Борис Конофальский "Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово"

А вот эта новость герцогу пришлась не по душе. Это было видно по тому, что он оживился. Он не мог допустить, чтобы иные сеньоры, обирали его купцов, и понимая это генерал ещё и прибавляет:

– Этот разбойник нам рушит всю торговлю в верховьях Марты, а торговая эта приносит вам в казну… – барон делает паузу, – кажется, за прошлый год больше девяти тысяч талеров пошлин было

собрано.

– Девять тысяч, – повторяет курфюрст. – Не так уж и много.

– Если сравнивать с Фёренбургом или Хоккенхаймом, то да… – Соглашается Волков, но тут же напоминает своему сеньору, как бы между прочим, – но если сравнивать с тем Эшбахтом, что был десять лет назад…

То есть до того, как барон получил свой лен. Тогда это был огромный кусок дурной земли, что не имел никакой ценности и не приносил никакого дохода гербу Ребенрее. Даже жалких девяти тысяч талеров в год.

И тут сеньору уже нечем было парировать, и он всё ещё прохладно интересуется:

– И что вы намерены предпринять, барон?

– Я собираюсь изловить Вепря, где бы он не прятался. – И потом Волков добавил весьма решительно. – И заберу его самого и его негодяев, у любого, кто бы его не прятал. Банду его перевешаю сам, а его привезу в Вильбург вам на суд. Так же собираюсь произвести в Малене дознание, выяснить, кто устроил нападение на графа и графиню, схватить его, и так же передать его на суд ваш. – Волков отвечал так, как будто заранее готовил этот ответ. И после этого снова намекает своему сеньору. – Некоторые мои долги, я делал в спешке, и брал деньги под огромные проценты, которые теперь ввергают меня в истинную нищету, в такую нищету, что я не могу позволить купить жене лишнее платье, посему я буду перезанимать деньги под менее страшный процент, да ещё хочу разобраться с нынешним урожаем, и многими другими делами, что скопились у меня дома, посему я и прошу у вас, сеньор, времени для упорядочения дел своих и дел ваших, в южных провинциях Ребенрее.

Всё, теперь генералу больше нечего было сказать. И он ожидал ответа своего сюзерена.

Глава 8

Может и не долго, сеньор не отвечал своему вассалу, но для того, его молчание тянулось почти бесконечно. Барон не торопил курфюрста, а просто терпеливо стоял и ждал. Он прекрасно понимал, что своей этой просьбой поставил герцога в очень непростое положение. Решение и вправду для принца было трудным. По сути, Волков просил у сеньора дозволить ему учинить насилие над его собственной роднёй. Буйной роднёй, дальней, раздражающе-глупой, жадной и докучливой, но всё-таки роднёй. И кто же его о том просил? Чужак. Непонятно откуда пришедший, с какой-то непонятной сестрой, что нашла способ породниться с ним, с курфюрстом Ребенрее. Одним из семи людей, что выбирают императора. Но вся ситуация, для столь влиятельного человека заключалась в том, что просивший его, уже бывал герцогу неоднократно полезен. Бывал и ещё мог быть. А вот пользы от надоедливой родни, было немного, они и при дворе служить не особо рвались, а если и хотели, так сразу просили мест важных и хлебных, на которые он, как раз, пускать их и не собирался, зная, что случись что, он потом даже и наказать их не сможет, да и на войну родственнички не так чтобы рьяно шли. Клялись положить за него живот, да видно положить где-нибудь на паркет дворцовый, а не на поле бранном. Зато часто донимали его уведомлениями о своей вопиющей бедности, без конца говорили, что и для всей фамилии их нищета большой позор, после чего писали ему нескончаемые просьбы освободить от ужасающих долгов.

Уж сколько времени прошло с их общего молчания, и герцог вдруг и спрашивает:

– А что же графиня, она вам сестра родная?

Вот так вот, словно и не было той речи Волкова, которую он

посчитал убедительной, словно не было того вопроса, на который он ждал ответа.

«Сестра? Почему спрашиваешь про неё? – Тут, признаться, барон немного заволновался. – Что же тебе надо от меня?»

