Лишь бы настрой у больных был правильный, а уж кому они благодарность вознесут после выздоровления – их дело.
– Так может, неспроста вас именно сюда Солар привёл? – тихо спросил Брен. – Если такой суммы у вас нет, то несите столько, сколько есть. Девочку я забираю на операцию сейчас же.
– А если нисколько нету? – спросила женщина, с недоверием изучая лицо брата.
– Девочку я всё равно прооперирую, – вздохнул Брен. – Не нравится мне, что её состояние настолько резко ухудшилось. А вы уж сами решайте, сколько можете заплатить.
От гордости за брата сердце забилось чаще, и мы с Лиорой обе посмотрели на него с восхищением и любовью. Не каждый человек может быть столь благороден и щедр к другим, когда у него самого одни лишь проблемы и долги.
Женщина неуверенно потопталась на месте, а потом заговорила совсем иным тоном, жалобным и потерянным:
– Вы уж… вылечите Маречку-то. Я вам медку принесу. Пасека у моих родителей хорошая, на ярмарке отбоя от покупателей нет. Вы уж… позаботьтесь как-то. Может, и правда лучи Солара меня к вам привели…
Я подошла к матери, на которую столько всего свалилось этим утром, и взяла за руку. Её сухие, натруженные пальцы сжали мою ладонь с неожиданной силой. Я провела по загорелому запястью, вырисовывая успокаивающее заклинание. Магия мягко впиталась в смуглую кожу и растворилась. Жесткие носогубные складки и морщины на лице женщины почти мгновенно разгладились, и она посмотрела на меня совершенно иначе – спокойнее и благожелательнее.
– Вы можете подождать здесь или вернуться через пару часов. Ваша дочь в надёжных руках, – сдержанно и твёрдо сказала я. – Лучшее, что вы можете для неё сейчас сделать – сохранять присутствие духа. Помолитесь Солару, он как раз скоро войдёт в зенит.
Женщина, имени которой я так и не спросила, тяжело мотнула головой. То ли кивнула, то ли, наоборот, не согласилась со мной.
– Я скоро вернусь, вы только исцелите Маречку, – охрипшим голосом проговорила она, а затем исчезла за дверью.
Я обернулась к брату с сестрой как раз вовремя: Брен погрузил малышку в глубокий сон и скомандовал:
– Переодеваемся и моемся. Лира, готовь операционную. Адель, обработай инструменты.
– Уну будить? – спросила сестра.
– Буди. Случай редкий, я хочу, чтобы вы попрактиковались. Эх, жалко остальные девочки у Разлома, им тоже не мешало бы увидеть эту опухоль. Это пятый раз за все годы практики, когда я встречаю подобную, а у ребёнка – и вовсе первый. Опухоли очень редки и встречаются только у полуденников, а именно такая – случай уникальный.
Спустя полчаса всё было готово. Мы с сёстрами стали неотличимы друг от друга – в одинаковых белых халатах, тканевых масках, с убранными под шапочки волосами. Брен руководил операцией привычно и уверенно, а мы втроём с благоговением смотрели и слушали его наставления:
– У детей важно как можно быстрее остановить кровотечение, крови у них мало. Поэтому сразу применяем заклинание закупорки. Практически одновременно с тем, как рассекаем ткани скальпелем. Чем меньше кровопотеря, тем лучше.
Удивительно, насколько естественно выглядела опухоль! Практически неотличимо от других тканей, и если бы Брен на неё не указал и не назвал признаки, сама я бы вряд ли сумела её обнаружить.
Операция заняла почти три часа, у нас получилось аккуратно удалить опухоль, но сил ушло неимоверное количество, особенно на сращивание костей черепа.
К обеду на голове маленькой пациентки осталась лишь выбритая полоска кожи с ярким розовым шрамом. Брен озаботился даже тем, чтобы сделать операционный надрез в месте, где его не будет видно под густыми кудряшками.
– Я мыться и спать, – со звоном побросал он инструменты в лотки. – Вечером мне нужно вернуться к Разлому, а я устал, будто всю ночь чугунными кирпичами жонглировал. Посплю тут. Разбудите меня на закате.
Отдав распоряжения, брат удалился в заднюю комнату, а мы с сёстрами окружили спящую девочку, такую хорошенькую и забавно приоткрывшую ротик во сне.
– Может, мать за ней не придёт… – неожиданно проговорила Лира. – Тогда мы её удочерим.
– Ты в своём уме? – изумлённо отозвалась Уна. – У нас даже на себя денег не хватает, куда нам ещё детей? Чтобы они тоже жили впроголодь?
– Можно подумать, ребёнок много ест, – насупилась Лира.
– Дело не в том, сколько она ест, а в том, что мы сможем ей дать, – ответила Уна.
– Девочки, не сходите с ума, – одёрнула я обеих. – Мать за ней обязательно вернётся, иначе и быть не может.
Мы втроём тяжело вздохнули, любуясь Маречкой, а потом Лира погладила маленькую ладошку девочки:
– Зато теперь с ней всё будет хорошо.
– Да, – согласились мы.
