А у меня даже плакать сил не было тогда. Я не представляла свою новую жизнь рядом с мамой, которую видела в лучшем случае раз в пару месяцев, не хотела уезжать с ней в Москву. Вообще ничего не хотела, кроме как лечь на бабушкину кровать, свернуться калачиком и плакать. Но мама не из тех людей, кто дает такую возможность. Иногда мне кажется, что ей просто страшно остановиться и оглядеться вокруг. Почувствовать, пустить чуть глубже в себя. Она словно та стрекоза, упорно отрицающая, что рано или поздно ее лето может кончиться.
Медленно бреду в свою комнату. Останавливаюсь на пороге, думая с чего бы начать. Мамина квартира так до конца и не стала полностью моей, но я не могу сказать, что мне было здесь плохо. Нормально. Иногда даже очень комфортно и хорошо.
У меня была своя комната, мама потакала моему увлечению музыкой, мы часто заказывали суши вечером, когда она ночевала дома, включали какой-нибудь сериал и болтали обо всем.
Еще я очень много времени была предоставлена сама себе – тайная мечта любого подростка. Но последний учебный год, три репетитора, музыка и желание удачно поступить не давали возможности воспользоваться этой свободой по полной.
В новом классе я не очень прижилась – все-таки я выросла в провинции, да и мама на первом же родительском собрании произвела не очень хорошее впечатление своей яркой, во многом искусственной красотой на большинство родительниц нашего класса. Кто-то оперативно прошерстил ее соцсети. Мгновенно слухи пошли… Не слишком хорошие. Понятно, что они задевали и меня. Популярные девочки воротили нос, некоторые мальчики маслено поглядывали и пытались топорно подкатывать, упоминая при этом мать.
Конечно, до уровня Караева-младшего с его "отсоси за "Биркин"" никто не опустился – Эмиль умудрился пробить дно по моей личной шкале кринжатины. Но сказать, чтобы он так уж сильно меня удивил – нет. Скорее неприятно взбудоражил. И позволил в красках представить мою будущую жизнь бок о бок с ним. Ничего хорошего…
Хотя, если его игнорировать, то, вполне возможно, он очень скоро успокоится и перестанет меня задевать. В классе все произошло именно так.
Звездой коллектива, как в своей прошлой школе, я, конечно, не стала, но уже к Новому году от меня отстали, и я даже обзавелась парочкой друзей – Олей, с которой сидела за одной партой, настоящей классической ботаничкой и от того невероятно интересным человеком, и Юрой, с которым мы случайно пересеклись в музыкальной студии и узнали, что ходим к одному и тому же преподавателю по гитаре, что сразу сблизило нас. А еще все в классе решили, что мы с Юркой встречаемся, и потихоньку полностью перестали меня доставать.
В общем, моя жизнь наладилась, стала понятной и приятной совсем недавно.
И вот опять…!
Кручу гитару в руках, не в силах даже в чехол ее запихнуть. Нет, я так не могу!
Срываюсь с дивана и иду к матери в спальню. Она занята тем, что бережно упаковывает косметику.
– Мам, я хочу остаться тут.
– Нет. Ты же слышала Назара.
Даже голову не поворачивает в мою сторону.
– Мам, он мне никто, с чего я вообще должна его слушать и слышать! Мне девятнадцать через три недели! В чем проблема?! Я сейчас даже не буду предъявлять тебе, что ты меня не предупредила, не сказала ничего про беременность, про свадьбу. Не буду. Ок! Но просто оставьте меня в покое! Я. Не. Хочу. Жить. У. Него!
– Объясни почему, – раздраженно вздыхает мать, наконец переводя на меня взгляд.
– Ты его детей видела? Они нас ненавидят!
– Они привыкнут, это первая реакция. Все нормально.
– Сильно сомневаюсь, – бурчу, покусывая губы.
На языке так и вертится "А еще Эмиль предлагал ему отсосать", но мне почему-то невыносимо стыдно произносить это вслух. Не знаю даже почему, ведь стыдиться бы надо не мне.
– Маль, – мама снова вздыхает и присаживается на кровать. Похлопывает по матрасу рукой, предлагая пристроиться рядом.
Слушаюсь. Сажусь с ней рядом. Она перехватывает мою руку и заглядывает в глаза.