Но вопрос был задан, вопрос был прям и на него нужно было отвечать, и он тогда говорит:

– Нет, графиня дочь моего дяди, младшего брата моего отца, они оба были мореходами, шкиперами. Но она мне как родная. Когда дядя уходил в море, так Брунхильда жила при нас. Росли мы вместе, после того как сгинули оба наших отца, я ушёл на войну, а она осталась при своей семье со стороны матери, а я как навоевался, так стал искать всех родственников. И её нашёл, она бедствовала.

– Бедствовала… – Как-то странно повторил курфюрст. – Ну, зато сейчас она проживает в достатке. Говорят, что она при дворе курфюрста Ланна частая гостья. Говорят, он к ней благоволит. Дом прекрасный к житию ей устроил, карета у неё лучшая в городе… Взялась откуда-то… А к ней ещё и цуг из четырёх жеребцов.

– Мне про то, ничего не известно, Ваше Высочество. – Отвечал Волков чуть обескураженно. А сам думал: «Чёртова потаскуха, снова голову какому-то дураку вскружила… Не иначе опять зелье Агнес пользует». И чтобы не молчать, продолжил, вроде как оправдываясь. – Уж не думаю… – Он не нашёлся, как продолжить фразу и закончил так. – Курфюрст Ланна немощен, ходит с трудом,

не думаю, что она… «нынче у него в фаворитках».

– Да, – задумчиво продолжает принц эту неприятную для барона тему. – Сестрица ваша, как говорят, сразу заблистала и при дворе архиепископа, и в местном обществе. Быстро звезда взошла… Писали мне, что это благодаря некой госпоже Агнесс. Та госпожа быстро вывела графиню в свет. Она тоже, кажется, вашей

фамилии?

– Агнес фамилии иной, она моя племянница, по линии матери, но так как она сирота, я дозволил ей именовать себя Фолькоф. – Сразу стал отвечать генерал.

– Говорят, та дева необыкновенна набожна и умна. – Продолжает Его Высочество.

– Писание знает наизусть, с какого места не спроси. – Отвечал своему сеньору вассал. – И то ещё с детства.

– С детства… Да… Она говорят, постится и справляет службы в известном женском монастыре, дружна с настоятельницей, а ещё вхожа в высший круг священства Ланна так же, как и в круги светские.

Наверное, герцог знал об Агнес больше, чем он, и посему генерал только развёл руками:

– Меня сие не удивляет. Дева и вправду всегда была очень способна.

– Она уже немолода, она собирается принять постриг? –

Продолжает интересоваться курфюрст.

– Нет, сеньор, у меня не было времени заняться её судьбой, да и вход в Ланн мне ещё заказан. Но недавно Агнес была у меня и просила моего одобрения на брак.

– О, вот как! Значит вас можно поздравить?

– Да, – отвечал Волков не очень-то воодушевлённо, – но боюсь, что в подарок мне придётся подарить ей мой дом в Ланне, в котором она сейчас проживает. – И он снова намекает своему сеньору. – Так как иных подарков, пока, я ей сделать не могу.

Но и этот намёк его сеньор игнорирует и просто говорит своему вассалу, как бы вспомнив:

– Давайте вернёмся в столовую барон, я так легкомысленно бросил гостей, а то неправильно.

Вот и всё, герцог получил от барона ответы на все свои вопросы, всё, а барон ответа на свой единственный вопрос так и не получил.

