Завернув за угол, они вошли в небольшую вытянутую комнату. На подоконнике и на полу стояли догоревшие свечи – электричества не было.
Здесь находился только один ребенок, девочка, она лежала на плетеном коврике, обхватив колени руками. Девочка была совсем крохотной. Фрэнки вопросительно посмотрела на монахиню.
– У нее в голове жар, – сказала монахиня, дотрагиваясь до собственного лба.
Фрэнки опустилась на каменный пол рядом с ребенком. Присмотревшись, Фрэнки поняла, что девочка старше, чем кажется, но она явно недоедает.
– Она не ест, – сказала монахиня.
– Привет, малышка. – Фрэнки погладила девочку по черным непослушным волосам.
Девочка не шевелилась и ничего не отвечала, просто смотрела на Фрэнки грустными карими глазами. Спутанные волосы прикрывали уродливый ожог на щеке.
– Как тебя зовут? – Фрэнки дотронулась до лба девочки, отвела волосы и посмотрела на ожог, воспаления она не увидела.
Температура, конечно, но не слишком высокая.
– Мы не знаем ее имя, – тихо сказала монахиня.
Она опустилась на колени и стала осторожно гладить девочку по спине.
– Ее деревню разбомбили. Кто-то из ваших медиков ее нашел, она пряталась в канаве. – Монахиня на секунду замолчала. – В руках мертвой матери.
У Фрэнки привычно защемило сердце – в нем поселилась печаль, которая никогда теперь не покидала ее. От таких вещей нельзя защититься. Неважно, как высоки стены крепости, от этой боли они не спасут. Эту девочку она не сможет забыть, ее лицо будет являться Фрэнки во снах. Будет стоять перед глазами в бессонные ночи.
– Мы зовем ее Мэй. Мы не знаем, понимает ли она нас. Некоторые… из них… так сломлены…
Хотелось взять девочку на руки, сказать, что все будет хорошо, но как она может такое обещать?
Фрэнки порылась в сумке, вытащила детский аспирин и антибиотики.
– Этим сбивайте температуру. А это мазь для ожога. Поможет с рубцеванием. – Она снова полезла в сумку, достала вишневый леденец и протянула его девочке.
Девочка уставилась на конфету.
Фрэнки развернула леденец, лизнула его и улыбнулась, а затем снова предложила ребенку.
Девочка медленно вытянула руку и взяла леденец за тонкую белую палочку. Осторожно поднесла его ко рту и, не отрывая глаз от Фрэнки, лизнула.
Потом лизнула еще.
И еще.
Фрэнки ждала, что девочка улыбнется, но этого так и не случилось. Фрэнки слишком хорошо понимала, какую травму нанесли этому ребенку. Все больше вьетнамских деревень подвергалось обстрелам, некоторые были сожжены. Все больше вьетнамцев погибало, и дети оставались совершенно одни. Масштабы трагедии были огромны.
Фрэнки поднялась.
Вдруг девочка вытянула руку и коснулась ее ноги.
Фрэнки опять села.
В глазах девочки блестели слезы.
Фрэнки взяла ребенка на руки и стала медленно покачивать, напевая колыбельную из своего детства, через какое-то время девочка заснула. Фрэнки смотрела на эту раненую девочку, слишком маленькую для своего возраста, такую одинокую и такую беззащитную. Сердце ее разрывалось из-за Мэй и других детей, чьи жизни разрушила война. Она гладила горячий лоб девочки и продолжала петь, сдерживая слезы.
– Макграт? Вертушка возвращается. Нам пора. – В дверях стоял Джейми.
Она положила спящую девочку на циновку и поцеловала в щеку со шрамом.
– Сладких снов, Мэй, – с болью сказала она.
Вставая, Фрэнки потеряла равновесие. Ноги подкосились.
Джейми тут же подбежал, чтобы поймать ее. Она схватилась за его руку, но не смогла посмотреть в глаза.
– Фрэнки…
Самой ей было не справиться. Она повернулась, он прижал ее к себе. Из глаз у нее текли слезы, терялись в просторах его хлопковой футболки.
Он ничего не говорил, только держал ее, пока она сама не отстранилась.
– Спасибо, – сказала она, вытирая слезы.
– Эта девочка запомнит твою доброту, – сказал он. – Когда-нибудь она вырастет, начнет бегать, прыгать и играть.
Фрэнки смогла только кивнуть, эти слова много для нее значили. Откуда он знал, что именно это ей нужно было услышать?
Они вышли во двор. Сияло солнце, дети смеялись и бросали друг другу мяч, который привезли медики. На грунтовую дорогу неподалеку сел вертолет, вращающиеся лопасти прибили к земле слоновую траву, подняв облако красной пыли.
Команда медиков подбежала к вертолету и забралась внутрь. Фрэнки снова села у открытой двери и свесила ноги за борт. Она достала «Полароид», сделала снимок, потом второй и третий, каждый раз она вытаскивала пустую карточку и махала ей, пока не проступит изображение. В этом было что-то механическое, никакого восторга она не испытывала.
