Я обмякаю в его руках, и Камаль отстраняется.
Его пальцы влажные – они в моей смазке, которую он размазывает по моему бедру, а на месте его пальцев во мне образуется незаполненная пустота.
Я замираю, когда он хватается за ремень. Дергаюсь инстинктивно, сползая с машинки на ноги, но он моментально фиксирует меня в кольце своих рук.
– Тш-ш, тихо… Я не возьму тебя в доме твоего мужа. – произносит Камаль тихо, с хрипотцой, и я чувствую, как мурашки пробегают по спине. – И еще кое-что, Ева…
– Что тебе?.. – шиплю тихо.
– Когда в следующий раз будешь с ним трахаться, предупреди, чтобы он использовал презерватив.
– Обязательно… – цежу в ответ.
– Потому что я собираюсь трахать тебя без, – заканчивает он с едва уловимой агрессией.
– Только разве что в твоих снах!
Усмехнувшись, Камаль поправляет ремень, брюки и делает шаг к двери, но перед тем как отпереть замок, поворачивается ко мне снова. Его тяжелый взгляд пригвождает меня к месту, и он бросает:
– Продолжим в понедельник.
Щелчок замка. Он выходит, не оглядываясь.
А я остаюсь стоять, облокотившись на машинку, с подкашивающимися коленями, покрасневшими губами… и ощущением, будто только что случилось что-то непоправимое.
Глава 13
Утро понедельника дается мне тяжело.
Я никак не могу поднять себя с постели, а вместо того, чтобы быть продуктивной и полезной женой известного политика, я безостановочно прокручиваю события той ночи.
А именно – то, чем мы занимались с Камалем в ванной.
Втайне от Саши.
Украдкой ото всех.
Воспоминания до сих пор обжигают кожу – в тех местах, куда он ко мне прикасался. И даже принятый в тот вечер контрастный душ, когда все гости разъехались, ни на чуточку не облегчил мое состояние.
Та ночь стала спусковым крючком к тому, чтобы, наконец, рассказать Саше правду.
На следующий день после дня рождения сына мы поговорили.
Я надеялась, что разговор будет спокойным, и Саша с пониманием отнесется к вопросу отцовства моего ребенка, но по факту разговор вышел болючим, напряженным и вскрывающим старые раны.
Я подбирала слова и давала Саше информацию до скрупулезности дозированно. Сказала, что отец моего ребенка – Камаль Шах. Мужчина, которого муж собственноручно пригласил на день рождения. И с которым он так хотел подружиться.
Я рассказала все, что Саше следовало знать, оставив за рамками личную биографию Камаля, его четырехлетний плен и наше последующее знакомство, а именно – как он меня похитил, забрал с собой в укрытие от врагов и как там же случился мой первый раз. Первый раз с мужчиной, забыть который я не могу до сих пор. Столь личным я не могла поделиться даже со своим личным психологом, поэтому и с Сашей не стала.
О том, что случилось в ванной в ночь дня рождения – я не сказала тоже.
– Пф-ф… – делаю глубокий вдох.
Судя по тишине в доме, муж так и не вернулся. После разговора мы слегка повздорили, и он уехал из дома. Саша сперва не поверил. Спросил, не шучу ли я, но по моему лицу было видно – что нет.
Откинув одеяло, я сажусь на кровати и устало потираю виски. Последние несколько дней я едва держусь, чтобы не сойти с ума. Хотя бы ради сына. Сегодня у него по расписанию шахматная секция, а у меня, как нельзя кстати, сессия с психологом, поэтому я решительно беру себя в руки, иду собираться, будить сына и готовить завтрак…
–…Кам, быстрее, мы опаздываем! – зову сына из прихожей, застегивая туфли на щиколотках.
Сын появляется в прихожей спустя несколько секунд. В его руках – те самые шахматы, которые его биологический отец подарил вместе с цветами. Что ж, следует признать: с подарками сыну Камаль угадывает на все сто из ста… зараза такая.
– Я искал шахматы, – поясняет Кам. – Мне они понравились. Покажу тренеру и Артему.
Я улыбаюсь, целую его в висок и слегка поторапливаю.
– Хорошо. Ты обещал не заставлять напарника ждать, – напоминаю ему. – Мне звонила Вика и сказала, что Артем уже на месте.
Через десять минут мы уже в машине. Сын болтает о новых приемах, о том, как у них в раздевалке сломался шкафчик, и как тренер сказал, что Камаль достойный соперник. Я слушаю, киваю, улыбаюсь. Это мои самые теплые минуты дня – когда он рядом и весь мир кажется добрым и открытым.
У шахматного клуба я припарковываюсь, выхожу из машины и целую его в макушку.
– Ты – лучший. Слушайся тренера.
– Я всегда слушаюсь, мама, – говорит он с серьезной интонацией и машет мне рукой.
– Ты же взял слуховой аппарат? – спрашиваю вдогонку.
Кам моментально мрачнеет, и я замечаю, как он поджимает губы.
– Я справляюсь без него, мам. Все, я ушел.
Я делаю вдох и провожаю сына взглядом до тех пор, пока он не скрывается в здании.
Кам стал слишком самостоятельным. Для своих шести лет – слишком. Кажется, я начинаю скучать по тому периоду, когда он был крохотным и нуждался во мне, а теперь это время неумолимо уходит.
Собрав себя по кусочкам, я сажусь в машину, включаю музыку – тихо, фоном – и еду через просыпающийся город к человеку, которого сама же попросила о внеплановой встрече. Я закончила терапию со своим специалистом совсем недавно, и мы ушли на поддерживающий режим – встречи раз в месяц. Я обрадовалась.
И вот теперь я снова нуждаюсь в разговоре с ней.
