– Ты армянин?
– Да, уважаемый, я торговец Тер-Егизар-оглы, меня тут всякий знает. А в чем дело?
– Армянин… – повторил аскер, обращаясь уже к долговязому приятелю. – Что я говорил? Самое время.
И внезапно ударил негоцианта штыком в грудь.
Обычный человек не успел бы даже сообразить, что происходит. И умер на месте. Однако туркам сильно не повезло. Поручик Лыков-Нефедьев к обычным людям не относился и был готов к любым ситуациям. Он увернулся от выпада, забежал за своего мула и визгливо закричал:
– Что ты делаешь?! Я откуплюсь, заплачу, сколько скажешь.
Под бешметом у него был спрятан маузер, но разведчик не хотел стрелять. А главное, он еще не понял, почему на него напали обычные солдаты. В диком происшествии следовало сперва разобраться, прежде чем принимать крутые меры. Но турки не собирались отпускать добычу. Высокий аскер ответил с насмешкой:
– Конечно, откупишься. Только мы заберем весь кошелек.
– Вместе с твоей жизнью, – хохотнул тот, что был пониже. И они напали на армянина с двух сторон.
Дальше все произошло очень быстро. Николай ловко отскочил в сторону, схватил в охапку сразу обоих и сильно приложил головами друг об друга. Этому приему его научил отец. Ребята с воплями плюхнулись на землю. Через секунду разведчик заколол их спрятанным в рукаве коротким кинжалом. Осмотрелся, не видел ли кто расправы. Потом взял убитых за ворота и потащил к оврагу. Тут обыскал, полистал солдатские книжки. 18-й полк низама[27 - Низам – регулярная пехота.], первый батальон, вторая рота… Помнится, этот полк входит в 29-ю пехотную дивизию 9-го армейского корпуса. Совсем недавно он стоял в Гассан-Кале! А теперь почти на русской границе, в десяти верстах от нее. Все один к одному: вот-вот начнется война.
Оружие убитых тоже подверглось изучению. Магазинки оказались пятизарядные, системы Джамбозар – турецкий аналог германской винтовки «маузер» М98. В подсумках – носимый запас в 150 патронов. За поясом у одного из аскеров имелась граната – системы болгарского офицера Тюфенчиева.
Разведчик сбросил тела убитых в овраг, вместе с оружием и документами. Еще раз осмотрелся, влез на своего крепкого мула и хлестнул его плетью. Следовало торопиться – сообщить своим, что опасность близка. Граница, скорее всего, перекрыта, и его не пропустят на ту сторону. Ведь едва не закололи, гололобые…[28 - Гололобые – прозвище турок.] Вот что значили слова старого малязама на выезде из селения! Быть армянином разрешалось в мирное время. А в военное – уже нет. Придется менять легенду. Жалко, так хорошо поручик к ней приноровился, столько верст проехал по горам и долам. От Трабзона до Энзели сотни людей знают Тер-Егизар-оглы и готовы иметь с ним торговые дела. И вдруг на пустой дороге, без всякого якова, без попытки что-то объяснить, турок бьет его штыком в грудь. Да… Мирная жизнь кончилась.
Николай еще не знал, что сегодня, 16 октября, турецкие военные корабли под командой немецких офицеров напали на русские порты Одессу, Севастополь, Феодосию и Новороссийск. Турецкие миноносцы ворвались в бухту Одессы и торпедировали нашу канонерскую лодку «Донец», а вторую – «Кубанец» – повредили артиллерийским огнем. От пушек досталось нефтехранилищу, портовым сооружениям и сахарному заводу, несколько снарядов угодили в жилые кварталы города.
Одновременно германский линейный крейсер «Гёбен» вместе с миноносцами обстрелял Севастополь. Береговые батареи ответили огнем, но обе стороны из-за тумана друг в друга не попали[29 - Один наш снаряд угодил немцу в трубу, но не взорвался.]. На берегу погибли несколько моряков, лечившихся в госпитале. Главной жертвой набега стал возвращающийся из Ялты минный заградитель «Прут». «Гёбен» пытался захватить корабль, нагруженный минами, и его капитан приказал открыть кингстоны. Часть команды попала в плен, часть на шлюпках сумела добраться до берега[30 - Командующий Черноморским флотом адмирал Эбергард догадался послать заградитель с 710 снаряженными минами на борту перевезти батальон пехоты!]. Миноносец «Лейтенант Шестаков», пытавшийся спасти заградитель, получил несколько попаданий снарядов 283-миллиметровых пушек линкора и с трудом сохранил плавучесть. В ходе набега «Гёбен» двадцать минут маневрировал на управляемом минном поле, которое было отключено (ждали возвращения заградителя). Когда на поле подали ток, немец уже ушел оттуда…
Одновременно легкий германский крейсер «Бреслау» заминировал Керченский пролив (подорвались два русских парохода «Ялта» и «Казбек»), после чего обстрелял Новороссийск. Загорелись нефтехранилища, страшный пожар от разлившейся нефти уничтожил 14 стоящих в порту судов. А турецкий крейсер «Гамидие» поджег железнодорожные склады и портовые сооружения в Феодосии.
