Дина Данич "Невинная для Грешника"

Интуиция буквально взрывается сиреной – я остро чувствую подвох и готовлюсь бежать в любой момент. Теперь уже и не знаю, что ждать от отца.

– Ты когда с бабушкой последний раз общалась? – вкрадчиво спрашивает он, а затем включает аудиозапись.

Вздрагиваю, услышав голос бабули. Тихий, и, кажется, очень усталый.

– Аркаш, а Машуня как? Пропала что-то совсем. Не звонит.

– Все в порядке, Алевтина Александрова, – это уже отец говорит. – Дочь на отдыхе. Решила немного развеяться. Предсвадебный мандраж у нее. Бывает.

– Совсем взрослая стала, – слышится вздох. – Я соскучилась так. Пусть позвонит мне, когда вернется, ладно?

Запись обрывается, и у меня внутри все болезненно сжимается. Кроме отца у меня была только бабушка по маминой линии. Она всегда была рядом, помогала пережить отъезд матери – отец же постоянно был занят работой. Когда я была помладше, еще подростком, он бывал дома куда чаще. Но чем старше я становилась, тем реже мы виделись. И моей семьей все больше становилась именно бабуля.

Вот только последний год у нее сильно шалило сердце. Незадолго до моего ухода из дома отец положил ее в клинику на обследование.

Я не посмела звонить ей и рассказывать правду. Испугалась, что это скажется на ее самочувствии.

– Как она? – тихо спрашиваю.

– Плохо, Маш. Нужна операция. Лечение не дает нужного результата.

Повисает пауза, которая с каждой секундой становится все более давящей и тяжелой.

Глядя в лицо отца, я понимаю – он завел этот разговор неспроста. Вовсе не для того, чтобы пристыдить меня и напомнить, что вообще-то бабуле надо звонить.

– Но там очередь, как ты понимаешь. Она в списках, конечно, но говорят, с ее динамикой может и не дождаться.

Я буквально слышу, как лопаются последние ниточки, связывающие меня с этим человеком.

Слово “папа” в этот момент обугливается, чернеет и превращается в пепел.

Нет больше его.

Нет и не будет уже.

– Зачем ты это говоришь? – спрашиваю, уже понимая ответ.

Отец снисходительно смотрит на меня.

– Ты ведь умная девочка, Машунь. Понимаешь что к чему. Хочешь помочь бабушке – возвращайся.

– Чтобы ты шантажировал меня и дальше?

– Ты неправильно смотришь на ситуацию, – говорит он таким тоном словно я несмышленый ребенок. – Перебесишься, и еще спасибо мне скажешь.

– Как ты можешь угрожать бабуле, – качаю головой, понимая, что это черта, за которой не смогу я его простить. Ни за что.

– Ну раз по-хорошему до тебя не доходит, приходится использовать другие варианты. Собирай вещи – у тебя пять минут.

– Я никуда не поеду, – твердо говорю.

Знаю, что если только поддамся, то больше у меня не будет возможности выбраться из этой паутины лжи.

– Тебе настолько плевать на нее? Подумай, Маш, простишь ли ты себя?

– А ты? Нормально будешь спать, зная, что мог помочь бабуле?

– Я и помогал, пока ты дурить не начала.

– Неужели тебе совсем плевать, что я не хочу замуж за Витю? Ты меня не любишь? – в отчаянии шепчу, судорожно ища правильное решение.

– Он – хороший вариант, – равнодушно отвечает отец. – Брак с ним обеспечит тебя на всю жизнь. Ты слишком молода и наивна, если думаешь, что какие-то чувства важнее практических целей.

– Он мне изменяет! Предает!

– Закрой глаза, Маша. Он мужик, это всего лишь физиология. Женится Прохоров на тебе. Ну и потом – будешь удовлетворять его хорошо, может, и перестанет гулять.

Стоит мне это услышать, как перед глазами вспыхивает та самая сцена, после которой я узнала правду.

Виктор и длинноногая блондинка, сидящая на нем в его автомобиле. Их горячий поцелуй и пошлые словечки.

Увидев тогда машину жениха, я, дурочка такая, подумала, что он решил мне сделать сюрприз. Оказывается, он был на стоянке рядом с магазином свадебных платьев по глупой случайности. И так вот увлекся…

Медленно качаю головой и отступаю.

– Это отвратительно!

Отец снова бросает взгляд на часы.

– Значит так, – чеканит он уже другим голосом, – последний шанс, дочь. Завтра ты с Витей должна быть на благотворительном вечере как пара. Не придешь – пеняй на себя. Бабка твоя скопытится, а я и пальцем не пошвелю, чтоб ей помочь. Все ее счета быстро перестанут оплачиваться.

– Ты чудовище, – шепчу, в ужасе глядя на него.

В ответ получаю мерзкую ухмылку.

– Это чудовище вырастило тебя, Маша. Не забывай. Что-то раньше тебя не коробило, как я зарабатываю деньги – ты с радостью их тратила на все свои желания.

В горле стоит горький ком, и я могу лишь беззвучно плакать.

– Завтра за тобой заедет водитель в шесть вечера. Будь готова. Насчет внешнего вида… – оно приходится по мне брезгливым взглядом, – можешь не беспокоиться. Тебе все привезут.

Не добавив больше ни слова, отец скрывается в машине, которая тут же срывается с места.