У моего психолога уютный кабинет с широкими окнами и креслами, в которых можно утонуть. Я сажусь в одно из них, натягивая на себя маску спокойствия, но Елизавета – мой специалист – сразу видит меня насквозь. Годы совместной работы не проходят даром.
– Вы в порядке?
В ее голосе – море эмпатии, от чего я моментально сдуваюсь. Как надувной шарик.
– Кажется, нет…
Мы говорим почти час.
Я рассказываю ей, что чувствую сейчас, но не вдаюсь в подробности. Несмотря на существование этики в психологической сфере, я не могу делиться с ней именами и конкретными событиями – это тоже условие Саши, которое он поставил, когда мы поженились. Даже намек на что-то может обрушить его репутацию, потому что в этом городе нас знают все.
Поэтому я рассказываю только то, что чувствую. Не более того.
–…Я пытаюсь держать все внутри себя. Я знаю, что это неправильно, но я боюсь, что если я потеряю контроль над своими эмоциями – то мир вокруг разрушится, – признаюсь Елизавете.
– Сдержанность – не всегда спасение, Ева, – говорит она. – Вы умеете держать лицо, но что под ним?
– Мне… больно и обидно. Еще я злюсь и испытываю почти что… ненависть… – выдыхаю тихо.
– Что еще вы чувствуете?
– Страх. Вина. Стыд. Кажется, на прошлых выходных я сделала много ошибок. Я не могу и не хочу прощать этого человека.
Елизавета кивает, делая короткие пометки в своем ежедневнике.
– Этот человек виноват?
Я отвожу взгляд, шепча:
– Нет… Я понимаю, что он не виноват. У него не было другого выхода, но… Эти годы мне было так сложно.
– Почему вам было сложно, Ева?
– С появлением ребенка моя жизнь перевернулась с ног на голову: я осталась одна с годовалым сыном на руках. Новая страна. Постоянная учеба. Отсутствие рядом близких людей. И вечный страх за себя и за ребенка. К тому же, мой сын часто болел. У него с рождения были проблемы со слухом, и мне стоило огромных усилий добиться того, чтобы он не остался инвалидом на всю жизнь. Чтобы он услышал этот мир. И у меня это получилось, но я стала тревожной мамой. Я считаю, что я имею право на обиду…
Я резко замолкаю, чтобы случайно не сказать лишнего, а Елизавета дает мне совет, которым я планирую воспользоваться уже сегодня – на встрече с Камалем вечером.
На обратном пути я чувствую себя намного лучше, словно за спиной появились крылья. Так было всегда после встреч с Елизаветой, за это я ее ценила.
– Мам, можно пригласить Артема в гости? – спрашивает сын, когда я приезжаю его забрать.
– Конечно, в чем вопрос? – улыбаюсь ему. – Заедем за кофе и солеными палочками?
– Да!
Кам вместе с Артемом усаживаются в машину, и по пути я заезжаю в любимую кофейню. Мальчикам беру лимонады и палочки, а себе и Саше – кофе с корицей, и только на пороге дома понимаю, что второй кофе взяла не зря – Саша дома.
Обувь в прихожей. Его пальто. И гнетущая тишина.
– Мама, мы пойдем поиграем в комнату.
– Хорошо, сынок. Ваша комната на втором этаже, ты помнишь? – я притягиваю к себе сына, взъерошивая его кудри. – Комната, куда ты приводишь гостей, другая. Не забудь, пожалуйста.
– Помню, мам.
Сын позволяет себя поцеловать в щеку, затем вместе с Артемом убегает наверх.
Я бросаю ключи, захожу в гостиную – и Саша поднимает на меня глаза.
Он сидит в кресле, рубашка расстегнута у горла, глаза сухие, но уставшие.
– Привет, – здороваюсь первая.
– Привет, Ева.
Я не знаю, стоит ли делать первый шаг или нужно оставить его в покое. Или мы просто будем так сидеть, пока кто-то из нас не сорвется первым. Все слишком сложно, но я протягиваю ему кофе с корицей, купленный по дороге.
– Твой любимый, – поясняю, когда он берет стаканчик в руки.
– Я должен был догадаться, – обрывает Саша. – У твоего сына такое же имя. И глаза. Если бы не шрамы на лице Шаха, я бы точно увидел сходство.
– Все кажется простым, когда ты уже знаешь. Но ты не знал, – поясняю ему.
– Почему ты не сказала мне раньше?
– Я искала подходящий момент. Это… непросто. Я пыталась оградить его от нашей семьи, но ты не слушал.
Оставив кофе на журнальном столике, Саша поднимается с места и делает несколько шагов по комнате. Остановившись посреди гостиной, он опускает руки на свою талию и спрашивает:
– И когда он хочет познакомиться с сыном?
– Сегодня.
– Ясно…
– Камаль просто хочет познакомиться с сыном. У него не так много времени. Скоро он должен улететь из Штатов, – оправдываюсь в который раз.
– Улететь, конечно же, с тобой, – кивает он.
– Нет. Об этом речи не идет. Он просто… хочет принимать участие в жизни сына и оформить отцовство.
Саша делает вдох, потирая переносицу. Его белая рубашка натягивается.
– Послушай, Саш… Никто ничего не узнает. Твоя репутация останется идеальной. Все останется между нами. Я никогда не думала, что отец моего ребенка снова появится в моей жизни. Я помню наш уговор и помню, как много ты сделал для нас с сыном, но я считала его убитым и даже не предполагала, что все это так всплывет… – я развожу руками.
– Ты виделась с ним за моей спиной?
– Да, но нас никто не видел, и твоя репутация…
– Ева, мне все равно на репутацию. Когда вы виделись?
Я отвожу взгляд, отвечая:
– Когда приехала домой в прокуренном пиджаке. Он перехватил мое такси…