Когда они вернулись, оказалось, что смены блюд после их ухода так и не было, гости доели жареную колбасу и всё время, что герцог отсутствовал, болтали, а так как лакеи за той болтовнёй непрестанно подливали гостям вина, болтовня эта шла весело. И хоть герцогиня слегка пожурила своего супруга, но гости, кажется, были на принца не в обиде. Тем более, что едва глава дома появился, как слуги понесли к столам большие пироги на подносах, и целые чаши с пирожками маленькими, такими маленькими, что съесть их можно было за один укус, а угадать с чем ты взял, можно было лишь по запаху. Пироги были жирные и постные. Печёные и жареные. С мясом, с печенью, с требухой и луком, со сливами и мёдом, с белой рыбой и с прочими другими начинками. К ним подвали кислые совиньоны и изумительные сладкие айнсвайны. Вот и угадай, попробуй, какой пирожок чем запивать, иной раз гостей вкусовые сочетания приводили в замешательство: ну никак не шёл благородный и дорогой айнсвайн к дурацкому пирожку с капустой или требухой. И все остальные гости смеялись над «неудачником», а атмосфера за столом была прекрасной. Сам герцог тоже посмеивался, что, бывало, с ним крайне редко, и Волков, после долгого и непростого разговора, что не дал ему ничего, выдавливал из себя улыбку, кивая уже чуть захмелевшей и весёлой жене, которая раскалывала ему о чём говорили гости, пока их с курфюрстом не было. А тут принц вдруг наклоняется к генералу и говорит:

– Друг мой, вы мне понадобитесь завтра, будьте у меня сразу после завтрака. Я соберу малый совет, по делу о нашем сватовстве, хочу завтра принять решение.

– Конечно, сеньор, – ответил Волков Его Высочеству. -«На малом совете!» Да, его положение снова росло. Теперь он уже допускался и до малого совета. До совета, на котором принимались важнейшие решения. – Я непременно буду.

Потом, как закончился ужин и чета фон Рабенбургов покинув

дворец уже ехала домой, баронесса, всё ещё прибывая под впечатлением от прекрасно проведённого времени, да ещё и счастливая от вина, спрашивала мужа:

– А о чём же вы так долго говорили с принцем?

– О женщинах, моя дорогая. О ком же ещё могут говорить мужчины? – Отвечал ей Волков очень серьёзно. – В основном о

вас, госпожа моего сердца.

– Обо мне? – Удивлялась жена и счастие её становилось ещё больше.

– Да, он восхищался вами, говорил как вы скромны и при том необыкновенно утончённы.

– Он так и говорил? Герцог? Обо мне? – Она не всё ещё не могла поверить в сказанное только что.

– Так и говорил. – Подтвердил супруг. – Это всё из-за вашего платья.

Она явно была польщена, и хоть в темноте супруг не мог разглядеть её лица, но зная свою женщину он был уверен, что она покраснела от удовольствия, а покраснев она добавила:

– Ну, да… Я сразу как увидела это платье, – она с удовольствием разгладила материю у себя на животе, – подумала, что куплю его, поняла, что оно мне очень подойдёт.

– Принц как раз отмечал ваш тонкий вкус. – Соглашается Волков. Барон видел, вернее слышал, что его супруга счастлива. А вот сам он был далёк от радости. Это подчёркнуто холодное внимание принца, с которым тот слушал своего вассал, настораживало барона. Холодное? Это если не сказать презрительное. Холодность, презрение, высокомерие… Какая-то смесь из всего этого, накрыла их общение, особенно к концу разговора.

«Знать бы о чём он там думал тогда!»

Но как тут угадаешь? Конечно, все эти расспросы про семью, про Брунхильду и Агнес… Они начались не на пустом месте. Явно обер-прокурор бубнит непрестанно в уши герцогу какие-нибудь гадости про Брунхильду и оправдывает их родственничков.

Но жена не даёт ему подумать обо всём этом, она берёт его под руку, виснет на ней, и говорит:

– Так значит принц считает меня утончённой?

– Несомненно. – Сразу отвечает он. – Женой утончённой и праведной.

– Ну, вот… – Женщину распирает самомнение, она ничуть не сомневается в этих словах, дышит мужу в щёку вином, прижимается к нему ещё сильнее. – Уточнённая и праведная… А вы всё бегаете от меня к каким-то беспутным.

На это генерал лишь вздыхает: ну, что за глупая женщина. А «глупая женщина» начинает к нему ласкаться, трогает ладонью его щёку, поворачивая мужа к себе:

– Ну, супруг мой, поцелуйте меня.

Вообще-то ему сейчас не до ласк супружеских. Никак не идёт у него

из головы этот необычный и неприятный разговор с сеньором. И снова у него в голове, ставшая уже облегчающей молитвой или каким-то заклинанием фраза: «надо достраивать замок». Но жене нет дела до замка, и она требует:

– Ну, что же вы… Целуйте!

