И он не соврал. Реджис был занят делами. Занят Эбель.
– Шутишь? – Ребекка остановилась и скинула покрывало. – Я пришла к тебе сама! Сама, понимаешь?
Реджис молча смотрел на нее.
– Не молчи! Скажи мне, что хочешь, чтобы я разделась. Поцелуй и повали меня на свою чертову кровать.
– Уходи, – тяжело выдохнул Реджис и поднял с пола плед. – И не смей использовать свои способности.
Он знал, что ей нужно коснуться кожи, чтобы человек сиюсекундно загорелся желанием заполучить Ребекку здесь и сейчас.
– Я… – Ребекка растерянно опустила руки. – Да я убью тебя, Реджис Фобс!
– Буду рад, если все-таки получится. – Он опять накинул на нее плед, закрывая полуголое тело. – А пока, – открыв дверь, вытолкнул Ребекку в коридор, – проваливай.
– Ты охренел?
Дверь перед носом Ребекки захлопнулась.
Следующим утром Ребекку Мартинс нашли мертвой в кабинете мистера Кэруэла.
Кто-то мог счесть ее смерть за совпадение, но Реджис знал: Ребекка умерла, потому что бросила вызов смерти.
Она сказала Реджису, что убьет его. Да, это была шутка, но дьявол шуток не понимает. Смеяться над людьми привык Бог. Дьявол же привык над ними издеваться.
На самом деле Реджис был знаком с дьяволом не понаслышке. Дьявол был так близок к нему, что спокойно называл себя отцом Реджиса. И…
Мэром города Санди по совместительству.
Двуличным ублюдком, кстати, тоже. Уродом. Подонком. Ну или, если выражаться более изысканно, то циником и эгоистом.
Хотя Хозия Хиггинс предпочитал, чтобы Реджис называл его папочкой.
– Зачем ты здесь, неблагодарная тварь?
И еще Хозия Хиггинс предпочитал, чтобы его сын вел себя послушно. А если этого не происходило, то из любимого мальчика Реджис быстро превращался в неблагодарную тварь.
– Какого черта ты делаешь в этом соборе? – Хозия ударил по столу кулаком – горшок с единственным в комнате проросшим цветком упал на пол и разбился.
Отец приехал в академию из-за странных убийств. И он явно не ожидал увидеть здесь Реджиса, которого все это время держал взаперти. Никто не знал, что у мэра Санди есть сыновья. Точнее, один сын.
– Как ты вообще сбежал? Там же столько охраны! Это место можно покинуть только мертвым!
Реджис стоял в центре кабинета и пялился на камин, мечтая достать из огня полено и как следует врезать им отцу по роже.
– Так злишься, что я покинул его живым?
Реджис сразу вспомнил Эбель. В отличие от него, она правил не нарушала, и ее вывез оттуда катафалк, а не вывели собственные ноги.
– Я злюсь… – Хозия смел со стола стопку бумаг, – потому что ты здесь! А не там! Твое место там!
– Вернешь меня туда?
Реджис знал, что нет, ведь теперь у него в рукаве был козырь. Теперь он мог шантажировать отца. Он владел его грязными тайнами, а собор, под куполом которого жили скуры, любил секреты. Потому это место с радостью защищало нового исключительного.
– Нет, – тяжело выдохнул Хозия. – Не верну. Не сейчас.
Он отодвинул кресло Деборы, сел в него и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Реджис со скукой наблюдал за этим цирком.
– Ты же мой сын. Я знаю, на что ты способен. И я знаю, чем ты будешь мне угрожать.
– Уверен, – Реджис сделал паузу, – папочка?
Хозия кинул на него злобный взгляд. Как и Реджис, он не умел сдерживать гнев. В этом они были похожи.
– Послушай, сопляк, – сжав кулак, процедил отец. – Ты никогда не прыгнешь выше головы. Если думаешь, что ты умнее меня, отца Робинса и доктора Горганак, то ты ошибаешься.
– Я думаю, что тебе пора оставить идею…
– Нет! – гаркнул отец.
Он не дал Реджису договорить. Потому что не хотел слышать слов, которые причиняют ему боль.
– Ты жив только по моей и Горганак милости. Будь благодарен за это, сопляк!
– Я мертв, отец.
Хозия опешил.
– Я умер вместе с мамой. И с братом.
Отец встал, сделал два больших шага к Реджису. Секунда – и щеку опалила жгучая боль.
– Закрой рот, щенок. Не смей вспоминать их.
Их имена были под запретом. Мысли о них – тем более.
– Скоро я заберу тебя обратно. Совсем скоро.