– Малина, давай так договоримся, – начинает мама ласково, – Ты мне дашь этот год. Просто посмотришь как и что, хорошо? Может быть, через время ты сама не захочешь переезжать. А может быть Назар не будет так категорично настроен, чтобы ты не жила одна. Кто знает… Ну что тебе стоит? Только год! Тем более такой важный. У тебя первый курс, мне страшно совсем уж одну тебя оставлять. Без присмотра. Дорогая… – второй рукой убирает мне прядку за ухо, улыбается, – Если будут проблемы, то мы вернемся к этому разговору. Хорошо? А пока… У меня план такой. Квартиру я решила сдавать. Деньги от сдачи пойдут тебе, будут твои личные. Можешь класть на счет, можешь тратить. Разве плохо? Ну… Подумай! И квартира эта все равно остается за тобой. Но ты тоже войди в мое положение. Я не хочу сейчас перечить Назару. Он против, чтобы ты одна жила. Уступи, дочка. Не в сарай в конце концов он тебя везет!
Я молчу. Мама давит. Говорит и говорит… Пока я, мысленно махнув на все рукой, не уступаю ей.
Ок. Год.
***
Только мы заканчиваем разговор, как приходят упаковщики. Начинается суета. Мне казалось, что вещей у нас с мамой немного, тем более что никакую габаритную мебель мы с собой не берем, но все равно в итоге забивается целый грузовик.
Когда едем обратно в особняк Караева, я, вымотанная, вырубаюсь в машине. Спросонья бреду за грузчиками, затаскивающими коробки с моими вещами на второй этаж. В прострации наблюдаю, как Караев- старший распоряжается все занести в комнату, в которой я в прошлый раз ночевала.
Грузчики оставляют коробки, две горничные тут же начинают оперативно их разбирать. Я помогаю, наибольшее внимание уделяя своим инструментам и технике. Мы уже почти все достали из коробок, как в комнату снова заглядывает Назар Егорович.
– Малина, извини, не спросил. Ты точно решила разместиться здесь? Есть ведь спальни побольше… Не тесно будет тебе?
– М, нет… Спасибо. Мне эта нравится, – отзываюсь на автомате, качая головой.
– Ну хорошо, – кивает Караев и прикрывает за собой дверь.
А до меня только через минуту доходит, что у меня была возможность выбрать спальню подальше от Эмиля, а я…
Черт!
Подскакиваю на ноги, решая догнать Назара Егоровича и сказать, что передумала. Но что-то тормозит. И я сама себе объяснить не могу, что именно. Или не хочу.
Медленно опускаюсь обратно на ковер, продолжаю разбирать коробку с книгами.
И в голове вдруг едва уловимым, зудящим фоном так и вертится непрошеный вопрос, придет ли Эмиль ночевать.
11. Малина
Но Эмиль ночевать не пришел.
А я весь вечер в итоге была как натянутая струна в ожидании его внезапного появления и неминуемой новой стычки.
Ужинали мы втроем – я, мама и Назар Егорович. Взрослые болтали друг с другом, обсуждая все подряд – от новостей до ближайших планов, а я молчала, чувствуя, как непроизвольно простреливает напряжением от звуков любых шагов в соседних со столовой комнатах. Так и тянуло уточнить у Назара Егоровича, явится его сын или нет, но не хотелось показывать, насколько мне это важно.
Нет, не из-за того, что я хотела его видеть, а ради собственного спокойствия.
– У тебя же завтра репетиция? Во сколько? Мне надо заехать к косметологу, как раз вместе поедем в город, – предлагает мать, – Пока будешь в студии, я все успею, и отвезу тебя обратно.
– В шесть. Не надо обратно. Я договорилась погулять с Юрой, – рассеянно отзываюсь, – Но если отвезешь туда, будет отлично. А вечером я на такси. Можно же? – со скрытой иронией интересуюсь у Назара Егоровича.
Лично с ним я тот факт, что он отказал мне в отдельном проживании, не обсуждала, но все равно не могу удержаться от тайной шпильки по этому поводу.
– Можно конечно. Кто такой Юра? – Караев с легким интересом выгибает бровь.