И он целует её. А она обвивает его шею руками, а руки-то у неё сильные, и, зная, что хмельная жена сегодня одним поцелуем не успокоится, барон говорит ей:

– Смерите свой огонь, дорогая моя, мы уже подъезжаем к дому.

Глава 9

А ночь выдалась душной. Волков вставал, открывал окно, но сон не шёл и не шёл. Жарко. В перинах лежать невозможно. Жена, которой было везде холодно, даже она спала, откинув простыню. А он бродил по дому, спускался на кухню, будя дворовых своих, поливал водой рубаху, да проклинал свою глупость, что не выпил сонных капель монаха заранее. Теперь уже выпив, ждал пока подействуют. Но то было делом не быстрым. Угомонился далеко за полночь. А с утра сквозь сон слышал, как кто-то из девок докладывал жене, что приехал человек, говорит, что от принца.

«От принца? Он же сказал, что совет будет после завтрака. – Волков смотрит в окно, а там рассвет едва взялся. Ещё даже к утрене колокола не звонили. – Чего ему ещё надо?»

Он с неохотой поднимается:

– Гюнтер!

Даже слуги за дверью ещё нет, видно сам встал недавно. Волков начинает одеваться. А когда спускается, из спальни жена, держа на руках их младшего сына, сообщает ему радостно:

– От принца были, сказали, что ждут нас после вечерни в «Жирном

фазане».

«Нас?»

Генерал садится за стол и молча сморит на счастливую супругу. Тут уже появляется Гюнтер, с водой для умывания и свежей одеждой. Волков умывается, а баронесса так и вертится около него:

– А почему же бал намечается в таверне?

– Не знаю, – отвечает генерал. Он не выспался и чувствует себя усталым.

– И что же мне на бал идти всё в том же платье? – Не отстаёт от него супруга.

– Госпожа моя… – Тут он вздыхает. – То молодой принц устраивает мужскую пирушку. Туда приглашены будут лишь мужчины.

– Молодой? – Кажется до баронессы начинает доходить. – Вы меня не берёте?

– Молодые люди соберутся, чтобы послушать мои россказни.– Уверяет супругу генерал.

– Ах вот как? – Нет придела её разочарованию. Она отдаёт ребёнка монахине и присаживается к нему за стол. – Собираться без дам… Это так скучно… Так вульгарно.

Волков сморит на жену с удивлением. А та, правильно истолковав его взгляд интересуется:

– Что?

– Откуда вы знаете это слово? – спрашивает барон.

– Вчера Инесса фон Фильдеринг его произнесла, и герцогиня согласилась с нею. – И жена повторяет красивое слово вкладывая в него какой-то свой потаённый смысл. – Вульгарно… Красиво звучит, правда же?

Генерал надувает щёки озабоченно смотрит на неё:

– А ещё что вы вчера почерпнули на ужине?

– А ещё я узнала, – она понижает тон до шёпота, – что жена нового канцлера, не только фрейлина Её Высочества… – Тут Элеонора Августа добавляет шёпот многозначительно, – но и любовница какого-то высокопоставленного при дворе человека, но не герцога, конечно. Но тоже влиятельного… Мне кажется, тут, при дворе, у многих дам есть любовники. И мне сказывали, что некоторые мужья про то знают. И мирятся с тем.

«Надо увозить эту блажную отсюда… И побыстрее, кажется ей тут очень нравится».

И он говорит жене:

– Госпожа моя, распорядитесь уже насчёт завтрака и кофе, мне нужно во дворце скоро быть.

– Во дворце? – удивляется супруга. – Опять? К чему вам туда?

– Герцог просил быть на совете. – Отвечает генерал.

– Опять! Вы мужи государственные всё говорите и говорите, сколько можно говорить-то? – Она, кажется, смеётся на ним. – Ой… Вы

мужчины говорите больше, чем иные жёны. А всё нас, несчастных жён, упрекаете в болтливости.

– И то верно, – соглашается с нею супруг, но всё одно напоминает. – Так распорядитесь уже насчёт завтрака.