Будильник разбудил меня в восемь, и я отправилась в душ. Там, под струями теплой воды, непрошеные мысли вернулись вновь. Я понятия не имела, кто соберется на похоронах Иванова. О каких таких родственниках упоминал нотариус, тоже не удосужилась спросить. Тем более не знала, известно ли им о моем существовании.
Когда эта мысль окончательно прорезалась через утреннюю апатию, меня охватила настоящая паника: я ведь совсем не подготовилась к предстоящему мероприятию. Хотят ли меня там видеть? Должна ли я буду выразить соболезнования, представиться?
Спешно вытершись потускневшим от многочисленных стирок полотенцем, я бросилась к телефону и только тогда сообразила, что общение со мной утром выходного дня вряд ли входит в планы Громова. Да и вообще, человек, вероятнее всего, еще спит. Проверять я не стала, лишь снова принялась корить себя за то, что, ошарашенная новостями, совсем не потрудилась узнать детали. С другой стороны, Петр Евгеньевич подчеркнул, что с Ивановым они были едва знакомы. Никакой гарантии, что он смог бы внести ясность, не было.
В стоимость номера входил завтрак, администратор даже предлагала мне организовать его с доставкой в номер – это входило в стоимость люкса, но вчера я от этой опции отказалась. Сегодня я и вовсе думала, что могу не завтракать в принципе. Напомнив себе, что последний раз на похоронах я была лет двадцать назад, когда не стало дедушки, и все это казалось ритуалом взрослых, совершенно непонятно, как для меня пройдет это мероприятие, я приняла-таки решение спуститься и перекусить. Не хватало еще свалиться в обморок в присутствии незнакомых людей: никакой уверенности, что успеют поймать. Не лучший способ заявить о себе на похоронах.
Двери, ведущие в кафе, располагались рядом со стойкой администратора. Сейчас они были распахнуты, заманивая гостей ароматами кофе и сдобы. Постояльцы заняли почти все имевшиеся там места. Не найдя свободного столика, я принялась было выискивать, к кому можно было бы ненавязчиво подсесть, когда молодая женщина в деловом костюме поднялась и направилась к выходу.
Мне стало любопытно, по какому такому делу она могла приехать в Красные Овраги. Еще и в выходной. Пожалуй, дама могла быть из местной администрации и просто заглянуть сюда на завтрак, но все же было в ней что-то не отсюда: строгость не в духе провинции.
На столике стояло меню в пластиковой подставке. Мне надлежало выбрать основное блюдо, закуску и напиток. Я попросила кофе, творожную запеканку и сезонные фрукты. Последними оказалась одинокая слива – именно ее официант торжественно вынес вместе с заказом.
Не без труда расправившись с завтраком – аппетит, кажется, надолго меня покинул, я вернулась в номер. Не торопясь облачилась в приготовленный наряд, сунула в сумку серый шифоновый шарф, самый мрачный из тех, что я сумела обнаружить дома, прихватила чемодан и вышла из номера.
Я понятия не имела, какая продолжительность у подобных мероприятий, и решила, что разумнее будет сразу сдать ключи от номера, а вещи забросить в багажник. Добираться до церкви я планировала пешком, повторив вчерашний маршрут.
До начала церемонии оставалось еще пятнадцать минут, а у входа уже собрались люди, рассредоточившись небольшими группами. Все они были в темном, из чего я сделала вывод, что это не просто прихожане храма. Более того, в руках у них были цветы. Я едва удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Ну и как я успею купить хотя бы самые простые гвоздики, когда времени остается в обрез? Знать бы еще, где искать цветочный магазин. Логичнее всего было бы поинтересоваться его местонахождением у кого-то из собравшихся, но привлекать к себе внимание мне не хотелось.
Я вернулась на дорогу и принялась вертеть головой. Ничего похожего на цветочную лавку в поле моего зрения не наблюдалось. Зато через дорогу имелся круглосуточный продуктовый магазин.
Продавщица, отпустив покупателя, принялась объяснять мне, где можно купить цветы. Флористикой в городке явно не увлекались. Она смогла вспомнить две цветочные лавки, но обе находились отсюда на приличном отдалении. Я рисковала опоздать.
– Не успею, – вздохнула я.
– Ты на похороны, что ли? – догадалась она, внимательно меня оглядев.
