Евгений Валерьевич Решетов "Демон в университете магии"

– Как же я надеюсь, что всё будет хорошо. Доброй ночи, – жарко сказала Мария и скрылась за дверью небольшой комнатушки.

– Доброй, – проронил я и направился к соседней такой же комнатке.

Мои пальцы повернула ручку, а потом дверь послушно открылась. И я краем глаза уловил движение сбоку. Меня частенько подкарауливали всякие уроды, видящие во мне слабака, поэтому я уже выработал условный рефлекс. И сейчас мой костистый кулак влетел в крупную тень, похожую на Колобка.

– Ай! – тоненько завизжал силуэт голосом Ивана. – Ты чего творишь, придурок?! В плечо мне попал!

– А я думал в тесто. Ты чего здесь делаешь? Напугать меня хотел? Вот и получил. Я-то думал, что это вор, который по очень крепкой лестнице забрался в окно.

– Чего-о? – озадаченно протянул двоюродный братец, получивший интеллект от моей тётушки.

– Того. Говорю, зачем в мою комнату пришёл? – спросил я, включив свет.

Лампочка осветила убогую кровать, пошарпанный шкаф, стол с горбатой настольной лампой, полку с книгами, пару стульев и Ивана, обряженного в пижаму. Она едва сходилась на его пузе. Пуговицы держались из последних сил, как наши во время Первой мировой войны, произошедшей в начале века.

Короткие мышиного цвета волосы парня оказались всклокочены, на круглом щекастом лице сверкали маленькие глазки, а вздёрнутый пяточком нос недовольно сопел. Как мы вообще можем быть родственниками? Его же прямо сейчас сунь в свинарник, – и никто не поймёт, что это человек. От Ивашки ещё и потом разило так, что слёзы на глаза наворачивались.

– В твоей комнате? – вдруг насмешливо выдал братец, откинул корпус и упёр руки в необъятные бока. – В этом доме нет ничего твоего! Тут всё принадлежит моей семье. А ты лишь жалкий приживалка, как и твоя сестра. Вот я завтра поутру мамке скажу, что ты меня ударил, так она тебе устроит взбучку. Непременно посадит под замок. Ты больше не будешь разгуливать по вечеринкам. И чего вообще Ветровы пригласили тебя? Недалёкие люди.

– Они хоть люди, – усмехнулся я и пробежался насмешливым взглядом по колобкообразной фигуре Ивана, испускающего волны зависти и возмущения. Мол, его, такого прекрасного, не пригласили на вечеринку, а какого-то белобрысого дрыща и его сестру – пригласили. Наверняка он по этой причине и пробрался в мою комнату. Хотел пакость какую-нибудь устроить. Аж уснуть не мог от обиды и досады.

– Так и я человек, да ещё и маг. А ты – пустышка. Пустышка, пустышка! – стал кривляться братец, улыбаясь до ушей и пританцовывая. А танцевал он, как бог… одноногий бог Хуракан, коему поклонялись майя, давным-давно практически подчистую вырезанные испанцами.

– Иван, ты ведёшь себя как ребёнок, а ведь тебе уже семнадцать, – снисходительно сказал я, принявшись спокойно снимать штаны.

– Пустышка, пустышка! – продолжал кривляться Ванятка. Однако ему уже было не так весело. Моё бронебойное спокойствие выводило его из себя и заставляло злиться. – Ты всю жизнь будешь жалкой пустышкой, как какой-то вшивый простолюдин! Благо твои родители сгинули и не видят какое ты ничтожество. Надо бы тебе фамилию сменить, чтобы ты не позорил род Волковых.

– Родителей моих не трогай, – дрогнувшим от ярости голосом выдал я. Всё-таки пухлый гад сумел затронуть чувствительные струны.

– Ах-х-х родителей не трогать, – сладенько выдохнул Иван, расплывшись в желтозубой улыбке. – Сиротка любит своих папку и мамку? Жалко ему их? Скучает он по ним? Ну так поплачь. Они же гниют в земле. И маменька твоя, да и, наверняка, папенька, от которого ни слуха, ни духа. Он точно сдох в какой-нибудь канаве полной нечистот. Куда он последний раз направлялся по делам своим торговым? В Африку? Вот там-то его и погубила какая-нибудь лихоманка. Ну да и чёрт с ним. В империи ещё полно торговцев-неудачников, пустивших псу под хвост все свои деньги.

– Не смей порочить честь моего отца, – процедил я, ощутив лютое бешенство. Аж скулы судорогой свело, а шерсть встала дыбом.