– Очень приятный мальчик, – за меня кидается отвечать мама, – Малин одноклассник, хорошо учится, интеллигентный такой. Всегда вежливый. Они вместе ходят на гитару, да, дочка? Он поступил… Куда он поступил? – переводит на меня взгляд, щелкая пальцами в попытке вспомнить.
– В Бауманку, мам.
– Парень твой? – одобрительно хмыкает Назар Егорович.
– Друг, – поджимаю губы.
– Ой, не смущай ее, Назар. На самом деле они такие милые…– смеётся мама довольно, – ходят вместе за ручку, шушукаются, рилсы свои целыми днями снимают.
– Ясно, ну, первое чувство это прекрасно, – кивает Караев, —И я думаю, ты благоразумная девушка, да, Малин?
– В каком именно смысле? – невинно хлопаю глазами.
На самом деле я прекрасно понимаю, что он намекает на предохранение. И меня это бесит. Хочется сказать, что от его сыночка в этом плане исходит гораздо большая опасность, чем от кого-то Юрки.
Назар Егорович не поясняет, лишь с задержкой выразительно смотрит и переключается на мою мать. А я быстро доедаю пасту и удаляюсь в свою комнату.
Хотя мне пока сложно воспринимать ее своей. Небольшая, с нейтральными бежевыми стенами, маленьким санузлом, включающим туалет и душ, и крохотным чуланом-гардеробной. Но все же очень уютная и светлая, особенно из-за достаточно просторного балкона, на котором размещен плетеный журнальный столик и глубокое садовое кресло, обложенное подушками.
Эта комната является последней в левом крыле дома, которое изгибается полукругом. Так что она чуть выступает, а балкон идёт по диагонали к балкону Эмиля. И если отдернуть шторы, то я по касательной вижу его балконную дверь и окно.
С одной стороны меня это раздражает, ведь сама я теперь выходить на балкон не имею никакого желания, а шторы придется все время держать закрытыми. С другой, я вижу черноту в окнах напротив и понимаю, что хозяина комнаты там нет.
Это наконец позволяет расслабиться.
Подключаю гитару и около часа репетирую заданный этюд перед завтрашним занятием. Он достаточно сложный, концовка мне дается через раз, все время сбиваюсь. Еще и усталость, накопленная за сегодняшний день, сказывается. Так что в какой -то момент забиваю на все, решив довести до совершенства этюд завтра днем, принимаю душ и ложусь спать.
В комнате так тихо, когда выключаю свет и накрываюсь тонким одеялом, что, кажется, я слышу, как кружатся пылинки в воздухе. Я не знаю, как тут со звукоизоляцией стен, но то, что в соседней комнате никого нет, улавливаю даже не на слух, а каждой своей клеточкой.
Ощущаю пустоту, будто само присутствие Караева -младшего в радиусе нескольких метров способно запустить химические реакции в моем теле. Не приятные, но будоражащие. Засыпаю с трудом. И кажется, что под самое утро.
***
Аккуратно вывожу толстую стрелку на верхнем веке. Стразы в виде звёздочек рассыпались под бровью. Скулы блестят хайлайтером. Мы с Юркой собираемся пойти на набережную, сегодня наши знакомые делают там флешмоб, так что наряжаюсь сразу для вечера, потому что после занятия по гитаре домой уже не попаду. Черные палаццо, черный топ, открывающий живот, бежевая джинсовая рубашка размера оверсайз, которая мне почти по колено, и любимые кеды. Волосы оставляю распущенными, лишь у лба делаю две тонкие косички, вплетая в них серебряные колечки. Отлично, если волосы будут мешать – уберу в хвост.
Оставшись удовлетворенной своим внешним видом, я, в ожидании, когда за мной зайдет мать, в сотый раз за сегодняшний день беру в руки гитару. Открываю гребаный этюд. Концовка так и плывет – не дается.
Все-таки мама была права, когда отговорила меня от попыток поступления в муз училище. У меня не техничные руки, короткие пальцы и мне не хватает усидчивости. Я все это знаю про себя.
Включив метроном на телефоне, повторяю только концовку. Никак не дается перебор, не в такт. Сбиваюсь и сбиваюсь. Черт! От злости луплю по струнам так, что режущий нестройный звук эхом разлетается по всей комнате. Шумно выдыхаю и делаю опять.