– Посмотрим, – криво улыбнулся Реджис, касаясь языком царапины на губе.
Он привык к пощечинам отца. И к боли, которую тот дарил ему вместо любви.
– Мистер Хиггинс, – дверь кабинета открылась, – есть новости.
Янсен зашел без стука. Он был одним из тех, кто знал о Хозии все. В том числе и о сыне, которого тот скрывал.
– Да, Чарльз. – Отцу было важнее выслушать отчет, чем договорить с Реджисом.
– Дело срочное.
Янсен покосился на Реджиса, намекая, что ему стоит оставить их наедине.
– Прочь с моих глаз, щенок! – Хозия тоже дал это понять.
Ну и пожалуйста.
– До скорых встреч, – Реджис развернулся на пятках, – папочка, – и, быстро покинув кабинет, скрылся в безлюдном коридоре.
Стоило Реджису оказаться единственным сыном, как отец, убитый горем, взялся за его воспитание. За его излечение. Он хотел как лучше – наверняка думал, что поступает правильно. Все же родители желают своим детям только добра. Вот и Хозия желал сыну того же. Реджис так не считал.
Хозия Хиггинс запер сына в темной, пропахшей йодом комнате. Отдал в руки докторов в латексных перчатках. Оголил его кожу для игл и скальпелей. Вскрыл его вены, распилил ребра, чтобы вынуть сердце и душу. Грязную, дьявольскую душу. Исключительную. Хозия не лечил сына. Он его медленно убивал. Каждый день он приносил в жертву Сатане души скур. Каждый день молил его вернуть сына.
Забавно, но Хозия был хреновым не только отцом, но и мэром. Ведение переговоров явно не было его сильной стороной, ведь Сатана не поддавался ни молитвам, ни жертвам.
Однажды отец забрал и Эбель. И тогда жертву дьяволу принес сам Реджис.
Реджис сидел в библиотеке напротив спящей Эбель. Жевал мятную жвачку и вдыхал холодный аромат ночи и пыльных книг, глядя на ее бледное лицо. Она сильно похудела. Щеки впали, скулы стали острее. От нее все так же пахло ягодами. Ее пальцы, которые он гладил, были все такими же ледяными.
Реджис выискивал подвох в ее облике, все еще не веря, что Эбель жива. Он пытался убедить себя, что держит за руку ее, а не мертвеца, зомби или гребаного вампира. Почему дьявол вернул ее? Неужто она вынесла ему мозг? Неужто достала так, что тот, перекрестившись, вытолкнул ее из преисподней? Это было бы так похоже на Эбель. И она точно бы этим гордилась. И Реджис бы гордился.
Он перебирал ее пальцы, гладил линии вен на кисти, пока она умиротворенно спала. Реджис давно не видел ее такой спокойной. Не слышал мерного сопения. Не помнил, когда последний раз она не вздрагивала ночью от каждого шороха. В академии она чувствовала себя безопаснее, чем в клетке в подвале. Реджис улыбнулся. А потом, осознав, как глупо это выглядит, улыбнулся еще шире. Если бы Эбель увидела, что он сидит тут перед ней и смотрит, как она спит, наверняка бы врезала ему. Он бы и не сопротивлялся, правда. Реджис заслужил все ее удары.
Этой ночью, судя по бардаку в библиотеке, Эбель Барнс строила из себя детектива и копалась в старых картах и газетах. Все еще вела свое расследование, искала убийцу. Зачем-то… Зачем-то нарывалась на неприятности.
Глупая… глупая Бель Барнс…
Реджис вздохнул. Она была слишком мила, и он не мог на нее злиться. Вместо этого он изучал то, что ей удалось найти.
На руке Эбель были написаны цифры с надгробий. Она переложила их в координаты, красным кругом обвела на карте собор, спрятанный в лесах Санди. Убийца оставил новую подсказку, которая указывала прямо на Академию – на Святую Троицу, что была скрыта в Библейском шифре. Спасибо Ноа, который часто упоминал о ней.
Реджис узнал достаточно, поэтому, покинув Эбель, направился прямиком в капеллу. Хоть тут он оказался быстрее этих троих. Ладно, можно считать, что детективов-любителей в академии было четверо, потому что мистер Кэруэл явно прикрывал задницы своих учеников и вел расследование вместе с ними. Зачем? В этом Реджис тоже хотел бы разобраться, но не сейчас.
Сейчас он стоял посреди заброшенной полусгоревшей капеллы. С витража на него смотрел распятый Иисус. И… и больше ничего. Реджис обыскал каждый угол. Залез в каждую щель. Ощупал каждый камень. Но ничего не нашел.