– Ну и что ты мне сделаешь, щепка? – глумливо оскалился братец, весящий раза в полтора больше меня. – Ты же пустышка. И ты никогда не сделаешь вот так, – его руки с толстыми пальцами-сосисками совершили пару пассу, после которых между ладонями парня появился шипастый шар льда. – Нравится, слабак? Нравится? А вот ты никогда. Слышишь? Никогда не сможешь сотворить ничего подобного, ничтожество. Пустышка, хиляк…

Он ядовито хрипел что-то ещё, но я его уже не слышал. Уши заложило из-за бушующих в душе эмоций, а глаза пристально сверлили шар льда. В голове же пульсировало всего одно слово «пустышка», «пустышка», «пустышка»… А в груди нарастало жаркое пламя, будто бы вырвавшееся из глубин самого Ада. Оно с каждым мгновением становилось всё сильнее и сильнее. Меня аж в пот бросило. Слюна высохла, а кожу на ладонях защипало так, словно я оказался в чане с расплавленным металлом. И внезапно река огня, будто бы прорвала запруду. Я застонал сквозь зубы, запрокинул голову и раскинул в стороны руки.

– А-а-а! – тоненько взвизгнул отпрыгнувший Иван, уронил на пол сферу льда и бухнулся толстой жопой на скрипнувший стул.

– А ты такое сможешь сотворить?! – прорычал я, вне себя от ликования. Мои руки до самых локтей были покрыты трескучим пламенем. Его изрыгала сама кожа. А в солнечном сплетении пульсировало до того неизвестное тепло… Источник! Он проснулся! Но почему огонь, ведь должна быть вода?! Да и шут с ним! Главное, что теперь я маг!

Полубезумная улыбка исказила моё лицо, окончательно добив братца.

– А-а-а! Мамочки! – перепугано запищал он и ринулся прочь, но упал и башкой врезался в дверь. Та от удара распахнулась, после чего Иван на четвереньках выбежал в коридор, шустро вскочил на ноги и бросился в сторону комнаты родителей. Но, прежде чем он достиг её, в мою нору влетела перепуганная Машка в длинной ночнушке с рюшечками.

– Господи! – опешила она, увидев огонь, втягивающийся в мою кожу.

– Обозналась. Всего лишь твой брат. Или ты так странно радуешься? – весело усмехнулся я, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Меня даже не смущал насыщенный запах жжёных волос и спалённые брови.

– Я… я рада. Но ты же огневик, а должен быть водяным. У нашей матери была земля, а у отца вода. И его источник был много сильнее матушкиного, следовательно, все их дети должны были получить магию воды. Выходит, у нас разные отцы?

– Чепуха. Ты вообще можешь представить, чтобы наша мать изменила отцу? У них же любовь была, как из книги. Отец до последнего сидел возле её больничной койки, когда её пожирала болезнь.

– Тогда твой источник… не совсем твой, а… – она понизила голос, – ангела мщения. Хотя огонь, вроде бы, более присущ демонам. Да и сила этого источника… Вспомни, у меня во время прорыва всего лишь появились капли воды на ладонях. А у тебя руки горели. У Миронова, говорят, что-то подобное было. А он гипотетически весьма сильный маг. Нет, это точно не твой источник. Не могла в тебе дремать такая сила.

– Это мой источник! И ничей более! – разозлено рявкнул я, играя желваками.

– Твой, твой, – поспешно согласилась сестра, примирительно выставив перед собой руки. – Никто его у тебя не отбирает. Успокойся.

– Ладно, извини, что-то я вспылил. Просто мне не хочется даже думать, что я могу потерять источник по чьей-либо воле. И это… тебе лучше вернуться в свою спальню. А то сейчас Ивашка притащит сюда своих родителей. Кажется, я его чуть не поджёг. Чувствуешь, свиным шашлыком пахнет? – чуть виновато выдал я.

Сестра вымученно улыбнулась, поколебалась пару секунд и прошептала:

– Нет, я остаюсь.

– Иди. Они не будут меня ругать. А наоборот – похвалят. Ведь теперь они смогут продать меня подороже. Я стал для них очень ценным активом. Женят меня на какой-нибудь богатой простолюдинки, а я ведь ещё и не пожил толком. Эх. Иди, иди. Не переживай за меня.

– Ладно, – нехотя сказала Мария и вышла из комнаты.

А я закрыл дверь, выключил свет и улёгся на кровать в ожидании дяди и тётушки. Но они что-то не торопились почтить меня своим визитом. И чем дольше они не шли, тем больше мои мысли занимал открывшийся источник. Вашу мать! Сколько же я этого ждал! Казалось, что целую жизнь. И теперь он у меня есть!

