Я лишь ухмыляюсь, уже собираясь сказать, что Истрия не знает сослагательных наклонений.
– О! Смотлите! Вот и Втолой! – вскидывает бывший вождь руку, как мальчишка, указывая на происходящее внутри, будто и не стоят перед нами вековые стены.
От Кремля проносятся кортеж чёрных отечественных люксовых автомобилей.
– Я думал, – вскидывает бровь мой собеседник, – он плиедет позже. Смотли-ка. Вовлемя.
– А почему Второй? – не удерживаюсь от вопроса я.
– А Вы, батенька, легенду не знаете? Пло эпоху пелемен, пло тлёх Владимилов подле Клемля? Один лежит, другой сидит, а тлетий стоит…
– И? – до сих пор не понимаю я. Тот, что лежит, это Вы в своём мраморном шалаше, да? Сидит в Кремле понятно кто. А кто же Третий, что стоит?
– Ну, спелва я думал, что это памятник Владимилу на Боловицкой Площади, но ничего не плоисходило. Тепель понял – вот он Вы! Стоите подле Клемля!
Я смеюсь нарочито пренебрежительно.
– От моего здесь стояния ровным счётом теперь ничего не изменится! Вот если бы мне родиться до Вас и предотвратить все те безо… исторические ошибки, я бы…
– Вы точно готовы к этому? – спрашивает, мило улыбаясь, некогда критикуемый мной человечек.
– Как Пионер – всегда готов, дедушка!
Внешне Он моложе меня, но я по привычке воспринимаю его как дедушку. Видимо, сказывается старое советское воспитание, привитое с детства.
Дедушка подсучивает брючины, будто собирается сыграть сейчас в футбол, и, размахнувшись маятником ноги, неожиданно отвешивает мне пенделя!
– Поехали! – только и слышу я сквозь лопающееся время.
Глава Первая. Слава Богу, ты Пришёл!
1. Защита Престола и Отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское население, без различия состояний, подлежит воинской повинности.
(Устав о воинской повинности от 1 января 1874 года. Глава I. Положения общие)
Двадцать Пятое Мая по старому стилю (Шестое Июня) Тысяча Восемьсот Шестьдесят Седьмой год по Скалигеру. Париж, Булонский Лес.
– Какого чёрта?! – успел лишь крикнуть я, когда на меня навалился непонятно откуда взявшийся верзила в странной солдатской форме времён Царя Гороха.
Мой возглас относился к Вождю, но и к данному инциденту тоже мог быть отнесён на все сто.
Что это за театрализованное представление решили разыграть мои почитатели? И где я лежу, дьявол подери? На лафете своего гроба? Нет.
В ушах звенело эхо, видимо, недавнего выстрела, раздавшегося где-то совсем рядом. Я даже отчётливо вижу неподалёку мужика с разорванной от выстрела рукой и дымок от сожжённого пороха. Мужика в странных одеяниях уже скручивают стражники в ещё более нелепых нарядах, чем тот, что повалил меня на пол какой-то повозки.
– Ваше Императорское Высочество, не извольте гневаться! На Вас было совершено покушение, я всего лишь спас Вас.
Но до меня пока не дошёл смысл сказанного им. Я видел лишь лошадь, что ещё падала передо мной. Видимо, именно она и заслонила меня от выстрела того убогого. И это её кровью забрызгало всё вокруг!
Кто покушался на меня и так уже мёртвого? И откуда весь этот маскарад?
– Олежа, а ты ничего не попутал? – это уже реплика очередного актёра, что важно восседает на скамье повозки прямо перед моими глазами. – С чего ты решил, что покушались на моих сыновей, а не на нас с Императором?
"Императором?" – лишь дошло до меня из всего сказанного лицедеями.
Ха! И вправду! Рядом с этим ряженным сидел не менее пафосный клоун в мягкой широкополой шляпе с войлочными или фетровыми закруглёнными краями, да ещё и с атласной лентой и пером на чашечке. Почему-то хотелось назвать его Наполеоном, хотя он и не был в двуугольной шляпе, и лицо его было совершенно не как у классического французского монарха. Да и походил он, скорее всего, на Барона Мюнхгаузена с острой бородкой и длиннющими усами, торчащими в разные стороны.
– Представляете, папа?, оказывается, некоторые считают, что из нас всех Бульдожка самый важный! – раздаётся молодой голос позади меня со скамьи, что напротив этих двух лицедеев.
Я поворачиваю голову и вижу смеющегося паренька, также одетого в старинный армейский костюм офицера.
– Ни хрена себе! – непроизвольно выражаюсь я. – Сдёрни отсюда! Что ты такое говоришь?
И пытаюсь не без помощи сбившего меня вояки сесть на свободное место подле этого паренька. Хоть бы помог молокосос старику! Но он даже руки мне не соизволил подать, дабы помочь подняться.