Недалеко от них другой вертолет разбрызгивал над джунглями гербициды.
До Тридцать шестого они добрались без приключений, в лагере было тихо.
Удивительно тихо: никто не бежал из неотложки в предоперационную или хирургию, в приемном покое не было ни одного пациента, по территории не разъезжали машины «скорой помощи», дождь не лил стеной, кругом не текли реки грязи. Фрэнки, Этель, Барб и Джейми направились в столовую, девушки взяли сэндвичи и несколько банок газировки, Джейми захватил себе пиво.
На пляже с десяток парней без рубашек играли в волейбол. Из колонок играла музыка, откуда-то доносился стук молотков – возводились новые здания. Далеко на холмах словно кукурузные зерна взрывались минометные снаряды. Джейми стянул рубашку, разулся и побежал к волейбольной сетке.
Фрэнки, Этель и Барб поставили на песок три раскладных стула и сели, они жевали сэндвичи и любовались сиянием белого песка и голубой воды. И голыми торсами волейболистов. Вечером здесь повесят киноэкран. Говорили, что сегодня покажут «Большой побег»[20 - Фильм Джона Стёрджеса 1963 года со Стивом Маккуином в главной роли о массовом побеге из немецкого лагеря во время Второй мировой войны.].
Кто-то выкрутил громкость на полную. Люди стали подпевать «Улетаю на самолете»[21 - Leaving on a Jet Plane (1966) – песня Джона Денвера.]. Две девушки из Красного Креста (Пончиковые куклы, так их называли) в своих форменных юбках катили по пляжу тележку с едой и напитками. Несмотря на забавное прозвище, эти девушки были крепкими орешками. Они ездили по всему Вьетнаму на чем только придется и поднимали боевой дух солдат.
– Что случилось? – спросила Барб.
Фрэнки не удивилась вопросу. Они были больше, чем лучшие подруги – она, Барб и Этель. Радикалистка, дочь фермера и хорошая девочка из хорошей семьи. В обычной жизни они могли никогда не встретиться и не стать подругами, но война свела их вместе, сделала сестрами.
– В том приюте была девочка, – сказала Фрэнки. – Она чуть не сгорела. Наши медики нашли ее на обочине… в руках мертвой матери.
Этель тяжело вздохнула.
Фрэнки все думала о Мэй, думала о том, как она, обгоревшая, лежала в канаве на руках мертвой матери.
– Ее деревню разбомбили.
Война – это одно, бомбы, летящие на деревню с женщинами и детьми – совсем другое. В «Звездах и полосах» ничего подобного не писали. Почему там не рассказывали правду?
Воцарилось молчание. Все всё понимали, но сталкиваться с этой ужасной правдой никто не хотел. Та деревня была в Южном Вьетнаме.
И бомбы были только у американцев.
Глава десятая
Август выдался жарким и дождливым, из-за слишком влажного воздуха дышать порой было трудно. Вся одежда Фрэнки отдавала плесенью и пестрела пятнами. Толком отстирать или хотя бы просушить ее просто не получалось. Как и все в лагере, Фрэнки научилась не обращать на это внимания.
В сентябре сезон дождей наконец закончился, настало время невыносимой жары. В конце каждой смены маска и медицинская шапочка были насквозь мокрыми от пота. Ангары и бараки превратились в духовки. После отдыха в клубе, просмотра фильма под звездным небом или игры в карты с подругами Фрэнки падала на кровать и тут же засыпала.
– Вставай, Фрэнк.
– Нет. – Фрэнки, натянув на голову влажную простыню, повернулась на другой бок.
Через пару секунд ее ударили в плечо:
– Поднимайся. Уже тринадцать ноль-ноль.
Фрэнки застонала и с трудом открыла глаза. Обстрел этой ночью не прекращался несколько часов подряд, от взрывов стены барака ходили ходуном, крупные капли красной грязи то и дело падали с потолка прямо на лицо.
Фрэнки прикрыла глаза рукой.
– Уйди, Этель. Мы легли всего час назад.
– Вообще-то два, – сказала Барб. – А теперь подумай, какой сегодня день.
Фрэнки приподнялась на локтях и посмотрела на календарь над кроватью Этель – все числа были зачеркнуты.
– Отъезд Этель!
– Верно, соня, – сказала Этель, снимая розовые бигуди. – Вьетнам теряет лучшую армейскую медсестру. Я возвращаюсь в большой мир. Но я не оставлю эту дыру, пока не объемся пиццы на вечеринке. И захвати купальник, Спящая красавица. Нас уже ждет вертушка.
– Купальник?
Фрэнки не верила своим ушам. Вчера они работали четырнадцать часов подряд, ни разу даже не присев. Почти все время она провела в операционной. Спина и ноги отваливались. Сегодня их единственный выходной за две недели, а они отправляются в какой-то офицерский клуб на какие-то водные процедуры.
Этель сдернула простыню, и Фрэнки осталась в футболке, трусах и длинных носках. Даже в такую жару носки были обязательным предметом одежды, ночью они защищали ноги от насекомых и разных ползающих тварей. Трусы она не снимала на ночь по той же причине.