В Феодосии и Новороссийске немецкие офицеры высадились на берег и предупредили, что порт и город скоро будут подвергнуты артиллерийскому огню. И населению надо спасаться[31 - Этого требовали условия Гаагского соглашения – при атаке незащищенного порта.]. Возникла паника, власти и полиция сбежали в первую очередь. Обыватели тоже бросились прочь из города, что позволило свести потери среди мирного населения к минимуму (в Новороссийске, например, погибли 2 человека).
Так началась Великая война на Кавказе и в Черном море.
Нападения на море послужили сигналом к началу военных действий на суше. В ночь на 20 октября русские войска перешли турецкую границу и через 5 дней захватили Кепри-кейскую позицию, что в 50 верстах от Эрзерума. Турки в ответ высадили возле местечка Хоп морской десант: два пехотных полка элитного Константинопольского корпуса и начали наступление на Батум. Аджарцы поддержали единоверцев и устроили мятеж в российском тылу. Десантом командовал немецкий майор Штанке. Турецкие полки, усиленные конными аджарцами, угрожали Ольтынскому отряду и важному узлу дорог Ардагану. С фронта их поддержали части 3-й армии.
Фактически Кепри-кейская (она же Азан-кейская) операция превратилась во встречное сражение. Обе стороны атаковали, только в разных местах. Сарыкамышский отряд генерала Берхмана, самый сильный из числа русских войск, получил по зубам и начал отступать обратно к границе. Потом ответил и вновь потеснил турок. Затем опять отступил, едва-едва отстояв Ардосские позиции. Началась осенняя слякоть, дороги размыло. «Пятая стихия»[32 - «Пятой стихией» Наполеон назвал грязь, в невероятных количествах встретившуюся ему в Польше.] сделала маневренную войну невозможной. В конце концов обе стороны выдохлись. Турки потеряли 15 000 солдат (из которых 3000 – дезертиры), русские – 6000. Самые большие потери понес 156-й пехотный Елисаветпольский полк. Но моральная победа осталась за турками. Они отбили плохо подготовленное наступление 1-го Кавказского корпуса. А на Востоке такие вещи имеют особое значение…
Наши части закрепились на линии Маслахат, Азан-кей, Юзверан, Арди. С 5 октября на фронте установилось затишье. В результате боев образовался клин в сторону османской территории (военные называют подобные выступы «балконом»). И этот выступ очень заинтересовал Энвера-пашу. Он преклонялся перед германской армией и решил устроить «кавказский Танненберг», окружив и уничтожив весь Сарыкамышский отряд[33 - Именно в битве при Танненберге в августе 1914 года немецкая армия окружила и уничтожила 2-ю русскую армию генерала Самсонова.].
Для руководства операцией военный министр лично прибыл в Эрзерум. Его сопровождали германские советники генерал фон Шеллендорф и майор фон Фельдман. Сообща эти три гения разработали план разгрома русских. Армия насчитывала в своем составе три корпуса, а также иррегулярную курдскую конницу. 11-й корпус должен был атаковать отряд в лоб, отвлекая его от тайного обходного маневра 9-го и 10-го корпусов. Те сначала сокрушали Ольтынский отряд генерал-майора Истомина, стоявший на правом фланге частей генерала от инфантерии Берхмана. А потом отважным маршем окружали главные силы русских, захватывая Сарыкамыш в их глубоком тылу и отрезая пути к отступлению. Канны, Танненберг, тушите свет!
План был смелый и имел шансы на успех. Однако его авторы не учли ряд важных обстоятельств. Во-первых, уже выпал снег. В местности, где мало дорог и все они плохие, это имеет существенное значение. Во-вторых, управлять корпусами в горах, куда телефон не протянешь, а искровой телеграф[34 - Радиосвязь.] не работает, очень трудно. В-третьих, ударила такая стужа, что потери в личном составе от обморожения соперничали с боевыми потерями. И в-четвертых, самое главное: Энвер-паша и его советники-михели не учли мужества русских солдат и их командиров.