Каждая в тот момент думала о том, что нам суждено вот так лечить и утешать только чужих детей, и это причиняло боль, которую мы тщательно скрывали даже от себя.
Когда мать малышки вернулась, та ещё спала. Женщина поставила на пол тяжёлую сумку с несколькими большими банками мёда и вопросительно посмотрела на нас. Мы разбудили девочку, и она сама выбежала к матери. Суровое, обветренное лицо расцвело в улыбке и преобразилось. Именно ради таких моментов стоило работать целителем.
Рассыпавшись в благодарностях, полуденницы ушли, а мы с сёстрами разобрали сумку с дарами и устроили чаепитие.
Других пациентов не было, но перед закатом колокольчик у двери внезапно зазвонил.
Внутрь вошёл молоденький парнишка в форме императорского курьера и объявил:
– Послание для нобларда Бреура Боллара.
Пришлось будить брата раньше, чем планировалось. Он принял от курьера засургученный государевой печатью конверт и расписался в ведомости, поставив оттиск родовой печати.
– Что там? – с нетерпением спросила Лира, когда курьер ушёл, и мы остались в клинике одни.
– Ответ из Имперской Канцелярии, – оповестил Брен, просматривая документы. – Прошение о пересмотре отказа, которое я отправил утром, удовлетворили. Быстро как! Что ж, Адель, если ты всё ещё хочешь должность гарнизонной целительницы, то она твоя.
– Хочу, – твёрдо заявила я. – А с Блайнером разберусь сама. Он ещё пожалеет, что посмел со мной так обращаться!
Двенадцатое эбреля. На закате (7)
Кеммер
Кеммер не верил своим глазам. Нет, этого просто не могло быть.
Однако письмо лежало перед ним на столе, и приписка уверенным почерком императора гласила: «Аделину Боллар назначить гарнизонным целителем Седьмой Эскадрильи с испытательным сроком три месяца. В случае категорического отказа командора Блайнера – отозвать из части весь вспомогательный персонал. Возможно, если лётчики начнут сами стирать свои портки, это опустит их с небес на землю».
Точка. Дата. Подпись.
Вот драконово дерьмо!
Сказать, что Кеммер был в бешенстве – не сказать ничего. Пространство вокруг заискрило так, что бумаги над столом задрожали и плавно поднялись в воздух. Запахло озоном, а на металлическом корпусе писчего набора заплясали крошечные молнии.
Такого развития событий командор не ожидал. По мнению Блайнера, никто не смел указывать ему, как управлять его частью, даже император. И до тех пор, пока он безукоризненно справлялся со своими обязанностями, никто не должен был вмешиваться в его дела.
Что ж, если эта Боллар не понимает по-хорошему…
Кеммер легко поднялся из-за рабочего стола и потянулся, как сытый, разомлевший на солнце леон. Его маленькая упрямая противница ещё не знала, на что подписалась, и он намеревался её удивить.
Для начала прогулялся к старому медблоку и примыкающим к нему личным покоям гарнизонного врача. Помещение стояло тёмным: ставни были плотно закрыты, а дорожка, протоптанная в пыли, вела к шкафу с настойками и снадобьями. Обычно, если у бойцов прихватывало живот, они сами приходили сюда в поисках лечения. Всё равно алкогольсодержащие и обезболивающие настойки здесь никто не хранил, они лежали у интенданта на складе, и их осмеливались просить, только если что-то действительно болело.
Негоже такой красавице работать в столь убогих условиях. Нужно выделить ей помещение классом повыше. Опять же, старый медблок расположен практически на противоположной стороне штаба, а вдалеке от командора упрямая Боллар не сможет насладиться его блистательным обществом и, вероятно, начнёт наслаждаться чьим-то ещё обществом, что категорически не входило в планы Кеммера.
С ухмылкой на лице он вернулся к своему кабинету, дошёл до самого конца коридора и распахнул дверь в незанятые покои второго заместителя, капитан-интенданта. Так как Кирк Лейн был женат, он проживал в семейных апартаментах, что располагались на удалении от штаба и казарм.
Несомненное достоинство пустующих покоев состояло в том, что рабочие кабинеты командора и его заместителей находились в конце одного коридора, а значит, Кеммер сможет приглядывать за тем, кто из его подчинённых возжаждет лечения. Придётся, правда, держать открытой дверь к себе, но это временное неудобство он вполне переживёт.
Командор вошёл внутрь и огляделся. Что ж, вместо гостиной можно сделать приёмную или смотровую, вместо просторной спальни – палату на пять или даже шесть коек со своей ванной. А вместо узкой каморки с прилегающим к ней небольшим туалетом с лейкой душа, торчащей из стены – личные покои нобларины Боллар. Даже замок есть, так что она сможет запираться изнутри. На этом, правда, удобства заканчивались, но покосившийся шкаф и продавленную кровать он вполне найдёт, это же воинская часть. Достаточно заглянуть на склад, а там такого барахла – хоть поездами вывози.
