И она уходит… а я снова закрываю глаза…
Проваливаюсь в темноту, холодную, будто океан ночью. Океан ночью…
Тео. Мой Тео. Надо к нему. Не могу…
– Мисс, если вы меня слышите, попробуйте открыть глаза и моргнуть, – мужской голос тревожит мое сознание.
Не хочу открывать их.
Каждый раз, как пытаюсь, мне кажется, будто кто-то ввинчивает мне лампу прямо под веки.
– Попробуйте моргнуть, – слышится более настойчиво.
С трудом поднимаю отяжелевшие веки и с таким же невероятным усилием опускаю. Что-то мокрое пропитывает ресницы и соскальзывает на щеку. Откуда здесь вода?
– Я Эйс Ригерт. Ваш лечащий врач.
Глаза постепенно улавливают образ мужчины, который проступает сквозь мутную рябь. Молодое лицо, темные волосы, сдержанная доброжелательность. Будто мне должно стать от этого легче.
– Вы находитесь в реанимации медицинского центра. Вы в безопасности. Вы не можете говорить, потому что… – пауза, – вам сложно согнуть язык из-за трубки.
Что-то жжет глаза, заставляя их закрыться в очередной раз.
– Мисс… с вами кое-что произошло. Вам было чрезвычайно тяжело, но вы справились. Вы сделали самое сложное… вы выжили.
Его слова отдаются в голове тупым стуком. Самое сложное я сделала прошлой ночью…
– Тридцать восемь дней назад вы попали в серьезную аварию, – он говорит мягко, не спеша, а я пытаюсь уловить в его тоне шутку. – Перед вами столкнулись две машины, одна из них мгновенно вспыхнула. Вы не смогли затормозить. Ваш мотоцикл тоже… попал туда. Вас отбросило на расстояние, но, к сожалению, масштаб пламени увеличивался…
Он говорит все это так, как будто рассказывает о ком-то другом, не обо мне. Я помню каждую деталь. Каждый фрагмент. Каждый миг… до точки невозврата.
– Вам очень повезло, что на вас был защитный шлем. Он спас вашу голову, и перелома черепа удалось избежать. Но у вас много ран, сильные травмы, и… ожоги. Огонь добрался до ваших ног, ниже бедер – там наиболее тяжелые повреждения.
Поэтому я не чувствую ничего? Мои ноги… они что, сгорели? Их больше нет?
Я пытаюсь пошевелиться – и опять не удается. Только веки.
– Мы сделали все возможное, чтобы стабилизировать вас, – слышу я сквозь размеренный писк аппарата. – Ваше состояние было критическим, и мы были вынуждены ввести вас в медикаментозный сон, чтобы ваше тело могло начать восстанавливаться. Сейчас вы под действием сильных обезболивающих, это временно, чтобы уберечь от болевого шока. Отсутствие чувствительности и есть следствие препаратов и возможных повреждений нервов.
Нет, я не верю. Это просто сон при высокой температуре. Это неправда. Не могла я спать столько времени. Не могла я так облажаться…
Я моргаю – раз… два… Пытаюсь снова что-то сказать, спросить, но выходит только слабый, раздражающий меня стон.
– Не спешите, мисс. Отдыхайте, самое страшное позади. Вы очень сильная. Вы справились. Вы… живы.
Эта убийственная пауза между последними словами заставляет меня жалеть об этой порции преимуществ.
Он уходит, оставляя меня наедине с собой, писклявым аппаратом и бесчувственностью конечностей.
И лишь сейчас я понимаю, что все эти завывающие крики, которые так меня раздражали, доносились от меня…
*настоящее время*
– У меня нет байка.
Идиот.
– А что же так? – голос Тео приобретает оттенки насмешки. – Изменяешь своей страсти с чем-то другим? Более страстным и более дорогим?
Смотрю в его глаза, надеясь, что он счастлив от того, что выливает из своего рта в мои уши эти идиотские предложения.
– Нет, – отвечаю я, пожав плечами. – Просто поняла, что это бессмысленное увлечение, которое мне больше не интересно.
Увлечение, которое убило меня.
– Какие у тебя все-таки лживые глаза, Скарлетт, – хмыкает он, изучающе рассматривая мои глаза. – Зеленые, красивые, но чертовки лживые.
– Энергетик и все? – спрашиваю на выдохе, решив избавить себя от его унизительных слов.
– Ага, – подтверждает он, снова уделяя внимание своему телефону. – На оставшиеся деньги можешь купить себе что-то поесть.
Чувствую вибрацию устройства в руке и бросаю взгляд на экран. Уведомление о зачислении денежных средств в размере… трех долларов.
Улыбаюсь, сдерживая нервный тик, и надеюсь, что ни один мускул на лице не покажет ему то, как сильно меня тронула его щедрость.
– Спасибо, Теодор Каттанео, – выдыхаю я.
– Не за что, Скарлетт Скай, – отвечает он и, подмигнув мне, уходит.
Смотрю на его спину, опускаю взгляд сначала чуть ниже, а потом скольжу выше – к голове, и желаю прострелить ее взглядом, чтобы убедиться, есть ли у него в наличии что-то человеческое. И когда он оборачивается, я делаю то же самое, что ранее сделал он – поспешно ухожу из здания, попутно вызывая такси.
Я понимаю, что мне придется из своего кармана оплачивать дорогу, но если я поеду туда на общественном транспорте, мое первое задание будет провалено, а получить наказание не хочу – тем более я не знаю, что он имеет в виду под ним.