Фрэнки через силу слезла с кровати – ноги были ватными, а ступни словно пожевали собаки, – надела красный раздельный купальник с широким поясом, сунула ноги в кроссовки и побрела в уборную.
На полпути ее догнал жуткий запах. Дым и человеческое дерьмо. У какого-то бедного новобранца выдалось дерьмовое дежурство. В буквальном смысле. Он выгребал переполненные отхожие места и сжигал их содержимое в больших металлических бочках.
По деревянному настилу она зашла в душевые. В это время дня вода всегда была почти горячей – солнце успевало ее нагреть. Нежиться под горячим душем Фрэнки не стала, только быстро ополоснулась и вытерлась полотенцем, хотя в такую жару это было необязательно.
– Наконец-то, – сказала Этель, когда Фрэнки вернулась в барак. – Дебютантка и та собирается быстрее.
– Что ты знаешь о дебютантках? – Фрэнки застегнула штаны и зашнуровала кроссовки. Затем взяла ножницы и стала подрезать волосы, которые лезли в глаза. Зеркала в бараке не было, но это даже к лучшему.
Барб подвязала свое короткое афро небольшим платком, потом молча отобрала у Фрэнки ножницы и стала ровнять ей волосы. Фрэнки полностью ей доверилась. Такова была природа их дружбы. Она бы запросто доверила Барб и Этель свою жизнь.
– Пошли, сельская дебютантка, – сказала Барб, бросая ножницы на тумбочку. – Мальчики ждут.
– Мальчики? – Фрэнки сунула в рюкзак сменную одежду, и трое медсестер вышли из барака.
В Тридцать шестом сегодня было удивительно тихо. Обстрелы, конечно, продолжались (за колючей проволокой в джунглях гремели взрывы), но никаких сигналов тревоги. Фрэнки слышала выкрики парней. Они играли в футбол перед пустой сценой.
На вертолетной площадке стоял боевой вертолет – один из тех, на которых летали Морские волки. Медсестры подбежали к открытым дверцам. Из вертолета высунулся пулеметчик и помог им забраться на борт. В последний момент появился Джейми в спортивных шортах и выцветшей футболке «Варлокс» и тоже запрыгнул в кабину.
Пилот показал им большие пальцы и начал взлет. Лопасти закрутились. Прерывистый стук сменился мерным гудением. Вертолет слегка качнулся вперед, и они полетели на небольшой высоте. У открытых дверей рядом с оружием сидели пулеметчики.
Фрэнки приземлилась рядом с Джейми на брезентовое сиденье в задней части салона.
Через открытую дверь она смотрела на меняющиеся пейзажи: белые пляжи, бирюзовую воду, красные грунтовые дороги, что тянулись, словно вены, на юг, к Сайгону. Ближе к столице показалось зеленое полотно джунглей, пронизанное серебряными нитями. Дельта Меконга сверху была похожа на тонкое кружево. Джунгли то и дело озаряли оранжевые вспышки.
Через несколько минут вертолет мягко опустился на ровный, пустой клочок земли.
Пилот заглушил двигатели, снял летный шлем и повернулся к пассажирам:
– Еще одна идеальная посадка от Морского волка. Запишите это в своем дневнике, леди.
– Познакомься, Фрэнки, это Кипарис. Улыбайся, но не верь ни одному его слову. Он возомнил себя Джеймсом Бондом. Вертолеты и самолеты вскружили ему голову. Теперь он думает, что ему подвластно все на свете.
Кипарисом звали высокого худощавого парня с широкими плечами. Густые усы и клочковатая борода придавали его привлекательному лицу залихватский вид. На нем была камуфляжная футболка и короткие плавки. Избавившись от шлема, он тут же нахлобучил поношенную ковбойскую шляпу.
– Это Джеймс Бонд косит под меня, – объявил Кипарис, поглаживая свои неуставные усы. Он был неотразим и прекрасно это понимал. – Здрасьте, мэм.
Фрэнки не смогла устоять перед его южным обаянием и расплылась в улыбке.
– Ну а Кипарис косит под меня, – сказал второй пилот, рыжий жилистый парень с неряшливыми усами. Он улыбнулся Фрэнки и остальным девушкам, показав кривые зубы. – Зовите меня Койот, – и он завыл.
Койот помог девушкам вылезти из вертолета, придержав Фрэнки чуть дольше необходимого. Она чувствовала, как он пожирает ее глазами.
– Добро пожаловать в летний лагерь Морских волков, леди, – сказал он с протяжным техасским говором.
Это было так нелепо и так напоминало о доме, что Фрэнки не смогла удержаться от смеха.
Перед ними лениво текла широкая коричневая река, берег был сплошь заросший, болотистый. Вдалеке за рекой на фоне синего неба угадывался силуэт Сайгона. У берега стоял видавший виды катер, внутри, на переднем сиденье – стрелок с пулеметом, он внимательно отслеживал любое движение на суше, воде и в небе.