Я так сосредоточена, что не улавливаю момент, когда в мою комнату открывается дверь. Лишь замечаю чью-то фигуру в проеме боковым зрением.
– Мам, я сейчас…– рассеянно бормочу и тут же замираю, так как это не мама.
Это Эмиль. Закрывает за собой дверь и, сложив руки на груди, тяжело и непроницаемо смотрит на меня.
Мои пальцы сами собой нервно пробегают по струнам.
– Что-то забыл? – сглатываю, – Вообще принято стучать…
– Ты так настойчиво просила к тебе зайти своими корявыми переборами, что я подумал, что это будет лишним, – щурится.
– Просила зайти? Я была уверена, что тебя вообще нет! – возмущаюсь.
Эмиль игнорирует и продолжает говорить свое.
– На будущее, будь добра, играй в наушниках, это же электрогитара, да? Значит можно, чтобы без звука. Если конечно не мечтаешь, чтобы я к тебе почаще заходил, – ядовито, – Ну что? Мне принимать это за призывный сигнал?!
– До одиннадцати имею полное право шуметь без всяких сигналов, – пожимаю плечами и, крутанув звук на максимум, резко ударяю по струнам.
Караев кривится от звона в ушах. Он стоит и у меня, но это приятный дискомфорт, учитывая выражение лица это раскомандовавшегося петуха.
– Смешно. Дошутишься до того, что найдешь ее в мусорке, – кивает Эмиль на гитару в моих руках.
– Не посмеешь, – фыркаю.
– Проверим? – хищно скалится, – Могу отнести прямо сейчас. Или ее, или тебя! Кстати…– и его черный взгляд соскальзывает с моего лица вниз и медленно ощупывает фигуру, которую не так-то легко разглядеть в безразмерных шмотках, – У тебя и внешний вид подходящий для черного мешка. А где же милая пастушка- дурочка в цветочном платье? – выгибает бровь.
– Ауф… Считаешь, что я милая? – сладко улыбаюсь.
– Нет, я сразу понял, что ты сучка, но думал – образ постоянный, а не на один вечер ради моего отца.
– Сам ты… – начинаю, но осекаюсь, так как дверь открывается и на пороге показывается мама.
– О, Эмиль, привет, – она смотрит на Караева -младшего удивлённо, – А ты что тут…?
Эмиль ничего не отвечает. Молча засовывает руки в карманы джинсов и выставляет плечи вперед в какой-то очень уж агрессивной позе. Мама, слегка смутившись его показным недружелюбием, переводит взгляд на меня.
– Кхм… Малина, ты готова? Поехали.
– Да, готова, – встаю, откладывая гитару в сторону.
– Отлично, а то я уже опаздываю, – она кидает быстрый взгляд на часы на запястье, – Тебя точно не надо после занятий забирать? У вас с Юрой все в силе, да?
Киваю.
Мама, еще раз покосившись на Эмиля, выходит из комнаты первой. Он идёт за ней, но на самом пороге тормозит и опирается спиной о дверной косяк. И, когда я прохожу мимо, хватает меня за локоть и рывком притягивает к себе.
От неожиданности и теряю равновесие и буквально впечатываюсь в его тело. Я вниз смотрела, боясь, что он мне подножку додумается поставить, а уж никак не начнет хватать практически при моей матери, которая, правда, начала кому-то звонить и уже стремительно удаляется от нас по коридору.
– И кто же такой у нас Юра? – хрипло и тихо интересуется Эмиль, наклонившись к самому моему уху.
– А тебя колышет? – бормочу, смотря прямо перед собой, и чувствуя, как его горячее дыхание влажным облачком оседает на моем виске.
– Это ты для него в грязную альтушку вырядилась? Всегда подстраиваешься под мужиков, которым надо понравиться? – шепчет Эмиль, почти касаясь губами кромки моей ушной раковины.
У меня крупные мурашки волной пробегают по шее – так остро я чувствую это.
Резко отстраняюсь и дергаю локоть в попытке высвободиться, но Эмиль лишь сжимает пальцы крепче. Да что ему надо?! Поворачиваюсь и перехватываю взгляд черных глаз. Пренебрежительный, зло-насмешливый, но какой-то очень горячий.