Я счастливо заулыбался, глядя в темноту. При этом возбуждение буквально умоляло меня поэкспериментировать с источником. Да и тётка с дядькой так и не пришли. Кажется, они решили до утра отложить разговор со мной. Разумно. Так что вряд ли кто-то помешает моим экспериментам. А я уже кое-что придумал…

Поспешно вскочив с кровати, включил настольную лампу и достал огрызок карандаша. Он проворно забегал по тетрадному листку, оставляя на нём руны. А когда я закончил, то перегнал часть жара из солнечного сплетения в руку. В этом мне помогли знания, полученные из десятков учебников по магии. Я лет с восьми готовился стать магом. И даже разучивал пассы. Благо, что как минимум половина пассов была универсальна, то есть они подходили магам всех направлений: и воды, и огня, и земли, и воздуха.

Тем временем мою ладонь окутала жёлтая дымка магии огня, позволившая зарядить руны.

Но это ещё было не всё. Влагу я создать не мог, поэтому схватил с подоконника литровую банку с водой, из которой порой пил, поскольку тётушка зажлобила нормальный кувшин. И вот сейчас вода из банки полилась на листок, а тот стал жадно впитывать её. Ушёл целый литр. Листок даже без проблем сожрал куски тающего льда, оставшиеся от сферы Ивана.

– Красота, – улыбнулся я, аккуратно взяв листок, который на ощупь был лишь чуть-чуть влажным.

Открыл дверь и положил листок на ковровую дорожку. Он пару мгновений помедлил, а затем пополз в сторону комнаты Ивана, ориентируясь на вкус магии, создавшей сферу льда.

По моей задумке листок должен добраться до кровати братца и устроить диверсию. Нет, Ивашка останется жив. Его жирный зад не разлетится по комнате. Хотя за слова о моих родителях его надо бы наказать посерьёзней. Но всё-таки он лишь глупый болван с поганым языком, так что с него хватит и более мелкого наказания.

Листок под утро обязан устроить видимость того, что братец обоссался. Насколько я знаю, Ивашку по утрам будит сестра, а у неё язык, что помело. Она увидит на кровати брата влажные пятна и тут же с хохотом понесёт по дому благую весть, что Ивашка обдулся. Фроська не будет разбираться: на самом ли деле он обоссался или нет. Ей хватит одной лишь видимости.

Между тем листок дополз до полоски лунного света, падающего из окна, а потом прошмыгнул под дверь и исчез в комнате Ивана.

– Я, конечно, не дьявол, но всё впереди. С такими-то рунами мне море по колено, – довольно пробормотал я и вернулся в свою комнату, где стал играться с источником.

Мне приходилось использовать лишь самые примитивные и слабые пассы, поскольку я ещё плохо чувствовал связь с источником. Чтобы наладить наши взаимоотношения нужны часы медитаций. Правда, и вот так – с наскока – мне удалось создать несколько шаров огня, кнуты пламени и испепеляющие стрелы. Однако я довольно быстро устал. Кончилась мана, ведь тратил я её не рационально. Где-то вбухивал слишком много, а где-то совсем мало. Сказывалось отсутствие опыта. Ну, ничего, со временем всё придёт.

Подбадривая себе такими мыслями, я довольный и уставший брыкнулся на кровать и заснул без задних ног.

Однако сон… сон оказался тяжёлым и муторным. Я захлёбывался в море крови, блуждал в темноте и кого-то искал. Дрался с тенями и видел озёра лавы.

Кажется, я всю ночь ворочался с боку на бок. А когда проснулся за окном царило хмурое, серое утро, простыня вся была мокрой от пота, а губы практически беззвучно шептали:

– Медея… медея… Кхам… медея? Это ещё что такое или кто?

Я никакую Медею не знал. Но мне хватило сообразительности понять, что, кажется, это то ли название, то ли имя пришло ко мне с ангелом мщения. У меня не было воспоминаний о его жизни. Так что Медея осталась для меня пустым набором букв. Но сам факт того, что я во сне упоминал непонятную Медею, произвёл гнетущее впечатление. Как бы чего не вышло…

Глава 5.

Утром, первым делом, Мария убедилась в том, что ночью я не изменился и никто не завладел моим телом. А уже после этого мы стали накрывать на стол, чтобы вся… э-э-э… семья могла отзавтракать.

