– Чаю хотите?
Рубцов ответил за обоих:
– Не хотим. Можно идти?
– Устали мы, – виновато улыбаясь, соврал Яшка.
– Устали, значит. А вы не пробовали вместо того, чтобы халтурить на своих выходных, отдыхать, как все трудящиеся? На что вам столько денег? Живете в бесплатном общежитии, на всем готовом…
Тут уже Пельмень понял, что сейчас разорется. Они сговорились? С утра спросил у Тоськи, все ли постирала назавтра, и выслушал визги о том, что она ему не прачка, ей тоже надо план выполнять. И что некоторые, которые гребут во все руки, пока ударники пашут на благо родного предприятия, могли бы сами постирать себе.
Канунников громко, нарочито громко кашлянул, чтобы не так был слышен Андреев скрежет зубовный, примиряюще проблеял:
– Так ведь по закону имеем право проводить свободное время как заблагорассудится.
Директор, вздохнув, поднялась, заложив руки за спину, прошлась по кабинету туда, потом обратно, все продумала, каждое слово, и лишь после этого заговорила:
– Видите ли, ребята. Взрослая жизнь далеко не всегда идет по вашим хотениям и законам. Более того, необходимо думать прежде всего не о себе, а об общей пользе, о долге.
– Мой долг – механизмы и станки настраивать, – прервал директора наладчик Рубцов.
– Мой – время фиксировать, – напомнил Канунников, помощник хронометражиста.
– Ну а благодарность?
– Такого рода дензнаков нет, – заметил нахал Рубцов.
Все, терпение лопнуло. Вера, не сумев удержать порядком натруженный язык, сказала то, что не надо было:
– Тогда раз о долгах заговорили, то какой долг был Сорокина, Николая Николаевича? Отправить вас в детдом, а не терпеть ваши художества в районе. Долг Сергея Павловича был – упечь за воровство и бродяжничество, и не раз. И мой долг был очевиден – уличить вас, как пособников вора, мошенника и самозванца, а не оформлять по липовым бумагам на порядочную работу с проживанием и питанием.
Канунников выкатил глаза, Рубцов тотчас упер взгляд в пол. Только видно было, как его уши наливаются кровью, и проговорил он очень спокойно, обращаясь подчеркнуто к приятелю:
– Это кого она именует этими паскудными словами?
Акимова потребовала:
– Выбирай выражения! – И уточнила, подчеркнуто спокойно: – Вором, мошенником и самозванцем я называю Кузнецова, если угодно, Максима Максимовича.
– Вот чего она стоит, ваша благодарность. – Рубцов поднялся, демонстративно нахлобучил кепку.
Канунников поднялся тоже, но кепку надеть не решился, только для надежности и опоры держался за спинку стула.
Андрей продолжил:
– Вор, мошенник и самозванец вам без копейки денег оборудование поставлял, ремонты делал, телефоны устанавливал, дороги латал. На машине вас катал. Благодаря ему кабинетик ваш до сих пор в вымпелах, грамотах. Вы так, значит, о человеке, который столько добра вам сделал…
– И к тому же ответить вам не может, потому что покойник. И ва?лите на него, – вставил хмуро Канунников.
– Так, довольно! – оборвала директор. – Приказываю приступить к работам по обеспечению водоснабжения в новом фабричном корпусе немедленно после того, как будет протянута труба. С приказом ознакомит секретарь. Марш на работу. И чтобы к вечеру вода была.
Оба вышли. Вера Владимировна побегала туда-сюда по кабинету. Открыла окно, подышала, успокоилась.
«Новости какие! Посмотрите на них! Ввалились в кабинет, как свиньи малолетние, требуют непонятно чего! Ей-богу, пора ставить вопрос в райкоме, что он себе позволяет, Эйхе? Растащили фонды, теперь поправляют дела за чужой счет? Чужими руками?!»
В это время Маша, постучавшись, доложила, что пришел главбух. Вера желчно заявила:
– Я не принимаю!
– Он настаивает.
– Скажи, что он не вовремя.
Но главбух уже самочинно влез в кабинет, эдакий упрямый броненосец с папкой для бумаг – огромный лоб наклонен, очки на конце носа с пористой кожей.
– Я всегда не вовремя. Служба такая.
