На улице снова холодно.
Я прижимаюсь к нему лицом. Солнце яркое.
Исайя яркий.
Желтый.
Держу пари, его любимый цвет – желтый.
Желтый – такое странное слово!
Вспышка фотоаппарата желтая.
– Я наконец-то женился на девушке, которой был одержим много лет.
Одержим – тоже странное слово.
Я одержима тем, какая мягкая эта подушка.
Мои новые кеды такие милые!
Исайя тоже такой милый.
Я никогда ему этого не скажу.
5
Исайя
Звонок, доносящийся с другого конца комнаты, ввинчивается прямо в раскалывающуюся голову. Это самый громкий звук, который я когда-либо слышал.
Кажется, это телефон. Не знаю, чей он, но лучше бы, черт возьми, его выключили, чтобы я мог поспать.
Но никто его не выключает. Он продолжает трезвонить, пока вызов наконец не переключается на автоответчик, но затем звонят опять, и все повторяется.
Кто-то рядом со мной ворчит, выражая раздражение, которое испытываю и я. Резко открываю глаза. Кто-то у меня под боком… В моей кровати.
Я медленно поворачиваюсь в ту сторону и вижу лежащую на животе женщину. Какого черта?
Нет, нет, нет. Сожаление скручивает меня изнутри.
Восемь месяцев ожидания…
Кеннеди.
Черт возьми! Я узнаю? эти волосы, скрывающие лежащую рядом со мной женщину.
Кеннеди Кей Оберн.
Кеннеди в моей постели.
Когда телефон звонит снова, она рычит, закрывая уши ладонями, демонстрируя свою левую руку… и безымянный палец на левой руке.
Воспоминания о прошлой ночи всплывают в моей затуманенной памяти…
Она тянет меня в часовню.
Я спрашиваю ее бесчисленное количество раз, уверена ли она в том, что делает.
Она была уверена. Это то, чего она хотела.
Я услышал только слова о том, что Кеннеди хочет выйти за меня замуж.
Моим последним воспоминанием было то, что в этот раз худший день в году стал лучшим временем в моей жизни.
Я резко вдыхаю, осознавая это, потому что смутно помню, как надевал то кольцо ей на палец. Но я мог бы поклясться, что все произошедшее прошлой ночью было лишь сном.
– Что? – задыхаясь, спрашивает она и садится.
Какое-то время ее сонный взгляд блуждает по мне, прежде чем Кеннеди понимает, где находится.
– Исайя? – Она откидывает волосы с лица. Тушь расплылась у нее под глазами, а помада размазалась по щеке.
Я никогда не видел идеально ухоженную Кеннеди такой неопрятной. Она выглядит именно так, как я сам себя сейчас чувствую.
– Почему ты в моей комнате?
– В моей комнате, – поправляю я.
Кеннеди обводит взглядом гостиничный номер и понимает, что он – не ее. Затем ее взгляд падает на одежду, в которую она одета со вчерашнего вечера.
– Боже мой! – Она вскакивает с кровати, как будто та объята пламенем. – Боже мой… Неужели мы?.. Пожалуйста, скажи мне, что мы этого не делали.
– Чего не делали?
– Неужели мы… – Она отчаянно жестикулирует, прижимая другую руку ко лбу. – Разве мы, ну, ты понимаешь…
– Кенни, – произношу я ее имя, – мы оба взрослые люди. Ты можешь произнести слово «секс».
– Пожалуйста, скажи мне, что мы этого не делали!
Эти карие глаза умоляют меня сказать «нет», что, если честно, немного бьет по самолюбию.
– Судя по тому, что мы одеты, а я был слишком пьян, чтобы что-то предпринять, я готов поспорить на хорошие деньги, что нет, у нас не было секса.
Она выдыхает, с облегчением закрывая глаза. Еще один удар по самолюбию.
Продолжая сидеть на кровати, я поднимаю левую руку.
– Тем не менее мы поженились.
Она широко распахивает глаза.
– Что это, черт возьми, такое?
– То же самое, что и у тебя на руке.
Правой рукой она прикрывает рот, одновременно вытягивая левую для осмотра.
– Нет, мы этого не делали.
