– Он не должен умирать один.
– Иди, Фрэнк. Будь ему сестрой, женой и матерью.
– Но…
– Просто держи его за руку. Иногда это все, что мы можем сделать. А потом возвращайся сюда…
«Когда он умрет», – хотела добавить Этель. Фрэнки зашла за ширму и ощутила, как тело налилось свинцом. Этот солдат – мальчик – был совсем плох. Она увидела, что он плачет.
Фрэнки осторожно приблизилась к нему, посмотрела имя и звание.
– Рядовой Фурнетт, – сказала она.
Внезапно стало тихо – по крайней мере, ей так показалось. Ни гула вертолетов, ни криков медсестер – Фрэнки слышала только тяжелое, булькающее дыхание солдата.
Она отвела взгляд от ужасной зияющей раны, из которой сочилась кровь и торчали гладкие кишки.
Она подошла еще ближе и взяла его холодную руку.
– Рядовой Фурнетт, – сказала она снова. – Я Фрэнки Макграт.
Он медленно моргнул. Слезы текли по его лицу, смешиваясь с грязью и кровью.
– Вы не видели Стиво? Рядового Гранта. Я должен был присматривать за ним. Он приехал сюда два дня назад. Наши мамы работают в одном салоне. На Батон-Руж.
– Я его видела, – с трудом сказала Фрэнки, в горле стоял ком. – С ним все хорошо. Он спрашивал о тебе.
Рядовой Фурнетт слабо улыбнулся.
– У меня… что-то болит, мэм. Укол перестал действовать. Черт, мне бы холодного пива. – Его начало трясти. Рука обмякла и еще сильнее похолодела. – Мэм.
– Да?
Повисло молчание, затем он снова заговорил:
– Надо было сказать… – Он тяжело захрипел. Изо рта потекла кровь. – Сказать, что люблю ее.
– Скажешь после операции. Как только тебя подлатают. Я помогу написать письмо.
– Я… – Он замолчал, вздрогнул и закрыл глаза.
Его пальцы разжались. Только что он был здесь, держал ее за руку, говорил о том, что не успел сделать, и вот его уже нет.
Массовый поток пострадавших. Или МАСПОТ – так они называли тот ужас, что случился сегодня. Видимо, после недавнего пополнения войск это стало происходить так часто, что на полную фразу просто не хватало времени.
Фрэнки стояла в углу ангара. После девяти часов службы она была совершенно вымотана, новые ботинки стерли ноги в кровь, но боль была ничто в сравнении со стыдом, который она испытывала.
С чего вдруг она решила, что здесь ей самое место? Чем она может помочь тяжело раненным солдатам? Толку от нее не больше, чем от обычной леденцовой леди[12 - Candy stripers, или «леденцовые леди», – женщины-волонтеры, которые помогали медсестрам в больницах, их так прозвали из-за униформы с красно-синими полосками, напоминающей фантики популярных конфет.].
Весь вечер она трясущимися руками разрезала футболки, жилеты и штаны, смотрела на раны, о которых раньше даже не слышала. В ушах до сих пор стояли крики пациентов, хотя в палате уже давно никого не было.
Пострадавшие, напомнила она себе. В обычной жизни они были пациентами, здесь – пострадавшими. В армии было полно всяких терминов – например, обычная жизнь. Так называли то, что осталось позади.
Фрэнки тяжело вздохнула, услышав чьи-то шаги, – это была Этель, которая решила ее проведать.
– Полная задница, – сказала Этель, зажигая сигарету. – Не бойся, такое бывает не каждый день, слава богу.
Фрэнки мысленно кивнула. На самом деле она просто стояла и смотрела в пустоту.
– Как ты, Фрэнк? – Этель обняла ее.
– Никак, – только и смогла произнести она.
– К такому нельзя подготовиться. Но хуже всего, что ты привыкаешь. Пойдем.
Придерживая Фрэнки за плечи, Этель вела ее по лагерю. Фрэнки чувствовала каждую новую мозоль. На улице стоял металлический запах крови. В ночной темноте было совсем не видно дороги.
В столовой сидели двое мужчин – пили кофе в части для солдат. Когда Фрэнки подошла к клубу, она почувствовала запах дыма, пробивающийся через занавеску на входе. Внутри играла музыка, которая напоминала о доме. «Я хочу держать тебя за руку-у-у»[13 - I Want to Hold Your Hand (1963) – песня Джона Леннона и Пола Маккартни, записанная в виде сингла, первый серьезный хит «Битлз» в США.].
