На самом деле, эта неделя вымотала меня. Не было дня, чтобы я пришла на поле позже семи утра, а ушла до захода солнца. И я подозреваю, почему доктор Фредрик решил на этой неделе поручить мне дела всего медицинского персонала.
– Давно ты здесь? – спрашивает Исайя, и вокруг его глаз собираются морщинки, но не от улыбки, а из-за беспокойства.
– С утра. Доктор Фредрик решил, что День открытия – идеально подходит для того, чтобы я провела инвентаризацию медицинских принадлежностей. Я пришла сюда в шесть.
– Разве у вас нет стажеров для таких задач?
– Есть.
Его осеняет понимание, и обычно беспечный Исайя выглядит раздраженным.
– Ты поела?
– Я в порядке.
– Ты ела, Кеннеди?
– Я потом перекушу в столовой.
Он смотрит на меня так, словно не верит, а затем вторгается в мое личное пространство. Не знаю почему, но я не отстраняюсь, не вздрагиваю и не ежусь. Я не возражаю, если он вторгнется в мое личное пространство и прикоснется ко мне.
Странно.
Но Исайя этого не делает. Он просто протягивает руку и запирает дверь от посторонних.
– У меня кое-что для тебя есть. – Он лезет в карман. – Не такое броское, как то, что было у тебя в прошлый раз.
– Я ненавидела то кольцо.
На его губах появляется озорная улыбка.
– Я тоже.
Исайя держит между указательным и большим пальцами изящное кольцо.
– Ого, – слышу я свой голос. – Красивое.
Взяв кольцо из его рук, я любуюсь, как камень переливается на свету. Он потрясающего фиолетового цвета. Кажется, что это аметист. Маленькие бриллианты образуют вокруг него ореол, а шинка сделана из патинированного золота.
Очевидно, у этого кольца есть история, какой не бывает у новых украшений. Похоже, это кольцо носили, лелеяли и любили.
– Скрестим пальцы, чтобы оно подошло, – вставляет Исайя. – У моей мамы тоже были маленькие руки.
Стоп. Что?
Я перевожу взгляд на Исайю и понимаю, что он наблюдает за мной.
– У твоей мамы?
От такого вопроса этот самоуверенный мужчина краснеет.
– Это ее обручальное кольцо.
Я физически ощущаю, как кровь отливает от моего лица, когда сжимаю пальцами кольцо его матери.
Я не могу его носить! Не сейчас, когда наш брак – это просто сделка. Возможно, я никогда не пойму, как можно ценить родительские вещи, но братья Родез обожали свою маму.
Я знаю немногое, но Исайе было всего тринадцать, а Каю – пятнадцать, когда их мать трагически погибла. Миллер упоминала, что Кай рассказывал о своей маме с большим чувством. А прошлой осенью в журнале «Еда и вино» вышла статья о Миллер, где упоминалось, что она назвала десерт в честь этой женщины, хотя они и не были знакомы.
Исайя говорит о матери мало. С другой стороны, он избегает серьезных тем. Я догадываюсь, что он скучает по ней так же, как и его брат.
– Я не могу его надеть.
– Думаешь, не подойдет?
– Это кольцо твоей мамы, Исайя. Его следует сохранить для кого-нибудь другого. Того, кто тебе дорог.
– Но мне дорога ты.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
Он смотрит мне в глаза, не отступая, но и я не сдаюсь.
– Пожалуйста, – продолжаю я, протягивая ему кольцо, чтобы он забрал его. – Я не хочу оскорбить память твоей мамы, надевая ее кольцо, потому что я замужем за ее сыном только из-за делового соглашения. Я надену другое.
После долгих секунд молчания Исайя наконец забирает у меня кольцо.
– Это единственная вещь мамы, которую я хотел взять себе после ее смерти, – говорит он, вертя его между пальцами. – Не знаю почему. Наверное, тогда я просто плохо соображал. Мне следовало бы сохранить что-нибудь из ее одежды или любимых книг, но я выбрал это кольцо, потому что помню, как красиво оно смотрелось на ее коже. Я всегда мечтал подарить его девушке, на которой женюсь. И пусть наш брак заключен по расчету, Кеннеди, ты и есть та девушка, на которой я женился.
Исайя берет меня за руку, и я даже не вздрагиваю, когда он проводит подушечкой большого пальца по моему безымянному.
– Так что, пожалуйста, ради меня, просто надень его, хорошо?
Его умоляющий тон заставляет меня согласиться, и Исайя, не дожидаясь ответа, надевает кольцо мне на палец.
Оно подходит идеально.
Исайя обводит его большим пальцем.
– Но если ты его потеряешь, я с тобой разведусь.
Я ничего не могу с собой поделать и хохочу.
Я несколько лет запрещала себе смеяться в присутствии этого мужчины, и теперь мне приятно поддаться такому порыву.
Я смягчаюсь, и мой тон становится нежнее:
– Я позабочусь об этом. Ради тебя.
– Уверен, ты справишься.
– И я верну тебе это кольцо, как только все закончится.
На это Исайя не отвечает.
– Это тебе, – продолжаю я, доставая из кармана и протягивая на раскрытой ладони черное металлическое кольцо и его силиконовый аналог. – Это не бриллианты, но…
– Может, тебе лучше встать на одно колено или что-то в этом роде?
Я бросаю на Исайю строгий взгляд.