– Присаживайтесь, – процедила сквозь зубы Акимова. – Маша, чаю! – И, спохватившись, прибавила: – Пожалуйста.
С аппетитом испив вкусного чаю, заваренного Машей, главбух принялся излагать, раскладывая бумагу за бумагой, как гранпасьянс:
– Вот, благоволите видеть, какая получается история. Наш завхоз Бутузов оформил под списание двести кило охры и сурика по акту на покраску третьего цеха.
Вера подняла брови:
– Охры и сурика? – Потом спохватилась: – Какой третий цех? Он год как крашеный.
Главбух с готовностью выложил «козырь» с обоснованием:
– Сами убедитесь.
Директор бегло просмотрела бумагу.
– Позвольте. Если их списали, то где они? Куда делись такие-то объемы?
– А вот, – еще один «козырь» лег сверху, – требование-накладная с печатью ДПР, подписанная у вашего заместителя по АХО… С которым тоже что-то надо делать, он как того-сего нюхнет, подмахивает все.
– Что в матотчете?
– Усушка-утруска.
– Где материалы, я спрашиваю? – лязгнула зубами директор.
Главбух глянул поверх очков, точно прикидывая, как ее лучше боднуть.
– По документам – в утиле. А где на самом деле, то это вам лучше спросить Бутузова.
– Спрошу. Обязательно спрошу.
– Спроси?те уж. Не то как бы по итогам следующего аудита не полетели наши с вами головы.
Главбух поднялся, отправился к выходу. И уже у двери, точно припомнив, добавил:
– А лучше вам сразу адресоваться к товарищу Эйхе, Виктору Робертовичу.
Нет, это последняя капля, переполнившая чашу терпения.
– Этот-то при чем?! – чуть не простонала Вера.
– Да вот я как к вам шел, как раз видел, что ихний транспорт под погрузку стоял у ворот.
– И вы мне только сейчас… – Но, поняв, что зря теряет время, директор бросилась вон из кабинета.
Глава 9
По коридору и лестнице Вера пролетела вихрем и, лишь выскочив из здания, сбросила темп – много народу было во дворе, не скакать же козой на виду у всех! Но из-за этой вот зависимости от чужого мнения она опоздала. Когда поспела на место, полуторка уже отбыла. Но Вера увидела точно: полуторка эта из ДПР была гружена лесом – наверняка тем самым, сухим, который Акимова выбивала лично для обустройства дома отдыха, а теперь должен был пойти на койки в лагерь!
Тю-тю досочки. Уехали, издевательски маша красными ленточками. Остались лишь вонючий шлейф солярки да пыль на зубах. Осталась также куча каких-то сваленных мешков, порядком побитых жизнью, воняющих плесенью и мышами, а также завхоз Бутузов, в телогрейке при плюс двадцати на солнце. И главное – остался Виктор Эйхе, негодяй белобрысый, который, совершенно не таясь, совал завхозу какие-то бумаги. Тот, въедливо изучив, собирался их спрятать, но Вера, подоспев, отобрала, вчиталась, язвительно спросила:
– Некондиционный лес, значит, отправили?
Бутузов твердым голосом поправил:
– Утилизировал, если по факту!
– Ага. Утилизировал взаимозачетом за… двести кило льняных очесов?![12 - Очёсы – отходы при очистке волокнистого материала (хлопка, шерсти, льна и т. п.) посредством чесания.] Откуда?!
– Это мы поставили, – объяснил Эйхе и вежливо прибавил: – Здравствуйте.
Вера, не ответив на приветствие, спросила:
– У вас-то откуда очесы?
Эйхе учтиво заметил:
– Вообще-то, это не ваше дело, но если в самом деле интересно, то это отходы текстильного производства.
Вера делано спокойно уточнила:
– То есть на фабрику поставляете отходы фабричного же производства в обмен на фабричный же лес. Ничего не упустила?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=72387466&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Барин (жарг.) – начальник ИТЛ.
2
Скряга (жарг.) – начальник хозчасти.
3
Коновал (жарг.) – лагерный врач.
4
Ст. 58–14 «Контрреволюционный саботаж» – если хищение нанесло ущерб престижу государства, в т. ч. вывоз уникальных икон XII в., ст. 59–3 УК РСФСР «Незаконные операции с валютой и ценностями» – ценности продавались за валюту.
