Ксавье О. Холлоуэй "Комикс"

Он не может сдержать смех, даже когда в его висок упирается дуло пистолета.

Удар.

Боль.

Темнота.

«Как в кино. Сон. Это сон.

Как в кино. Так не бывает.

Неправдоподобно. Как в кино».

Изображение медленно проявляется.

– Тебе еще смешно?

«Голос знакомый. Сон».

– Тебе еще смешно, сука?!

«Как в кино».

– Ты, блядь, слышишь меня?!

– Как в кино, – шепчет Гомес, – как в кино…

– Твою мать!

Изображение снова пропадает.

Стуки и звук льющейся воды.

Вода льется по его лицу.

«Как хорошо!»

Гомес подставляет под воду рот и морщится от боли.

Изображение снова проявляется. Теперь уже отчетливо.

Гомес не может пошевелиться.

Перед ним – ему опять смешно – мэр Эвил.

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

Смех обрывает удар в живот.

«Я и забыл, что… солнечное… сплетение… есть…».

Гомес несколько секунд не может ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Он даже успевает отмерить расстояние до шкафа, где у него лежит «смит-вессон».

«Нереально».

Тридцать восьмого калибра.

«Нереально».

Эвил.

Первый вдох. Боль снова возвращается.

– Очухался? Я, блядь, таких психов, как ты, давно не встречал.

– Мэр…

– Ха! Наконец-то.

Эвил усаживается на корточки. Гомес зло скалится. Кровь изо рта стекает по щеке.

– А ты знаешь, – Эвил закуривает, – ты отлично выглядишь.

– Что вам нужно?

– Хм… Мне не понравилось, как ты провел интервью. – Эвил выдыхает дым в лицо Гомесу – Почему ты тогда убежал? Расскажи мне.

– О-о-о-о-о. Наш славный мэр пустился на поиски истины… Ха-ха…

Новый удар в живот затыкает Гомеса еще на пару минут. Пока он корчится в поисках воздуха, Эвил докуривает сигарету. Луна заглядывает в окно. Дым причудливо тянется в ее сторону, словно распадается на сизые нити – они истончаются у форточки и исчезают.

– Слушай, – Эвил закуривает еще одну, – я так с тобой рак легких заработаю, а у меня еще дела. Я тут как раз где-то видел у тебя топорик на кухне…

Гомес сипит.

– Подожди, я сейчас за ним схожу.

Запотевшие окна остывают от центра к краям, обнажая черноту с редкими звездами. Луна скрывается за соседним домом, как в затмении вырезая контуры крыши. Эвил чем-то гремит, радостно восклицает «Нашел!» и возвращается, как раз когда Гомес переходит на более-менее ровное дыхание.

– Знаешь, чтобы доказать тебе серьезность моего желания услышать ответы, я отрублю сначала твой мизинец. Вот так.

– Нет! Не… А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

«Как родник. Кровь».

Гомес держится за руку и не понимает, кричит ли он до сих пор.

На полу в луже валяется его мизинец.

«Как в кино».

Он смотрит на него, даже когда заматывает руку носовым платком.

Кровь просачивается сквозь ткань, пальцы скользят.

«Как в кино».

– На, выпей. – Эвил сует под нос Гомесу бутылку водки. – Выпей. Я только что глотнул – помогает.

Гомес жадно прикладывается к бутылке.

– А теперь говори.

– Я убежал потому… что узнал в вас того… кто был тогда в кинотеатре. Я испугался…

– Подробнее.

– Я попал туда случайно… У нас никто не хотел идти так поздно, редактор назначил меня… Пришлось… А там никто ничего не подозревал, все веселились… Никто ничего не понимал, даже когда все началось, когда вышли вы… Я только на интервью понял, что это вы. С задних рядов тогда что-то выкрикивали и аплодировали, но шипение заполнило все…

– Какое шипение?

– Не знаю. Как будто, знаете, когда заканчивается виниловая пластинка. Кхы-кхэ-кх-кх…

– На, выпей еще.

– Спасибо, мне хватит. У меня там… кх-кх-кх… позади вас, в тумбочке, аптечка… Там бинты. Да, здесь. Откройте. Да. Спасибо…

Гомес осторожно разматывает платок. Эвил льет ему на руку водку. Гомес зажмуривается, стискивает зубы и быстро обматывает руку бинтом. Туго затягивает на запястье. Кровь проступает, но вроде бы останавливается.

– Дальше.

Раздается телефонный звонок.

– Твою мать! Кто тебе может звонить?

– Не знаю, – откашливается. – может быть, из больницы?

– Давай сделаем вид, что тебя нет дома.

– Кх-кх-кх… кх-кх-кх-кх-кх…

– Давай дальше.

– Когда я пришел, там уже почти полный зал собрался. Нет, все-таки дайте мне водки… Спасибо.

Гомес набирает полный рот, кривится от жжения, глотает. Эвил устало наблюдает.

– Почти полный зал… – Гомес тяжело дышит. – Мне досталось место в первом ряду. Когда я уселся, появился Уэйд, а с ним какой-то мужик в синем плаще…

– Уэйд?!

– Да. Комиссар Уэйд.

– Хм. Дальше.

– И тут на сцену вышли вы. Дальше… Уэйд упал – потерял сознание. Его вроде бы усадили на ближайшее кресло… Или куда-то за дверь уволокли… Или это потом…

Д-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а.

А дальше…

…гаснет свет.

Тишина, словно шепотом, рождает гул.

Все трепещет в ответ каждому его усилению.

Сцена освещается.

Гул превращается в рев.

– Вы подбежали к какому-то старику слева от меня… И вы… Вы так стонали… Словно вас пытали… Старик сначала ерзал в кресле, пытался вырваться… А потом замер на мгновение и все-таки встал…

Д-а-а-а-а. Он встал и…

И это повторялось… Вы подходили к каждому в нашем ряду. Я боялся вас… Все боялись вас, но никто не мог встать и уйти. Никто не мог встать и уйти. Никто не…

– Дальше!

– Все были словно парализованные… Когда вы приблизились, я услышал шипение – всех вокруг корчило от него. Как клаустрофобия, как судорога, как…Перед тем как вы подошли ко мне, я увидел, что тот старик пошел к кому-то во втором ряду… И другие тоже…

– Они пошли заражать остальных…

– Что? Наверное… Дальше не помню. Очнулся я уже в больнице. Таких, как я, там… много. Врачи не знают, что с нами делать. Вроде все здоровые, но все блюют и кричат… Я узнал, что они собираются меня переправить в психушку, как всех… как всех… Я сбежал. И пошел на работу, чтобы… успокоиться… А потом к вам на интервью. Но вы… Потом я опять оказался в больнице… в другой… в другой… опять… сбежал… опять… Боже мой, вы же отрубили мне палец! Палец! Мой палец…

Гомес всхлипывает.

– Что я делал с тобой и с остальными?