– Да.
– Так, слушай внимательно, – она облокотилась о прилавок. – Сейчас выходишь и направо, за соседний дом свернешь, узкую улочку увидишь. Там частный сектор начинается. Тебе тридцатый дом нужен, синий такой, ставни резные у него, не пропустишь. Покричи Зинаиду Васильевну. Срежет она тебе пару роз. Скажи, Манька попросила. Манька – это я, – пояснила женщина.
Не зная, как благодарить свою спасительницу, я поспешила на поиски. Нужный дом оказался совсем рядом. Резные ставни действительно привлекали к себе внимание. На широких воротах краской было выведено: «Сдаю комнату». Прямо под ними лежал черный кот и внимательно за мной наблюдал.
Я громко позвала хозяйку, и уже через секунду створка ворот со скрипом открылась:
– Чего орешь на всю Ивановскую? – возмутилась Зинаида Васильевна. – Тут я, цветы поливаю.
– Я от Маньки, – затараторила я. – Как раз они и нужны.
– Какие ей?
– Любые, – не стала я привередничать. – Можно розы.
Хозяйка с прищуром на меня посмотрела, будто собиралась приняться за мой портрет.
– И почто Маньке цветы? Козлу своему за пазуху сунуть? Тогда пошипастее выберу. Обожди.
Зинаида Васильевна скрылась за воротами. Кажется, к благоверному продавщицы из продуктового у старушки имелись претензии. За время ее отсутствия я нашла в сумке немного наличности и сунула женщине, когда она возникла снова с охапкой роз.
– Желтые, к разлуке! – ехидно улыбнулась она.
Я протянула хозяйке деньги, рассыпаясь в благодарностях, а она только фыркнула:
– С ума сошла? Для благого дела ничего не жалко.
Гадая, шутила старушка или всерьез считала, что Манька собирается оприходовать счастливчика букетом роз, я поспешила обратно к храму.
Возможно, желтый и был удачным выбором для разлучения пары, но вот у тех, кто собрался возле церкви, цветы были преимущественно красного цвета. Впрочем, в таких обстоятельствах выбирать мне не приходилось.
У входа в храм громоздились венки, и прямо сейчас трое представительных мужчин в дорогих костюмах несли еще один – огромный, украшенный красно-белыми розами и черной лентой.
– «От администрации. Скорбим», – зачитала надпись на ней стоящая рядом женщина и обратилась к своему спутнику: – Скорбят они, как же! Ироды!
Тому, что жительница городка недолюбливала власть имущих, я нисколько не удивилась.
Когда собравшиеся принялись заходить в церковь, я поспешила следом, стараясь не отставать. Справа от входа я сразу увидела гроб и толпящихся возле него людей. Здесь уже было человек сорок, не меньше. Вскоре, когда все с улицы переместились сюда, стало понятно, что проститься с покойным решили многие. Хотя, возможно, в таких небольших городках принято хоронить всем миром. Кто знает, может, через пару минут сюда и Манька из магазина напротив прибежит с пакетом семечек и неподдельным сочувствием.
Наконец появился священник с длинной седой бородой, толпа почтительно расступилась. С того места, где я стояла, покойника было не разглядеть, а любопытство распирало. Сравнивать себя с мертвецом – затея так себе, но очень уж хотелось убедиться, что похожа я вовсе не на деда.
Собрав волю в кулак, я уставилась на пламя свечи, которую держала перед собой. Получалось из рук вон плохо, но со стороны, должно быть, выглядело почти благочестиво. Я все равно то и дело крутила головой, пытаясь понять, кто из присутствующих может являться мне родней.
Старушка, стоящая сейчас ближе всех к гробу? Или молодая девушка с упрямой каштановой челкой, выбивающейся из-под платка? А может быть, высокая полная женщина рядом с ней? Уж очень надрывно она рыдает. Так, что еще одной даме приходится поддерживать ее равновесие. Причем та чуть ли не вдвое меньше плачущей. А что, если миниатюрная женщина в длинном платье и есть моя родственница? Да, чисто внешне она не кажется настолько уж убитой горем, но неизвестно, что творится у нее внутри. Возможно, по сравнению с ее страданиями рыдания грузной дамы – цветочки.