Нас с сестрой вообще частенько использовали в роли слуг, поскольку прижимистый дядя отказывался нанимать прислугу. Хорошо хоть нам с Марией не приходилось готовить. Этим делом занимались тётка и её матушка Авдотья. Последняя в лучшую сторону отличалась от своей дочери. Она не гнобила нас с сестрой, а просто насмехалась над всеми обитателями особняка, словно изо всех сил хотела переехать в дом престарелых.

Бабка Авдотья одной из первых зашла в столовую и уселась за стол. А потом подтянулись уже и все остальные члены семьи. Однако даже среди них бабка заметно выделялась, благодаря своей примечательной внешности. На её сгорбленных плечах лежала чёрная побитая молью шаль, крючковатый нос украшали красные прожилки, над сморщенной верхней губой росла лиловая бородавка с торчащими волосинками, а на седых волосах красовался чепчик.

Внезапно подслеповатые выцветшие глаза старушки пробежались по столу и остановились на блестящем самоваре.

– Опять чай, – с неудовольствием продребезжала она, почесав трясущейся рукой впалую щеку. – Чего бы покрепче налили.

– Матушка! – строго выдала тётка Клавдия, посмотрев на крошечную старуху, любящую заложить за воротник. – Восьмой час утра!

– Да, чего-то поздновато я вспомнила о выпивке, – расплылась в ироничной улыбке бабка Авдотья, уже успевшая к своим почтенным годам похоронить и мужа, и источник. Последний угас лет десять назад.

– Забудь! Забудь об алкоголе! Помнишь, что тебе врач говаривал? Больше ни-ни! И даже не думай прятать от меня бутылку. Всё равно найду и выкину, – предупредила тётка, хмуря брови.

– Тиранша, – мрачно проронила старуха, опустив ложку в тарелку с овсянкой. – Ты даже хуже, чем Николай, коего пытались сбросить большевики. Благо, у них ничего не вышло, а то бы сейчас все за границей жили или в петле болтались.

– Бабушка, вы такие страсти за столом лучше не упоминайте, а то Иван снова обдуется. Ха-ха, – со смехом протараторила Фроська, тряся упитанными щёчками. Она, как и её брат, могла похвастаться лишними килограммами, мышиного цвета волосами и круглым лицом, похожим на румяный блин.

– Ничего я не обдулся! – огрызнулся красный, как рак, Иван. – Мам, ну скажи ей! Чего она меня всё утро дразнит!

– Ефросинья, прекрати! Со всяким может случиться! Ты в детстве тоже могла обдуть кровать.

– Вот-вот, – поддакнул обрадовавшийся Ивашка, глядя на сестру. – Да ещё небось больше моего простыней перепортила.

– Я перепортила?! Да это ты перепортил! – возмущённо проорала Фроська, сверкая поросячьими глазками.

– Нет ты!

– Нет ты!

– Прекрасное начало дня, – иронично шепнул я Марии, с картинным умилением глядя на раскрасневшиеся физиономии двоюродных брата с сестрой.

Маша ничего мне не ответила. А вот старушка насмешливо выдала, саркастически смотря на внуков:

– Какая высокоинтеллектуальная ссора. Отрада для моих ушей. Прям песня…

– Матушка, помолчите! А вы, детки, успокойтесь! Вы же у меня такие славные, милые… – засюсюкала тётка. Но те и не думали успокаиваться. Продолжали верещать. И тогда тётушка решила подключить тяжёлую артиллерию. Требовательно посмотрела на мужа и проговорила: – Дорогой, не молчи. Скажи что-нибудь.

Восседающий во главе стола дядюшка со вздохом оторвался от газеты и хмуро воззрел на детей. Чопорный, с мимикой покойника и синяками под глазами. Его голова уже давно обзавелась шикарной плешкой, обрамленной короткими светлыми волосами. Но приятные черты лица ещё пробивались сквозь мелкие морщинки и обрюзгшие щёки.

Внешне дядя напоминал моего отца, что и неудивительно. Но мой батя горел жизнью, а этот едва тлел. Казалось, что жили лишь его суровые, голубые глаза, подмечающие всё вокруг. Такие зенки не проворонят кем-то оброненный кошель.

– Тихо, – повелительно выдал дядюшка, являющийся магом воды средней руки.

Фроська и Иван нехотя замолчали, испепеляя друг друга яростными взглядами.

Дядя же глянул на меня и продолжил:

– Наверное, сейчас самое время сообщить, что минувшей ночью произошло знаменательное событие. У Михаила, слава богу, открылся источник, а то мы уж думали, что он – презренная пустышка. Как известно, такие досадные происшествия случаются в семьях аристократов, но нас сея прискорбная доля миновала. Так ведь, Михаил?