А я еще несколько минут стою, оглушенная и раздавленная.

В хостел захожу, особо не глядя по сторонам. На автомате поднимаюсь на свой этаж, захожу в комнату и практически падаю на пол.

Отчаяние сводит с ума.

Я же действительно рассчитывала, что папа поймет меня, услышит, увидит серьезность моих намерений.

И что мне теперь делать? Гнуть свою линию, но при этом лишиться бабушки?

Мне так одиноко и тоскливо. И главное – даже не с кем поговорить. Никто из подруг не понял моего ухода из дома. Может, потому что их взгляды были другими, а может просто и не дружили мы вовсе, так, были общие интересы. Но как только у меня не стало папиной безлимитной карты, я стала не из круга.

Ночь проходит ужасно – я почти не сплю. И утром принимаю трудное решение – сделать как говорит отец.

Не смогу себе простить, если бабуля умрет.

Смена у меня сегодня до двух. Учитывая, что мне придется вернуться домой, можно было бы и не работать, но я же знаю Катерину. Она сорвется на девочках, и смена у них выйдет адская.

Поэтому прикинув, что по времени все сходится, я собираюсь в ресторан. Заодно планирую хотя бы попытаться договориться с Катериной, объяснить, что увольняюсь. Вряд ли она, конечно, заплатит мне, но… Вдруг?

Зная, на что способен отец, мне бы хотелось иметь хоть какие-то пути отступления и свои сбережения.

Полдня пролетает незаметно. Девчонок я сразу предупредила, что сегодня работаю последний день. Аня расстроилась, Инга устроила допрос что и почему. Еле сбежала.

А когда я иду в подсобку за дополнительными меню, меня перехватывает Медведев.

Я про него, честно говоря, напрочь забыла из-за всех этих мыслей про бабулю. А вот он похоже нет.

И в моем плане совершенно нет пункта – переехать домой к Игнату.

– Заканчивай, лапуля, мы уезжаем, – заявляет мужчина и нагло тащит куда-то за собой.

5 Маша

Первые несколько секунд я так ошарашена, что просто перебираю ногами, чтобы банально не упасть.

– Эй!

Игнат наконец притормаживает и бросает на меня недовольный взгляд.

– Что? Считай, смена твоя закончилась. Я тебя отпросил.

– Я никуда не поеду, – качаю головой и стараюсь освободить руку.

На лице Медведева проступает раздражение. Он недовольно хмурится, отчего густые брови сдвигаются и между ними появляется залом.

– Мы вчера все обсудили, – роняет он.

– Но я не соглашалась!

Он вздыхает и, ловко развернув меня, прижимает к стене. Мы стоим посреди коридора, где пусть и нечасто, но все же ходит персонал. Ситуация, мягко говоря, двусмысленная выходит. Особенно когда я упираюсь ладонями в широкую грудь, чтобы отстоять хотя бы капельку личного пространства.

– А мне оно не надо, Ма-ша. Ты поедешь со мной, и точка.

– Или что?

– Или у тебя внезапно обнаружится недостача. Хочешь?

Возмущенно фыркаю.

– Это незаконно!

Мужчина подается вперед и буквально впечатывает меня в стену. Так близко и так горячо рядом с ним, что я просто теряюсь.

Виктор целовал меня, и не раз. Я знаю, как это – когда мужчина тебя обнимает, поглаживает, пусть и не так уж откровенно. Но ни разу я не испытала с ним такого странного томления, от которого хочется подчиниться и отдать власть в руки сильного.

– Здесь я закон, лапуля, ясно?

Мотнув головой, стряхиваю с себя наваждение.

– Я увольняюсь, так что можете что угодно вешать на кого хотите! А я…

Мое возмущение прерывает поцелуй.

Горячий. Глубокий. И очень неожиданный.

Дыхание перехватывает, пока я подчиняюсь Медведеву. Он совершенно не стесняется – вторгается и орудует своим языком так, словно решил устроить тут взрослое кино. Я только и могу что упираться ладонями в его грудь, пока Игнат буквально втрамбовывает меня в стену.

Кажется, еще чуть-чуть и все окончательно выходит из-под контроля.

– Сладкая, – произносит Игнат довольным голосом, когда, наконец, отрывается от меня.

Его взгляд – абсолютно темным и полный желания. Становится жутко не по себе – такой хищник не посмотрит на чужие слова. Просто нагнет и возьмет свое.

Губы горят, а в мыслях абсолютный бардак.

– Я же не в вашем вкусе, – шепчу обадело.

– С чего бы? – ухмыляется Медведев. – Ты очень даже… – он окидывает меня опасным темным взглядом, наполненным возбуждением, – ничего. Если захочешь, отлично оторвемся, лапуля.

– Н-не надо, – бормочу, едва чувствуя ноги. Они ватные, и я всерьез опасаюсь, что растянусь прямо тут.

– Жаль, – бросает Медведев и, наконец, отстраняется.

Мне даже дышать становится легче.

– Но поехать со мной все же придется.

– Я не могу! Мне до домой. – Игнат снова пришпиливает своим взглядом, и я спешно добавляю: – это правда важно.

Сейчас главное убежать от его, а там уже отец прикроет. По крайней мере, надеюсь на это – я же нужна ему для этой навязанной свадьбы. Медведев делает шаг назад и бросает взгляд на свои часы.