Тем временем служака, уже убрав от меня руки, обращался к заговорившему первым театралу:
– Извините, Ваше Императорское Величество! Угроза была не обоим Вашим сыновьям! Цесаревичу Николаю Александровичу ничего не угрожало. Угроза жизни была только князю Александру Александровичу.
"Что это они передо мной разыгрывают? И как это представление вписывается в ритуал моих похорон? И как они, чёрт побери, видят меня?"
Лишь потом до меня доходят имена перечисленных. Николай и Александр…
"А дядьку тоже Александром зовут? Ну, да, раз они его сыновья, и оба Александровичи. Постой, что значит – оба? Второй сын кто? Я?!!"
Рядом заверещал Мюнхгаузен:
– Je ne sais pas qui a tirе, si c'est un Italien, alors le mien, si le Polonais, le V?tre! (Я не знаю кто стрелял, если это итальянец, то мой, если поляк, то Ваш!)
Как ни странно, я понял его сразу, говорил же он по-французски, а этим языком я владею великолепно! Тем не менее представление продолжалось.
– Олег… Ты в этом точно уверен? – взрослый актёр указал на натурально убитую ради этого перформанса лошадь. – Выстрел же прошёл далеко от Сашеньки.
Богатырь повернулся ко мне и, буквально выворачивая своим взглядом меня наизнанку, ответил не мне, а тому чудаку в наряде Императора:
– Вы же знаете, Всемилостивейший Государь, я никогда не ошибаюсь! Террорист стрелял в Вас, но пуля должна была попасть в Вашего младшего сына. Если бы я не вмешался, вместо лошади сейчас бы истекал кровью Великий Князь Александр Александрович. Я бросился под коня офицера французской охраны Фирмена Рембо и вставшее на дыбы животное приняло на себя выстрел. Для большей гарантии я и молодого князя увёл с траектории, если бы пуля прошла мимо или навылет. Кстати, гляньте на несостоявшегося цареубийцу, – и солдафон указал на скручиваемого стражниками простолюдина, даже не смотря туда. – обратите внимание на валяющийся рядом с ним пистоль. Он двуствольный, чтобы избежать возможной осечки. Видимо, преступник сам отливал пули и перестарался. Вон, второе дуло разворотило как. Наверняка бедолаге оторвало пару пальцев.
Далее труппа заезжего театра разыгрывала передо мной спектакль, выплёвывая прямо, как заученные, реплики:
– Не зря, Олеженька, ты оказался рядом, – это лепетал тот, кого называли Императором, – ох, не зря! Скажи, ты опять всё предвидел, как и в тот раз с Каракозовым и пихнул тогда в него Осипа Комиссарова?
– Удивлён, что Вы, Ваше Императорское Величество, так хорошо помните имя простого крестьянина, спасшего Вас тогда от пули террориста.
"Каракозов…" – Где-то на задворках памяти я припоминаю эту яркую фамилию.
"Ну, да! Точно! Каракозов же первым стрелял в Александра Второго! Или вторым… Не помню точно."
Комедианты не снижали темпа в диалогах:
– Как же тут забудешь такое? Ты, кстати, так и не определился со своими предсказаниями, сколько всего будет на меня покушений? Так Семь или Одиннадцать, всё же?
– Извините, Всемилостивейший Государь, я работаю над этим. Вот, прямо сейчас кое-что проверим.
Отчеканивший заученный текст верзила снова пронзил меня своим холодным и в то же время обжигающим взглядом:
– Скажите, Ваше Императорское Высочество, в каком году окончилась Великая Отечественная?
"Хочешь и меня завлечь в Вашу анимацию? Да без проблем!"
И я ни разу не задумываясь выплюнул:
– В Тысяча Девятьсот Сорок Пятом. Историю надо учить, дядя! Когда говорят про рай в Европе, забывают, что этот рай обеспечила Русская Армия, спасая её от агрессий! Тысячу лет! Да, Тысячу лет у нас не было демократии, потому что Тысячу лет мы воевали и сейчас продолжаем воевать, чтобы в Европе была демократия, – вспомнил я своё же выступление в ООН.
И тут словно молнией перечертило этот Мир! Вояка неожиданно обрадовался, всплеснул руками и восторженно заурчал:
– Он! Это он! Слава богу, ты пришёл!
Мне показалось, что он хотел меня стиснуть в своих крепких объятиях, но удержался и радостно выпалил "Императору":
– Одиннадцать! Теперь, Ваше Императорское Величество, одиннадцать! А это всего лишь Второе из Одиннадцати.
Лишь Мюнхаузен выдал невпопад словно заученный давно текст:
– Oui, oui! Je suis Napolеon (Да, да! Я и есть Наполеон)!
Глава Вторая. Проводник
2. Денежный выкуп от воинской повинности и замена охотником не допускаются.