Взгляд мой внезапно остановился еще на одной женщине. Лицо показалось мне знакомым. Светлые волосы собраны в строгий пучок, поверх накинута широкая кружевная лента, черный деловой костюм, серая шелковая рубашка: кажется, дорогая. Точно! Именно ее столик я заняла сегодня за завтраком в гостинице. Женщина как раз удачно закончила трапезу к моему приходу. Выходит, в администрации она вовсе не работала, а сюда приехала, как и я, на похороны, остановившись в единственной гостинице.
Если бы блондинка была родственницей умершего, наверняка место для постоя нашлось бы у близких Иванова. Однако она, как и я, ночевала в отеле. Я надолго задержала на ней внимание, вероятно, чувствуя, что мы находимся в похожем положении. А что, если она тоже его дочь, совсем недавно, как и я, узнавшая о существовании родителя? Приехала сюда издалека и теперь мучается сомнениями, правильно ли сделала.
Надо сказать, что незнакомка не выглядела неуверенной или любопытной. Держалась спокойно и внимательно следила за происходящим на отпевании. Люди вокруг ее интересовали мало, как, собственно, и покойный. В его сторону она совсем не смотрела.
– Скоро надо будет подходить к гробу и прощаться с Аркадием Александровичем, – шепнула женщина девочке лет двенадцати на вид, которая стояла слева от меня.
– Это как?
Та наклонилась к самому уху подростка, ответа я расслышать не могла. Девочка лишь кивнула.
Значит, совсем скоро я его увижу. Волнение охватило меня. Надо постараться разглядеть Иванова. Может быть, приготовить телефон? Незнакомая девица, фотографирующая покойника, точно привлечет лишнее внимание. Пожалуй, от этой идеи следовало отказаться.
Не знаю, почему я переживала и чего, собственно, ожидала: что при приближении к покойному небеса разверзнутся? Иванов оказался седовласым мужчиной с завидной шевелюрой, какой цвет она имела в более ранние годы его жизни, сказать было решительно невозможно. Глаза, как подобает в подобных случаях, были прикрыты, так что с их цветом тоже вышла незадача. Рост определить было и вовсе невозможно. С уверенностью можно было заключить одно: мужчина был довольно субтильным. В общем, никакого заметного сходства с собой я разглядеть не успела.
Задерживаться у гроба надолго не было никакого желания, тем более что к нему тянулась вереница из присутствующих, нетерпеливо подталкивающих сзади. Не успела я отойти от покойника, как в локоть мне вцепилась чья-то рука. Я обернулась и узнала женщину, которая во время отпевания стояла рядом со мной в компании девочки-подростка.
– Поди помоги Алиске, – начала она, продолжая держать мою руку, словно я могла сбежать. – Она вон на улицу пошла. Там сейчас Вовка подъедет. Ну, объяснят тебе.
Женщина отпустила мой локоть и тут же легонько подтолкнула меня промеж лопаток в направлении выхода. Не поняв толком, как на это реагировать, я сочла за благо послушаться и вскоре приближалась к подростку. Она стояла метрах в двадцати на тротуаре у центральной улицы.
Подойдя вплотную, я обратилась к девочке:
– Алиса, мне сказали, тебе помощь нужна.
– Сейчас Вовка компот подвезет, надо в автобус перетащить, – она указала на стоящий неподалеку транспорт.
Я прикинула, что автобус рассчитан человек на пятьдесят и примерно столько же литров напитка.
– А сам Вовка, что, без рук? – возмутилась я.
– Ты что? Он и так с поля подорвался.
Прежде чем я успела переработать информацию, на горизонте появился синий трактор. Очевидно, именно Вовка на нем и приближался.
– И угораздило вас компот забыть, – тарахтел он в унисон с двигателем своего транспортного средства. – Начальство узнает, что я отъехал, прибьет! Будет на одного покойника больше, а компота-то не останется!
Он продолжал возмущаться, не забывая доставать из кабины коробки и пакеты с трехлитровыми банками.
– Все, – констатировал он, потирая ладони, и был таков.
Алиса, кажется, впервые внимательно на меня посмотрела.
– Не могла она, что ли, мужика на помощь прислать, – покачала головой девчонка, сочтя мою кандидатуру не слишком подходящей для переноса банок.