Глава 3
Сарыкамыш
10 декабря 1914 года Николка сидел в своей комнате в офицерском флигеле Елисаветпольских казарм площадью в семь с половиной квадратных саженей[35 - 16 кв. м. Норматив жилой площади для младших офицеров.] и грустил. Его полтораста шестой полк сражался в горах, а он устроился как в мирное время. Команду пешей разведки, понесшую значительные потери при обороне Ардосской позиции, вернули в Сарыкамыш на отдых и пополнение. 156-й полк стоял тут перед войной и успел выстроить себе хорошие теплые казармы. Даже с храмом Святого архистратига Михаила! Поручик приходил в себя после воздушной контузии – в бою за Джилигельские высоты шрапнельный стакан пролетел в аршине от него и сбил с ног горячим воздухом. Николка оглох на левое ухо (через неделю слух восстановился), получил ожог щеки (уже подживала), и после физических нагрузок его мотало (с этим было хуже всего, слабость не проходила). Сутки поручика рвало желчью, но потом отпустило. От его прежней команды в пятьдесят шесть человек после боев уцелело тридцать. Их прикрепили к нестроевой роте, охранявшей цейхгауз и казармы, и велели набираться сил. Лыков-Нефедьев удостоился чести встречать государя, который 1 декабря прибыл с коротким визитом в Сарыкамыш. Царь вручил нижним чинам Георгиевские кресты. В команде пеших разведчиков награду получил только один человек – Антон Золотонос, за пленение юзбаши из мектебли[36 - Юзбаши – капитан. Мектебли – элитная часть турецкого офицерского корпуса, получившая образование в Константинопольской военной школе. Вторая часть, выслужившаяся из сверхсрочных нижних чинов, называлась «алайли».]. После Сарыкамыша Его Величество отчаялся на смелый шаг – поехал в русский Меджингерт, чуть ли не на позиции передового отряда, где благодарил войска за храбрость. Он раздал за полдня тысячу с лишним Георгиевских крестов. Потом выяснилось, что курды следили за его поездкой с вершин гор, но не решились напасть…
Венценосец уехал обратно в Карс, бои на фронте вроде бы как затихли, Николай застрял в тылу. Сын даже сумел отослать отцу в Петроград целый ящик отличной хурмы. Тот, выполняя наказ своего учителя Павла Афанасьевича Благово, закусывал ею коньяк.
Но скучать особенно было некогда. Выпал снег, ударили морозы ниже двадцати градусов, и в таких условиях приходилось вести дальнюю агентурную разведку. Смельчаки армяне из 4-й добровольческой дружины прокрадывались в тыл ударных турецких корпусов. Их рейды были чрезвычайно опасны: с началом войны османы и особенно курды начали беспощадный террор против армянского населения. Лыков-Нефедьев сам за сторожовку[37 - Сторожовка – линия сторожевых постов.] не ходил: мешала контузия. Тут дай Бог добраться до офицерской кухни и не упасть… К тому же образ Ашота Тер-Егизар-оглы не годился в новых обстоятельствах, а на создание другой легенды требовалось много времени.
Николай перечитал свой рапорт капитану Драценко, исполняющему обязанности начальника разведывательного отделения штаба Кавказской армии. 9-й корпус, так упорно дравшийся с русскими, снят с Ардосских позиций, его сменил свежий 11-й силами в 45 батальонов. По непроверенным сведениям, на правом фланге Ольтынского отряда османы создают группировку с участием саперов и артиллерии. Предположительно, это 30-я и 32-я пехотные дивизии плюс средства усиления. Конный отряд Фехти-бея выдвинулся к Кепри-кейскому мосту. 10-й корпус вообще пропал… Что это значит, пока не ясно. Но маневры противника наводят на нехорошие мысли. Отряд генерала Истомина, прикрывающий Ольты, слабый: всего восемь с половиной батальонов пехоты, семь сотен казаков, саперная рота и армянская дружина. А позади них Сарыкамыш – главная тыловая база всего фронтового участка. Здесь кончаются железная дорога с шоссе и сосредоточены большие запасы военного имущества. Поручик вчера доложил свои соображения самому генералу Берхману, приехавшему на один день с линии фронта лечить флюс. Мол, хорошо бы подкрепить Истомина, да и гарнизон селения. Начальник Сарыкамышского отряда процедил сквозь зубы:
– Мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы… Поручик, вы же знаете, что лишних солдат у меня нет, две трети всех кавказских войск услали на Западный фронт. Займитесь делом и не мешайте начальству.