(Устав о воинской повинности от 1 января 1874 года. Глава I. Положения общие)
Двадцать Пятое Мая по старому стилю (Шестое Июня) Тысяча Восемьсот Шестьдесят Седьмой год по Скалигеру. Париж, Елисейский Дворец.
– Как же я рад, что наконец-то ты попал к нам, княжич! Ты не представляешь, как долго я тебя ждал! – бурчал солдат, волоча меня по дворцу. – Я сейчас тебе всё объясню. Как звали тебя при той жизни?
– Владимиром Воль…
– Так вот, Вовчик, – перебил меня богатырь, – Владимир у нас уже есть. Это твой более младший брат. Ты его ещё увидишь, но позже. Останешься пока Александром!
Едва мы вернулись в Елисейский Дворец после прогулки с ипподрома Лоншан, где было очередное покушение на отца СанСаныча, в тело которого я попал, а, как случайность, и покушение на меня, попавшего уже в это тело… Э…
Почему я не шокирован своим попаданством? Всё очень просто. Я вполне начитанный человек, кроме философской и политической литературы иногда почитываю, точнее, почитывал, художественную литературу, особенно фантастику, одной из разновидностей которой и является попаданство. Это когда главный герой неожиданно попадает в тело другого человека. Чаще всего это попаданство в прошлое. Оказывается, нет дыма без огня! Правы были писаки, есть такое, я сам тому живое подтверждение! Не верите? Спросите у меня!
Так вот, едва мы вернулись в предоставленные нам покои после несостоявшегося покушения, тот самый Олег, что спас меня, точнее, княжича Александра, явился ко мне и потянул за собой с таким упорством, что возражения не принимались. Я видел, с какой учтивостью обращался с ним отец моего реципиента, сам Император Александр Второй, так что сомневаться в его профпригодности я не стал и пошёл следом.
Сперва я решил, что он был послан за мной нашим родителем, но мы покинули верхние пределы Елисейского Дворца, где расположилась русская делегация, и спускались уже в какие-то подвалы. На мои расспросы этот воин не отвечал, а лишь задавал свои.
Как я понял, мужик был в курсе моего попаданства и даже очень рад, что наконец-то оно произошло. У меня даже возникло предположение, что это он меня сюда и вытянул, но дядька отмахивался от моих предъяв и гнул свою линию. Насколько я искусный манипулятор в своей прошлой жизни, но и мне не удалось преломить харизму этого титана.
Надо сказать, что тело мне досталось весьма тренированное, дыхалка работала великолепно, не в пример моему предсмертному состоянию. Оказалось, что Александр был тем ещё богатырём!
Так вот, даже имея тренированную и гигантскую для Девятнадцатого Века оболочку ростом более метра девяносто, я еле поспевал за немолодым, судя по морщинам, воином. Он буквально, как баржу вёл меня по подземным коридорам, как маяком, освещая факелом наш путь.
– Фуф. Пришли! – резко остановился старик, и я чуть с ходу не впечатался в него. – Это где-то здесь. Сейчас, погодь!
Исполин поводил рукой по кирпичной кладке одному ему известным методом. что-то выбирая. Потом замер и надавил на ничем не приметный кирпич.
Неожиданно раздался скрип, и часть стены стала отъезжать вглубь и в сторону.
– Аха! Не забыл ещё старый! Добро пожаловать, друг мой! – воскликнул он радостно, потом повернулся ко мне и добавил: – Ну, и ты заходи… Чё встал как неродной?
Сказать, что я был удивлён, это только чихнуть. Я был потрясён! Мы попали в большую комнату, обставленную стеллажами, везде на них, как и на столе посредине стояли какие-то колбы, реторты и агрегаты неизвестного мне назначения. Признал лишь разного вида микроскопы и тигели.
– Сейчас, погодь, я свет включу!
– Кого? Какого хрена? Свет?!
– Ну, да! Свет. Электричество. В твоём Мире разве его ещё нет?
– Есть. Почему же? Конечно, есть, но я даже не подумал, что оно есть у Вас здесь!
– Ну, не настолько мы и тёмные! Томас Эдисон ещё, конечно, не изобрёл лампу накаливания, ты ему сам это подскажешь как-нибудь. А, вот, Макс Фарадей уже лет тридцать пять, почитай, как назад генератор придумал.
– Постой, а ты… – я сперва замялся, удобно ли обращаться к нему "на ты" из тела юнца, но я-то внутри уже далеко не мальчик, да и статус "княжича" позволял мне это делать, – вот только что упомянул не про моё "Время", а про мой "Мир". Как это понимать?
– Заметил всё-таки? Ну, да ладно. Привык я, что здесь не все понимают мои оговорки, пропускают мимо ушей не осознавая.
И, немного помолчав, врубил… именно врубил электричество! Комната озарилось светом не от лампочки, а от беснующихся по потолку молний!