Я, в общем-то, девочку полностью поддерживала. Однако следовало признать, что с молодыми мужчинами в храме было туго. Навскидку мне удалось вспомнить всего пару парней до тридцати.
Переглянувшись, мы вдвоем подняли с тротуара самую большую коробку и отправились вперед. Вскоре весь компот был успешно доставлен к автобусу, и наша небольшая миссия завершилась.
Алиса отряхнула руки и спросила, глядя на меня с прищуром:
– А ты кто?
Своевременным этот вопрос назвать было никак нельзя.
– Майя, – представилась я.
Как ни странно, такой ответ девочку вполне устроил. По крайней мере, ничего уточнять она не стала, решив, по всей видимости, что раз меня прислали на помощь, то я из своих. Алиса предложила:
– Пойдем, в автобусе подождем, нормальные места займем.
Я послушно вошла в салон вместе с ней.
– Не видела тебя раньше, – спокойно сказала она, когда мы устроились на сиденье напротив открытой двери.
– А ты часто по сторонам смотришь? – усмехнулась я, вспоминая себя в ее возрасте.
– Не особо.
– Вот и я в твои годы взрослыми не очень интересовалась.
– А сколько, ты думаешь, мне лет?
– Лет двенадцать? – озвучила я то, что пришло мне в голову, когда я увидела Алису в церкви.
– Семнадцать так-то, – усмехнулась она. – Просто ростом не вышла, ну и мать краситься запретила. Сказала, нельзя на похороны размалеванной идти. Много она понимает!
Я машинально коснулась пальцами своих подкрашенных ресниц. Оставалось надеяться, что никто не заметит. Плакать я не собиралась, так что шансы остаться без замечаний на этот счет были велики.
– Честно говоря, я тут почти никого не знаю, – солгала я.
Правда заключалась в том, что Алиса была единственным знакомым мне здесь человеком.
– Ну Аркадия Александровича ведь знаешь? То есть знала…
Врать девчонке не хотелось, оттого я обрадовалась, когда увидела, что в этот момент в автобус поднялась пожилая пара, и ее внимание переключилось на них.
– Это соседи их, – прошептала Алиса. – А это коллеги, – продолжила она.
В автобус друг за другом вошли шестеро: две совсем молодые девушки, должно быть, чуть старше моей новой знакомой, пожилой мужчина и три дамы неопределенного возраста.
– Мамка тоже, значит, сейчас подтянется.
Я догадалась, что и отправившая меня на помощь дочери женщина тоже работала с отцом. Вопросов задавать не решилась, но, кажется, девчонка отлично понимала меня без слов. По крайней мере, ее дальнейший рассказ расставил все по местам.
– Представляешь, эти две самые молодые из них – двойняшки. Совсем не похожи, да?
Я взглянула на девушек – одна с темными вьющимися волосами и серьезным взглядом, другая – светловолосая с озорной улыбкой. Действительно, родные сестры, а словно две разные вселенные.
– А профессию, получается, одинаковую выбрали, слышала, так часто у близнецов бывает.
– Не тот случай, – ухмыльнулась Алиса. – Одна медсестра, а вторая полы в больнице моет.
– А мужчина – главврач? – предположила я.
– Так главный врач Аркадий Александрович же… был, а его жена – зам.
Я покраснела, но девочку мое незнание нисколько не смутило.
– Вот, кстати, и она.
В окно мы увидели, как грузная женщина, та самая, что нещадно рыдала в церкви, медленно садится в машину на пассажирское сиденье. За рулем уже устраивалась молодая девушка с каштановыми волосами, что стояла с ней рядом.
– Ну, Яську, дочку их, ты знаешь, наверное. Ярославу Аркадьевну, – усмехнулась девочка.
– Пока нет, – призналась я, понимая, что в этот самый момент, по всей видимости, открываю новую страницу своей жизни.
Выходит, если девушка была дочерью Иванова, то я сейчас наблюдала за своей единокровной сестрой. Вот так да!
– Не много ты потеряла, – хохотнула Алиса. – Зазнайка та еще. Одноклассники ее на дух не переносят!
– Одноклассники? – удивилась я. – Вы что, в одном классе учитесь?
Девушка на водительском сиденье авто выглядела довольно взросло. По крайней мере, так мне казалось. Я ошиблась.