Лыков-Нефедьев действительно знал, что с началом кампании лучшие части с Кавказа перебросили в помощь западному направлению. 2-й и 3-й корпуса – цвет Кавказской армии – воюют сейчас с германцами. Но зачем же про Наполеона? Георгий Эдуардович Берхман хоть и принадлежал к лифляндским дворянам, но всю службу провел здесь. Даже родился в дагестанском ауле. Был начальником штаба Кавказского военного округа, должен бы понимать значение секретной информации. Войну Берхман начал корпусным командиром. Неужели строевая служба так меняет мышление? Строевики признают лишь один вид разведки: послать казаков, лучше под командой офицера, «осветить местность». И все. Но что может увидеть такой разъезд? Только ближайшие к нему позиции врага. А тыл, тем более дальний? Туда казаки не проберутся. Нужны ходоки, такие, которых обучил поручик Лыков-Нефедьев. Однако полные генералы редко слушают поручиков[38 - Полный генерал – чин второго класса, генерал от рода войск (инфантерии, артиллерии, кавалерии и инженергенерал).].
Николка не стал падать духом. Драценко – любимец Юденича и сумеет дать Берхману совет сверху, от имени высокого начальства. Пусть-ка тогда его высокопревосходительство попробует ляпнуть про Бонапартия… И поручик продолжил свой рапорт.
Из сеней раздался шум и вошел денщик, Герасим Тупчий:
– Ваше благородие, я обед принес.
– Поставь на печку. Что там?
– Суп харчо и котлета с перловой кашей.
– Опять? – рассердился офицер. – Не хочу. Сколько можно перловкой терзать?
Тупчий, заботливый и расторопный, ответил:
– Ваше благородие, а доктора велели вам много кушать. Чтобы, значит, поправиться. А то без вас война закончится и ордена не дадут.
Герасим очень хотел, чтобы его начальнику вручили Георгиевский крест, настоящий, офицерский. Это была его идея фикс, и поручик смирился:
– Ладно… Подай умыться.
Тут денщик выдал одну из своих заготовленных фраз:
– Медведь не умыватца, а народ боятца.
– Остряк… У нас кахетинское осталось?
– Так точно. Принести?
– Полстакана, не больше. Для аппетита. И тушетский сыр.
На этих словах денщик вставил очередную деревенскую присказку:
– Аппетит – не жевано летит.
Начальник команды скривился, но промолчал. Герасим был из крестьян Сергачского уезда Нижегородской губернии и принес с собой в нестроевую роту кучу сельских прибауток. Приходилось их терпеть, имея в виду легкий характер денщика и его преданность. Последняя была испытана в боях: когда Николая шарахнула контузия, Тупчий под обстрелом на себе вытащил его из оврага и донес до перевязочного пункта.
Едва поручик успел пообедать, как в дверь постучали и ворвался младший унтер-офицер Золотонос. Он принес с собой не только волну холода, но и дикую весть:
– Ваше благородие, беда! Янычары взяли Бардуз!
– Как взяли Бардуз? – растерялся Лыков-Нефедьев. – Что ты несешь, опомнись! До него отсюда всего восемнадцать верст.
– О чем и речь, – без разрешения шлепнулся на табурет унтер. – До наших главных позиций на Ардоссе – шестьдесят. А до прорвавшейся колонны – восемнадцать. Ну дела…
– Откуда сведения? – продолжал не верить офицер. – Сорока на хвосте принесла?
– Фуражиры прискакали охлопью, обрезав постромки[39 - Охлопью – верхом без седла, обрезав упряжь и бросив повозки.].
– Куда прискакали?
– В Верхний Сарыкамыш, час назад, – пояснил Антон. – Оттуда сразу к нам, на доклад генералу Воропанову. Говорю же: беда. Сведения правдивые. Надо драпать, пока не поздно.
– Что значит «драпать»? Георгиевский ты кавалер… А база? А склады с военными запасами? Там этих гололобых, может, одна рота, а ты панику навел.
Унтер-офицер с грустным видом выслушал и ответил:
– Турок там до черта, и пехота, и артиллерия, и даже сувари[40 - Сувари – регулярная турецкая кавалерия.]. Эти самые опасные, сволочь: через час могут уже быть здесь.
Начальник команды вскочил:
– Герасим, одеваться! А ты, Антон, покрутись тут, понюхай, чем пахнет. Потом жди меня в казарме, с людьми: пускай все приготовятся к походу.
– Так, значит, отступаем к Карсу? – обрадовался Золотонос.
– Отставить отступать! Будем оборонять Бардузский перевал. Я иду к Воропанову за приказанием.