Где-то вдалеке слышался шепот волн. Этот звук притягивал к себе, словно песня сирены, взывал к воспоминаниям юности. Вечер, они с Финли гоняют на великах, свобода, руки в стороны, над головой звезды.
Финли. Весь день он словно был рядом, Фрэнки видела его в каждом солдате, которого держала за руку.
Она оставила Этель позади и пошла вдоль забора с острыми шипами колючей проволоки.
Перед ней открылось море. Серебряный блеск, движение волн, соленый воздух – все это было знакомо с детства и потому напоминало о доме. На пляже она села на песок и закрыла глаза.
Фрэнки чувствовала запах соли, ощущала ее на языке. Море? Нет.
Это были слезы.
– Одной сюда лучше не ходить. Не все солдаты джентльмены, – сказала Этель, садясь рядом.
– Добавлю в свой список ошибок.
– Будь осторожна. Все мужчины здесь только и делают, что врут и мрут.
Фрэнки не знала, что ответить.
– Ну. Выкладывай, – сказала Этель.
– Что? – Фрэнки вытерла глаза и посмотрела на нее.
– Ты грустишь из-за мальчиков, которых мы потеряли, или из-за того, что ты хреновая медсестра?
– И то и другое.
– Значит, у тебя есть все, что нужно. Мы все прошли через это. В обычной жизни медсестры – люди второго сорта. Ах да, как и все женщины. Мужчины ограничивают нас, одевают в девственно-белый, говорят, что врачи – боги. А самое страшное – мы в это верим.
– А здесь врачи разве не боги?
– Ну конечно, боги. Только спроси их. – Этель достала из кармана пачку сигарет и протянула Фрэнки.
Фрэнки взяла сигарету. Раньше она не пробовала курить, но сейчас хотелось унять дрожь в руках и избавиться от запаха крови.
– Зачем ты приехала сюда? – спросила Этель.
– Теперь это неважно. Я сделала глупость. – Она повернулась к Этель: – А почему ты оказалась здесь?
– Тебе покороче или в подробностях? После того как я обучилась сестринскому делу, я хотела пойти по стопам отца и стать ветеринаром. Но во Вьетнам поехал человек, которого я любила, так я и оказалась здесь. Если коротко, я просто поехала за ним. – Ее голос стал мягче. – Его звали Джордж. Ради одной его улыбки я была готова на все.
– И он…
– Умер. А у тебя что?
– Мой брат тоже здесь умер. И… я хотела как-то помочь, принести пользу. – Это прозвучало так наивно, что Фрэнки замолчала.
– Мы все этого хотим, Фрэнк. Поэтому я подписала второй годовой контракт.
В обычной жизни, когда Фрэнки рассказывала друзьям, что надеется принести пользу стране, дать семье повод для гордости, все только закатывали глаза и махали рукой – это, мол, бессмысленный пафос, но здесь, сидя рядом с девушкой, которую она едва знала, Фрэнки снова испытала гордость за то, что вступила в армию.
– Мне очень жаль твоего Джорджа, – сказала Фрэнки.
– Он был настоящим красавчиком, мой Джордж. – Этель вздохнула. – Сначала я ненавидела себя за то, что приехала и все равно его потеряла, но в итоге смирилась и теперь рада, что осталась здесь. Вьетнам делает тебя сильнее и лучше, Фрэнк. Когда я вернусь в Вирджинию на ферму отца, я снова пойду в ветеринарное училище, теперь меня ничто не остановит. Я хочу всего этого, Фрэнк. Мужа, ребенка, работу. Длинную счастливую жизнь, которая закончится, когда я уже не смогу вылезти из кресла-качалки, но вокруг будут дети, животные и друзья. Здесь ты поймешь, чего на самом деле хочешь от жизни. Это я обещаю.
– Спасибо, Этель.
– Ладно, хватит разводить сопли. Ты пьешь, Фрэнк?
Фрэнки не знала, что ответить. В колледже она ходила на вечеринки, там все, что она пила, – пара стаканов пива, а здесь она в первый же день выдула две стопки виски, но ведь она хорошая девушка, которая всегда играет по правилам. В декабре ей исполнился двадцать один год – возраст, с которого по законам Калифорнии разрешен алкоголь, – но после смерти Финли и ужасных новогодних каникул она не стала праздновать свой день рождения.