Довольный своей задумкой, Кеммер отправился на поиски заместителя по хозяйственной части. Капитан-интендант нашёлся на складе, где совместно со старлеем Делейра?дом и семью мучительно потеющими курсантами проводил инвентаризацию.
– Кирк, можно тебя на пару слов? – позвал командор.
Тот обернулся на голос и отсалютовал, а затем отдал несколько распоряжений подчинённым и двинулся в сторону Кеммера.
– Ясной ночи. Что требуется? – бодрым голосом спросил интендант.
Тёмно-зелёные, почти карие глаза и небольшого размера височный узор свидетельствовали о слабом даре, но мощь заведующего имуществом и вооружением части не в магии, а в умении вести учёт и планировать, в чём рыжеволосому Кирку не было равных. Всё-таки почти двадцать пять лет службы за плечами.
– Обставить твои пустующие покои так, чтобы в них мог вести приём новый гарнизонный целитель. Часть шкафов и коек нужно будет перенести из целительского блока, а ту клетушку, которую раньше отводили адъютанту, оборудовать под спальню.
– Ну так… неудобная же получится спальня, – недоумённо кашлянул интендант.
– Я на это очень рассчитываю и искренне надеюсь, что будущему гарцелю станет настолько неуютно в нашей негостеприимной части, что возникнет желание покинуть её как можно быстрее, – ухмыльнулся Кеммер. – При этом хочу, чтобы приёмная и больничная палата выглядели безупречно. Негоже моим бойцам сомневаться в том, что я забочусь об их здоровье.
Интендант кашлянул ещё раз, сморщил лоб, потёр конопатый нос, а потом посмотрел на командора:
– Что, сынка чьего-то бестолкового присылают? Ну, так это… перевоспитаем. Не первый раз же.
– Хуже, Кирк, – мрачно отозвался командор. – Гораздо хуже. Такое не перевоспитывается.
– Эвона как… – удивлённо протянул интендант и спросил: – Так кого ждём?
– Увидишь. И уж постарайся, чтобы целительский кабинет получился на славу. А покои… Даже не знаю, удиви меня. Прояви фантазию и военную смекалку. Всё, исполняй.
– Есть исполнять! – насмешливо отсалютовал Кирк и исчез в направлении склада.
Можно не сомневаться, что задание будет выполнено в лучшем виде.
Остальное время до конца ночи Кеммер провёл в кабинете – краем глаза приглядывал за суетящимися военнослужащими, спешно красящими стены будущего медблока в белый, за таскающими туда-сюда мебель курсантами Кирка и за самим капитаном. Испоганенное настроение улучшилось, когда командор заметил, какую рухлядь понесли в «спальню» нобларине Боллар. Он уже предвкушал истерику, которую она устроит, и сочинял письменный выговор с занесением в личное дело. Ради такого случая он даже подготовил красивую папочку – чтобы было куда выговоры складывать.
Ладно, три месяца он как-нибудь продержится, если Боллар сама не уедет раньше. А если останется, то у него к моменту окончания испытательного срока будет целая стопка выговоров и возможность благополучно уволить её за дисциплинарные нарушения.
Конечно, придётся неустанно её опекать, пока она в части, не хватало ещё, чтобы с ней действительно случилось какое-нибудь дерьмо. Однако командор изо всех сил надеялся, что надолго Боллар не задержится.
– Кирк, зайди ко мне! – гаркнул Кеммер, завидев проходящего мимо интенданта.
– Да? – с готовностью откликнулся тот. – Часа через полтора всё будет готово. Даже стены высохли. Мы их чуток магией подсушили, так и не скажешь, что только сегодня покрасили. Что-то ещё?
Кеммер коварно улыбнулся:
– Ну конечно. Униформа. Помнишь, у тебя осталось два сшитых на заказ комплекта для госпожи Кегина?ны? Ты ещё писал в другие части, спрашивая, нужны ли они кому-то? Их же так и не забрали?
Брови цвета тёмной меди недоумённо взметнулись вверх.
– Нет, не забрали. Но ты уверен?
– На все сто процентов, – командор злорадно сверкнул глазами. – Она хочет войну? Она её получит!
Тринадцатое эбреля. На закате (8)
Адель
От волнения сбилось дыхание и началась нервная дрожь. Повторно входить в кабинет, из которого последний раз вылетела пулей, было страшно. Однако я твёрдо решила во что бы то ни стало зацепиться за должность и поставить командора на место. До тех пор, пока буду качественно выполнять свою работу, Блайнер не сможет меня уволить, а если он снова начнёт отпускать оскорбительные замечания, то последую совету брата.
Хотя в прошлый раз пощёчина особого удовольствия не принесла, командору она всё же не пришлась по вкусу, а значит, оставляем в арсенале на крайний случай.
Остановившись перед массивной деревянной дверью, я глубоко вдохнула, покрепче сжала ручку старого папиного саквояжа и трижды постучала.
– Войдите! – раздался глубокий, раскатистый голос.
Я заволновалась ещё сильнее, но отступать было некуда.
Унимать биение сердца пришлось магическим образом, а то оно заколотилось так сильно, что это начало отвлекать.