С Бардузского перевала вела из турецких пределов к котловине полуаробная дорога[41 - Аробная дорога – пригодная для езды на арбе. Зимой она превращалась в полуаробную: в зависимости от снегового покрова – или аробная, или вьючная.]. Она упиралась в селение Верхний Сарыкамыш, от которого до главного пункта оставалось всего шесть верст.
Генерал-майор Воропанов, начальник 2-й Кавказской стрелковой бригады, являлся комендантом гарнизона. Человек нерешительный, вялый, грубый с подчиненными, он плохо был подготовлен к самостоятельным действиям в жестких условиях. А уж чего веселого! Наши войска далеко, селение брошено на произвол судьбы, сил для его обороны нет. А тут военного имущества на десятки миллионов рублей. Притом, если отдать туркам Сарыкамыш, как будут спасаться войска главного отряда? Им придется отступать шестьдесят верст по горам, враг начнет бить их в спину. А затем генералу Берхману нужно освободить селение, прорваться по шоссе на Карс и дуть по нему на север еще шестьдесят верст. Без патронов, без снарядов, с тысячами раненых и обмороженных? Это невозможно. Такой исход означает конец русской армии. Дорога на Карс и далее на Тифлис будет открыта, турки вырвутся на оперативный простор, в местности с преимущественно мусульманским населением. Ну уж нет!
Лыков-Нефедьев, превозмогая слабость, быстро шагал на Батарейную гору, где в казармах 155-го Кубинского полка находился гарнизонный штаб. Ему сразу стало ясно, что Золотонос прав. Селение охватила паника. Всюду бегали встревоженные люди, повозки спешно удирали по шоссе на север, туда же вразброд направлялись и пешие. Причем не только гражданские, но и военные, с оружием в руках! Поручик схватил одного такого бородача:
– Куда бежишь, солдат?
– А… ваше благородие, турок прорвался, через час будет здеся! Не желаю в плен попадать!
– А драться тоже не желаешь? У тебя винтовка, ты присягу давал. Какой роты?
Но бородач только глянул на него белыми от страха глазами, вырвался и побежал к шоссе. Догонять его у поручика не было ни времени, ни сил, и он направился в штаб.
К его удивлению, обстановка там напоминала ту, что Николай наблюдал на улицах селения. Генерал Воропанов, с такими же белыми глазами и трясущимися руками, говорил столпившимся вокруг него офицерам и чиновникам:
– Срочно грузите в вагоны денежные запасы казначейства, государственные регалии, архив и…
Он запнулся, соображая.
– …женщин и детей, – подсказал кто-то.
– Да, их тоже.
– И раненых, – веско произнес незнакомый черноусый полковник.
– Раненых? – переспросил генерал-майор. – Да, их грузите после казначейства.
Вперед выступил начальник госпиталя:
– Ваше превосходительство, у меня три тысячи раненых и две с половиной тысячи обмороженных. Как же я их эвакуирую? На чем?
Воропанов стал затравленно озираться, будто хотел услышать от кого-то нужный совет. И неожиданно получил его. Полковник заявил все так же веско:
– Разрешите, я займусь обороной селения. А вы, ваше превосходительство, организуйте эвакуацию. Только сперва людей и лишь потом кассу.
– А вы кто такой, собственно?
– Начальник штаба Второй Кубанской пластунской бригады полковник Букретов Николай Адрианович. Еду на фронт принимать должность после отпуска по болезни.
– Что же вы предлагаете? – приободрился комендант.
– Собрать наличные силы и попробовать удержать Бардузский перевал.
– Да нету этих сил…
– Поищем и найдем, главное, не впадать в панику.
Генерал услышал в словах полковника упрек и хотел уже обидеться. Но вспомнил, что тот готов взять на себя самое трудное, и передумал:
– Хорошо, поручаю вам оборону. А я сожгу военные припасы.
Букретов настойчиво возразил:
– Считаю преждевременным лишать армию боевого снаряжения. Турки еще не здесь.
Чувствовалось, что полковник человек твердый и готов воевать до конца.
– Э…
– В первую очередь, ваше превосходительство, следует известить о прорыве противника командующего отрядом генерала Берхмана. И получить от него приказания.
– Да, я сейчас же займусь этим, – охотно согласился комендант. – А вы действуйте, господин полковник. Назначаю вас своим помощником по строевой части, пока что устно. Я на вас надеюсь.
С этими словами Воропанов повернулся и ушел. Оставшиеся повели себя по-разному. Некоторые тоже разбежались кто куда, а некоторые – сплошь военные – окружили полковника. Тот обвел офицеров насмешливым взглядом:
– Слышали? Их превосходительство на нас надеется. А сам сейчас схватит факел и побежит палить склады… Итак, слушайте приказ.
Все подтянулись.