Как и Ноа, до которого только спустя неделю дошло, куда вели координаты. Реджис был терпелив: ждал, когда же они поймут, что делать дальше, где искать новые подсказки, потому что информации у них было гораздо больше, чем у Реджиса. Еще у них был криптограф, помнящий все на свете, – ходячая энциклопедия по имени Джосайя Кэруэл.
– Редж. – Ноа сидел на кровати и перебирал струны расстроенной гитары.
Расстроена она была, потому что на ней сто лет не играли и потому, что в руки ее взял не хороший музыкант, а Ноа Эдвин.
– Ты можешь помолчать хотя бы десять минут? – Реджис встряхнул тряпку, которой протирал пыль на своей половине комнаты.
До этого Ноа около часа рассказывал ему о Человеке-пауке. Реджис успел запутаться в именах: Тоби Магуайр, Эндрю Гарфилд, Том Холланд. Последний, по мнению Ноа, был лучшим Питером Паркером. Реджис был с этим не согласен. Но молчал. Не хотел подкидывать дров в пыхтящую печку, которую Ноа ласково называл ртом.
– Чува-а-ак, – протянул Ноа, – я молчу, только когда сплю.
– Я бы поспорил.
Эдвин храпел похлеще любой бензопилы. И бубнил всякие странные вещи.
– Вот видишь! – Ноа провел по струнам гитары, те неприятно взвизгнули. – Ты просишь меня сделать невозможное.
Реджис собрал разбросанные по подоконнику носки Ноа и, поморщившись, швырнул ему в лицо. Тот даже не обратил на это внимания. Наверное, представил, что в него летит конфетти, а не вонючие вещи.
– Так вот, Редж, – продолжил Ноа, – расскажи мне про Иисуса.
Реджис повернулся и посмотрел на него как на идиота.
– Про распятие и двух разбойников?
– Да ты зришь в око! – Ноа опять тренькнул на гитаре. – Как одноглазый циклон из лабиринта!
– Не циклон, а циклоп. И в лабиринте был Минотавр, кретин. Ты вообще в школе учился? – Реджис уже ничему не удивлялся.
– За ум в нашей семье отвечает Арни. А я за красоту, – подмигнул Ноа.
Реджис сделал вид, что понятия не имеет, почему это Ноа Эдвин интересуется библейскими отсылками.
– Зачем тебе знать про распятие?
– Да там для одного проекта надо. Кэруэл навалил заданий сверху. Не нравлюсь я ему, сам знаешь. – Ноа был первоклассным лгуном.
Но к его несчастью, Реджис уже давно привык не верить ни единому его слову.
– Так расскажешь? Ты выглядишь умным чуваком.
– Я и есть умный.
Вот так, после семи дней затишья, все они смогли бы вернуться к поискам.
Но убийца, чертов конспиролог, куда-то испарился аж на три недели.
В этом были и свои плюсы. Реджис наконец-то выдохнул, стал меньше беспокоиться об Эбель. Мигрень почти прошла. Сон почти вернулся.
Но стоило Хеллоуину постучать в двери собора, как все началось заново. Глупая шутка одного ученика стоила ему жизни. Смерть в этот раз была крайне злой и голодной. Она содрала с бедняги кожу и обезглавила. И вновь вырезала на теле сигил. Старуха насытилась новой жертвой и, бросив останки воронам, отправилась на тихий час.
Тем утром Ноа спрашивал Реджиса, смог бы он убить человека или нет. А если да, то почему до сих пор не убил его, тупого болтуна. Реджис вяло пошутил, что тупые болтуны бывают полезны, но, увидев в глазах Ноа неподдельный страх, сменил тему и поспешил покинуть комнату.
Теперь Реджис понял: они его подозревают. Он висит на волоске.
Рано или поздно этот день должен был настать. Реджис не был шпионом и плохо маскировался. Но он не оставлял следов, поэтому не знал, каким образом Соль, Ноа и Эбель приплели к убийствам его. Только если… Барнс что-то вспомнила.
Это Реджис намеревался выяснить сегодня вечером. Теперь ключ к разгадке новой тайны убийцы был у него, и без Реджиса эти трое – нет, четверо – не справятся.
Реджис хотел стать пятым участником игры и победить в ней. Берегись, убийца, ведь монетку теперь подбрасывает Реджис Фобс.
Эбель стояла в трапезной и смотрела на «Тайную вечерю». Она из раза в раз повторяла: «Среди двенадцати один предатель. Приди, взгляни ему в глаза. Плати монетой серебряной. Убьешь его? Иль он тебя?»