– Забирай эти чертовы кольца, пока я не передумала!
Его улыбка становится шире.
– Ты купила запасное силиконовое кольцо, чтобы я мог носить его во время игр?
К моим щекам прилила кровь. И правда: зачем я это сделала?
Наверное, потому, что Исайя похож на того, кто будет надевать силиконовое кольцо на время игр, поскольку не сможет носить металлическое. И я – его якобы жена – об этом знала.
– Тебе не обязательно надевать его на время игры, если это неудобно. Просто я подумала, что это могло бы подкрепить нашу легенду, учитывая что Ремингтон присутствует на домашних матчах.
Исайя надевает силиконовое кольцо на безымянный палец левой руки.
– Я как раз собирался сделать там татуировку с твоим именем, потому что не могу носить кольцо во время игры, но сойдет так. – Он отпирает дверь, придерживает ее и говорит: – Вам лучше вернуться к работе, док.
Выходя, я посмеиваюсь, думая о татуировке, и тут до меня доходит: я не вполне уверена, что он пошутил.
Держа Кая за руку, я разминаю его мышцы, уделяя особое внимание той, что приводит большой палец кисти: она, как правило, напрягается в начале подачи, если не проработать ее перед выходом на поле. Прижимаю большим пальцем, снимая напряжение.
Я расслабляю мышцы между его пальцами, затем переворачиваю его руку ладонью вверх и большим пальцем прохожусь по отводящей. Мои пальцы проводят линию вдоль сухожилий и гладят кожу.
У него большие руки и развитая мускулатура, приобретенная за годы тренировок, где он оттачивал умение контролировать траекторию бейсбольного мяча. На ощупь они как у Исайи.
В моем сознании всплывает воспоминание о нашей ночи в Вегасе. Я помню, как непринужденно держала его за руку, а текила помогала мне не задумываться.
Хотела бы я всегда так спокойно относиться к прикосновениям! Но тот физический контакт был совершенно иным, чем здесь, в тренажерном зале.
Я начала работать в области спортивной медицины еще на первом курсе. Дин был игроком бейсбольной команды нашего университета, и я помню, как увидела его в тренажерном зале после одной из игр.
Врачи и тренеры команды работали со спортсменами, используя различные виды послематчевой терапии и помогая расслабиться с помощью растяжки. Я помню, как легко медицинский персонал прикасался к спортсменам.
Тогда сама мысль о прикосновении к кому-то была для меня чуждой, и я оказалась одновременно шокирована и заинтригована тем фактом, что существует профессия, позволяющая использовать свое тело для исцеления чужого.
Никто и никогда не касался меня по-настоящему. Я не могу припомнить, чтобы меня обнимали в детстве. Никто никогда не держал меня за руку и не прижимался ко мне. В то время я не знала, что это ненормально, но как только поступила в колледж, то поняла: со мной что-то не так. Все мое тело напрягалось, когда новые университетские друзья пытались обнять меня в знак приветствия.
В следующем семестре я начала стажироваться в бейсбольной команде Дина и сменила специальность на медицинскую. Я влюбилась в науку! Удивительно, но человеческий организм способен разрушаться и восстанавливаться. Можно сделать свое тело крепче, чтобы избежать травм.
Я научилась использовать свои руки для исцеления другого человека. И хотя физический контакт, не связанный с медициной, все еще кажется мне неестественным, я работаю над этим.
– Ты собираешься посмотреть мне в глаза или…
Я продолжаю разминать руку Кая, пока он сидит на массажном столе.
– Нет, если можно.
Он усмехается.
– Ты меня ненавидишь? – спрашиваю я.
– Черт возьми, Кеннеди! Никогда не думал, что ты настолько склонна драматизировать.
Я отпускаю его руку и наконец поднимаю взгляд. Да, поднимаю, хотя он сидит, а я стою, потому что братья Родез невероятно высокие.
– Теперь ты изменил свое мнение обо мне?
– Конечно, нет.
– Я, по сути, использую твоего брата.
– Он, кажется, не возражает. Я почти уверен, что он вызвался бы в добровольцы, если бы имел такую возможность.
Я никогда не пойму так называемой влюбленности Исайи. Если бы он знал обо мне хоть что-то, его чувства бы давно испарились. Коннору предложили управлять компанией моей семьи. Все, что ему нужно было для этого сделать, – быть со мной, и он не справился.
Кай говорит тихо, чтобы слышали только мы.
– Однако если ты причинишь ему боль, у нас будет совсем другой разговор.
– Он не должен пострадать. В этом нет ничего личного. Это просто сделка. И ее срок истекает через шесть месяцев.
Кай касается кольца своей матери на моем пальце.
– Я не уверен, что он воспринимает это именно так.
Меня это тоже беспокоит. Это кольцо кажется слишком серьезным для того, что мы затеяли.
На массажный стол рядом с Каем шлепается одноразовая тарелка с домашним сэндвичем.
– Ешь, – говорит Исайя, обращаясь ко мне.
Я поднимаю взгляд на другого чересчур высокого Родеза.
– Я же сказала, что все в порядке…
– Съешь сэндвич, Кенни! Ты выглядишь так, будто вот-вот упадешь в обморок. – Он поворачивается к брату. – Она здесь весь день и не прекращает работать! Не позволяй ей продолжать разминку, пока она не поест.