– Так, всё так! – поспешно закивал Иван, не дав мне ответить. – Я уже вам говорил, он чуть ли не весь огнём вспыхнул! Вот те крест, папенька! А всё благодаря мне! Именно мои мудрые наставления помогли этому бездарю пробудить источник!

– О, братец, ты мне очень помог, – иронично усмехнулся я, смекнув, что после такого потрясения Ивашка даже забыл рассказать родителям о том, что мой кулак проверил на прочность его тушку. – Но, боюсь, ты сильно преувеличил мощь моего источника. Как говорится, у страха глаза велики. А у тебя они были на половину лица, когда ты на четвереньках с воплями выбежал из моей комнаты. Я до сих пор слышу твои крики, похожие на звук бензопилы.

Братец недовольно засопел. А его мамка возмущённо прокудахтала:

– Не наговаривай на брата!

– Что ж, Михаил, изволь показать, что умеешь, – потребовал дядя, сощурил глаза и плотно сжал губы.

Он напоминал человека, купившего лотерейный билет, могущий принести как миллион, так и рубль. Да, мы с сестрой его актив. И чем сильнее я буду, тем выгоднее он продаст меня каким-нибудь богатым простолюдинам-торговцам, давно мечтающим приобщиться к миру аристократов.

Простолюдины явно заплатят за меня больше, чем дворяне. Всё-таки у моей семьи подпорчена репутация, да и за душой у меня ничего нет, кроме источника. Правда, источник довольно сильный. Такой дар не должен был появиться у рядового дворянина, вроде меня. Не та во мне кровь. Кажись, сестра была права. И от её правоты во рту появился привкус тлена. Чужой источник… А что если ангел его отберёт? Или источник сам потухнет? Или ещё чего с ним случится?

– Ты чего замер? Оглох? Показывай, чем там тебя бог наделил! – провизжала тётушка, начиная заводиться. – Свечку-то зажечь сможешь?!

– Вот, – выдохнул я и продемонстрировал кисть, окутанную жёлтым сиянием магии огня. Подобный фокус не требовал пассов. Его усилием воли мог сотворить даже свежевылупившийся маг.

– Ого-го! – протянула Фроська с завистью глядя на мою руку, окружённую совсем не слабенькой магией. Ну, не слабенькой для только-только пробудившегося источника.

– Я бы даже сказала эге-гей! – усмехнулась бабка Авдотья, брезгливо цедя чай. – Мишутка-то всем вам нос утёр. Смотрите, как ярко магия горит. У него-то дар поболее будет, чем ваши, када открылись. И ежели он не станет таким увальнем, как Иван, то ждёт его годкам к двадцати уровень эдак семьдесят пятый, как у аристократов средней руки, а то и чуть выше. Давненько такого дара не было в семье Волковых, насколько я знаю. А можа и вовсе не было.

– Иван – не увалень, мама! – резко бросила тётка, сжигаемая не только огнём зависти, но и душимая обидой. Ведь у её-то дорогих сыночка и доченьки источник слабее, чем у какого-то приживалки!

– Да у него больше был огонь, когда источник открылся! – возбуждённо выдал двоюродный братец. – Клянусь вам!

– Возможно, – не стал спорить дядюшка, в чьих глазах уже скакали звонкие рубли. – Такое бывает во время прорыва.

– А что ты скажешь, дорогой, насчёт того, что у него огонь, а не вода? – ядовито процедила тётка Клавдия, явно намекая на гипотетическую неверность моей матери.

– Я знал Матильду. Вряд ли она изменила Геннадию. Скорее всего, тут дело в предках. Среди них были маги огня. Взять хотя бы Порфирия Игнатьевича. Сильный был маг. Видать, его гены через несколько поколений и проснулись в Михаиле. Такое случается, правда очень редко, – объяснил дядя и посмотрел на меня. – Гляжу, ты и спину прямой держишь, да и очки снял.

– Он их забыл у Григория Ветрова, одногруппника, – не преминула вставить тётушка, прожигая меня ненавидящим взглядом. – Раззява.

– Каждый что-то может забыть, – философски ответил я, почувствовав резкий прилив маны, то бишь магической энергии. Обычно она восстанавливалась постепенно. А тут мана одним рывком вернулась к максимальному значению, словно я и не тратил её на фокус с рукой. С чего бы это? Вчера, после моих магических экспериментов, она так не скакала.

– Да, дорогая, каждый что-то может забыть, – впервые на моей памяти встал на мою сторону дядя, впечатлённый моим источником.