– Пью.
– Алкоголя тут полно, – сказала Этель. – Смотри в оба. И мой тебе совет – будь осторожна. Я не пью, но и не осуждаю. Живи здесь и сейчас. Делай что хочешь, если это поможет пережить ночь.
Этель встала и протянула Фрэнки руку:
– Давай, поднимайся, лейтенант, отряхнись и приведи себя в порядок, сейчас мы набьем животы, а потом хорошенько оттянемся в клубе. Ты только что пережила свой первый МАСПОТ.
Фрэнки впервые видела, чтобы человек ел так быстро. Этель походила на гиену, которая глотает добычу, видя, как приближаются хищники.
Наконец Этель отодвинула пустую тарелку и сказала:
– Я хочу танцевать. Пойдем?
Фрэнки посмотрела на недоеденный солсбери-стейк с коричневым соусом[14 - Солсбери-стейк, «стейк для бедняков», – по сути, обычная котлета, имитирующая по форме стейк; коричневый соус – классика французской кухни, соус на основе мясного бульона.] и переваренной зеленой фасолью. И зачем она съела так много пюре?
– Танцевать?
Какие могут быть танцы? В животе бурлило. Она никак не могла переварить ни ужасов, которые видела, ни свою никчемность. Ей было стыдно и плохо. Она поднялась со стула.
В столовой было полно солдат в перепачканной кровью форме. Она удивилась, как громко они болтают и как много смеются. Она не понимала, как человек, прошедший через МАСПОТ, может так быстро о нем забыть.
Они с Этель вышли из столовой. Проходя мимо сцены, Этель рассказала о рождественском концерте в Кути, когда войска развлекал сам Боб Хоуп[15 - Боб Хоуп (настоящее имя Лесли Хоуп, 1903–2003) – американский комик, обладатель пяти премий «Оскар», часто выступал перед американскими солдатами в зонах военных конфликтов.].
– Я отправила фотографию с Хоупом отцу. Он повесил ее в амбаре и теперь всем рассказывает, что его дочка спасает жизни…
Фрэнки не слушала. Ей хотелось побыть одной. Она начала сворачивать к бараку. Этель схватила ее за руку, словно прочитав мысли:
– Погоди, Фрэнк.
Когда они подошли к клубу, Этель отодвинула занавеску, и бряцанье бусин заполнило тишину между песнями.
Внутри было ни сесть ни встать – столько набилось народу. Мужчины, сгрудившись в небольшие компании, курили, разговаривали и пили. На полу валялся выпуск «Звезд и полос»[16 - Stars & Stripes – ежедневная газета Министерства обороны США, предназначена для военного контингента за пределами страны, также это неофициальное название национального флага США.], на первой полосе – заголовок: «Линия Макнамары укреплена вдоль ДМЗ». Воздух был серым от дыма.
Как они могут стоять здесь, курить и пить, будто ничего не случилось? У кого-то на волосах еще осталась кровь.
– Ого, Фрэнк. Ты дышишь как арабский скакун. Танцев не будет, я поняла. Пойдем. – Этель схватила две холодные банки кока-колы и направилась к выходу.
– Эй, красотки, не уходите! – крикнул кто-то из толпы.
– Вы что, обиделись?
– Я даже штаны надену. Возвращайтесь.
Обогнув туалеты и пустые душевые кабинки, девушки подошли к баракам.
Этель открыла дверь и почти силой заставила Фрэнки подняться в темную, сырую и вонючую комнату.
Она включила свет и, взяв Фрэнки за плечи, посадила на койку.
– Я вся пропахла кровью, – сказала Фрэнки.
– Да и выглядишь так себе. Тут всегда так.
– Мне нужно в душ.
Этель протянула ей банку колы. Так они и сидели бок о бок, плечом к плечу.
Фрэнки посмотрела на фотографии фермы и лошадей над койкой Этель и ощутила легкий укол грусти.
– Мы с братом как-то раз катались на лошадях. Мне очень понравилось.
– Первая лошадь у меня появилась в четыре. Каурый Честер, – сказала Этель. – Мама запрягала Честера, сажала меня на спину, и мы катались по саду. Я до сих пор об этом вспоминаю.