Наверное, интересно, почему я согласилась на эту работу?
Все просто – у Тео есть деньги, которые он может выплатить мне за короткий срок. Пусть я буду выглядеть в его глазах меркантильной (хотя, именно для него, я такая уже очень давно), но это даст мне шанс на жизнь, приближенную к нормальной.
Стало еще интереснее, о чем идет речь?
Сюрприза о состоянии моих ног оказалось недостаточно – через некоторое время мне ярко напомнили, что я «особенная», ведь родилась с агенезией[4 - Агенезия – это врожденное отсутствие какого?либо органа или его части вследствие того, что он не развился в эмбриогенезе. То есть ткань или орган просто не сформировались.], а функция моей единственной почки ухудшалось с катастрофической скоростью. Когда появились тревожные симптомы, врачи сказали, что теперь мне нужен регулярный гемодиализ.
Я просто выиграла в странную лотерею жизни —авария, ожоги, диагноз, редкая группа крови – красочный набор для уникальной биографии…
Врачи рекомендовали встать на лист ожидания в нескольких трансплантационных центрах, чтобы увеличить шансы, ведь ожидание может длиться годы. И если я сейчас об этом думаю – почка мне все ещё нужна.
Шок? То, что я чувствовала, не описать словами.
Как выяснилось, моя страховка покрывает лишь часть расходов: процедура диализа оплачивается, но операция, послеоперационное лечение и пожизненный прием иммуносупрессантов[5 - Иммуносупрессанты – это лекарства, которые подавляют или снижают активность иммунной системы человека. Они применяются, чтобы предотвратить отторжение пересаженных органов.] – все это ложится на мои плечи.
Без образования и документов меня брали только на низкооплачиваемую работу – официанткой или уборщицей. Заработать крупную сумму при моем графике там невозможно. Я бралась за любую удаленную работу, но этого все равно было мало.
Я работала, ждала, принимала лекарства и посещала диализ…
Ходила на диализ, принимала лекарства, ждала и работала… но недостаточно…
Я могла умереть еще тем ранним утром, но по какой-то причине мне дали второй шанс, напичкав его множеством препятствий, и снова поставили перед выбором: жить или лететь за обнимашками к смерти.
Пока что мой выбор очевиден…
Поэтому я готова, как говорил Тео, выполнять любое дерьмо, лишь бы поиметь его на деньги. Потерпеть три месяца и все.
Что может пойти не так?
Глава 3
СКАЙ ЛЕТТИ
Чувствую, что его нелюбовь ко мне будет прогрессировать с каждым новым днем…
Наплевав на ощущение сухости в горле и на поверхности кожи, я торопливым шагом направляюсь к машине такси, падаю на заднее сиденье и еду за этим проклятым энергетиком. Что ни сделаешь для того, чтобы Его Величество Придурок был доволен.
Повернув голову в сторону окна, я начинаю думать о том, смогла бы я сейчас рассказать ему ВСЮ правду о событиях восьмилетней давности? Нет.
Почему?
Потому что она ему не нужна. Я ему больше не нужна. Уже восемь лет как не нужна…
*восемь лет назад*
Кингман, Аризона
Палата интенсивного наблюдения
– Дайте мне мой телефон, – прошу в который раз, протягивая дрожащую ладонь, палец которой украшен медицинской прищепкой.
– Мисс, вы что-то вспомнили? – спрашивает врач, стоя перед моей кроватью.
– Не знаю… Мне нужен телефон, чтобы… проверить это.
– Когда вас привезли сюда, телефона при вас не было. На месте аварии так же не было никаких следов того, что у вас был хоть какой-то гаджет, – говорит он, заставляя меня нахмуриться и попытаться вспомнить, куда я его могла деть, а потом я вспоминаю…
– Тогда дайте ваш.
Доктор Ригерт засовывает руку в карман белого халата и выуживает оттуда телефон. Снимает блокировку и протягивает мне. Моя рука вот-вот сомкнется на холодном свете экрана, но врач в последний момент отдергивает устройство:
– Мисс, если вы что-то вспомните – скажите нам сразу. Это поможет нам выяснить что-то о ваших родственниках, найти кого-то из близких вам людей и сообщить о том, что вы находитесь здесь.
– Хорошо, – лгу я лишь бы получить телефон. И он дает.
Я захожу в сафари, вбиваю в поиск имя важного для меня человека, перехожу на его новый аккаунт в социальной сети и вижу… вижу то, что сковывает прутьями мое сердце и, забетонировав его, бросает в ледяную воду.
Тео… больше… не мой…
Никогда не был моим.
Никогда не станет.
Большой палец дрожит, удерживая фотографию, где он с засосом на шее сидит в обнимку с девушкой. Дальше – видео, где он улыбается кому-то другому, играет на гитаре для девушки, уже другой девушки. Дальше – вечеринки, другие объятия, другие лица. Дальше… одно и то же…
Слезы застилают глаза, я вижу лишь мутную расфокусировку изображений. Рукой сжимаю телефон еще сильнее, сдерживая внутри порыв не разбить его о что-то.
– Что такое? Что-то вспомнили? – спрашивает доктор, вырывая меня из плена увиденного.
Глаза больше не могут сдерживать такое количество влаги, выпуская ее горячими дорожками по лицу. Торопливо удаляю историю поиска и скрываю открытые вкладки.
– Концерт, – выдыхаю ложь, вытирая пальцами щеки. – Я хотела попасть на концерт, но… не успела.