– Мы это сделали.
– Мы этого не делали!
– Как громко! Господи… – Я морщусь, проводя кончиками пальцев по вискам. – Если я правильно помню, где-то здесь есть подтверждающий документ. Но я тоже почти ничего не помню после фонтанов перед «Белладжио».
Она стоит там в джинсовой куртке и белом платье и качает головой. Ирония в том, что платье, которое она надела на девичник сводной сестры, теперь стало ее свадебным платьем.
Я мысленно смеюсь. Что, черт возьми, мы натворили?
Кеннеди осматривает мой гостиничный номер в лихорадочных поисках упомянутого документа, прежде чем находит его перевернутым и брошенным на пол, как будто это одно из меню навынос, которые подсовывают под дверь гостиничного номера, а не юридически связывающий нас документ.
– Боже мой… – выдыхает она, изучая наше свидетельство о браке. – Что, черт возьми, ты наделал?
«Стоп. Что?»
– Я?
– Да, ты! Как ты мог так поступить, Исайя?
Она что, издевается надо мной?
Я мгновенно вскакиваю с кровати.
– Это была твоя идея. Именно ты на этом настояла. Я спрашивал тебя бесчисленное количество раз, уверена ли ты.
Она качает головой, не веря.
– Я бы не стала… Я не могла совершить что-то настолько безрассудное. Это была твоя идея.
В этот момент с меня как будто слетают розовые очки.
Я никогда не злился на Кеннеди. Никогда не выражал неудовольствие по поводу того, что она говорила. Я никогда с ней не спорил. Но это… Она обвиняет меня в том, что произошло вчера вечером… Впервые за все время, что мы знакомы, я чертовски зол на нее.
– Не вешай это на меня, Кеннеди! Ты сама попросила меня так поступить.
– Нет, – недоверчиво смеется она. – Нет ни малейшего шанса, что из всех людей я попросила именно тебя на мне жениться.
– Ты умоляла меня об этом!
Ее глаза становятся безумными.
– Тогда ты должен был сказать мне «нет»!
– Когда это я мог сказать тебе «нет»?!
Ее челюсть напрягается, мы оба тяжело дышим от гнева.
– Сними это.
– Что?
– Кольцо. – Она указывает на кольцо на моей левой руке – то самое, которое дал нам священник в часовне. Оно такое дешевое, что кажется купленным в торговом автомате. – Сними это кольцо с пальца.
– Сними свое.
– Я же сказала: сначала ты.
– Ну, я и не собираюсь. – Я буквально никогда не отстаивал свою точку зрения перед этой девушкой, но, как я уже сказал, я зол.
– Хорошо. – Она снимает дешевое пластиковое колечко и засовывает его в карман джинсовой куртки оверсайз, которую я купил ей вчера вечером. – В любом случае оно ничего не значит.
– Ты права. Не значит. Для тебя это было просто идеальной местью за то, что произошло у вас с твоим бывшим. Что ж, не за что, Кен! Надеюсь, тебе будет приятно, когда ты ему об этом расскажешь.
Мы сильно напряжены, и проходит слишком много времени, прежде чем взгляд Кеннеди смягчается – в нем читается сожаление.
– А разве в часовнях Вегаса не должны отказывать пьяным?
Мне не нравится, когда другие расстраиваются. Я злюсь на Кеннеди всеми фибрами души, но мои инстинкты буквально умоляют сделать хоть что-нибудь, чтобы она почувствовала себя лучше. Я предпочел бы видеть ее улыбку, а не этот безнадежный, потерянный взгляд.
Я нахожу свой бумажник на прикроватной тумбочке. Из него исчезли все наличные, которые были у меня с собой прошлой ночью.
– Я совершенно уверен, что дал священнику пару сотен, чтобы он этого не сделал.
– Не могу поверить, что мы поженились…
– Милая история, которую мы сможем рассказывать внукам, а?
Она хватает с кровати подушку и швыряет мне в лицо, но я ловлю ее прежде, чем та успевает меня коснуться.
– В этом нет ничего милого. Это ошибка, сделанная по пьяни.
– Я предпочитаю термин «счастливый случай».
