– Ну что, садитесь жрать, пожалуйста, – позвал Царевич с кухни.
– Да туда не влезем, – сказал я. – Есть раскладной стол?
– В кладовке, – Руслан почесал затылок. – Скатерти только нет.
– Смеёшься? – произнёс Халява. – Не с пола – и то ладно. В армейке-то как только не ели.
Вытащили стол, протёрли, поставили на него кастрюли. Стол, хоть и большой, но всё равно, мы едва за него влезли. Мясо свежее, сваренное огромными кусками, разрезали их на большие порции, ещё разлили бульон по тарелкам. Ещё и хлеб как раз оттаял, можно есть, не ломая зубы. Шопен отлил немного бульона в блюдце, чтобы остыло, для щенка.
Всё сварилось, Халява взял нож и, не слыша возражений, порезал Самовару порцию на мелкие куски, Маугли разливал всё из бутылок по стопкам, которые ради такого случая вытащили чехословацкий сервиз из югославской стенки бабушки Царевича.
Первый и второй тост, как обычно. Третий – за пацанов, стоя, как и принято.
И после него в дверь раздался звонок.
– Моржов, может? – предположил я.
Царевич пошёл открывать и вскоре вернулся. Да, Моржов, бывший десантник, а ныне опер уголовного розыска, приглашение принял. Крепкий широкоплечий парень, стриженный под ноль, вошёл в комнату. Вид хмурый.
– Во, какие люди, – улыбаясь, но совсем невесело произнёс Моржов, здороваясь с каждым. – О, лейтенант Магодеев! Привет, Ильдар! Хорошо, что приехал.
– Задержался на работе? – спросил Маугли.
– Да, – Моржов отмахнулся. – Вызов был, зато как раз в вашем районе закончил.
– А что там было? – поинтересовался я, прожевав кусок мягкой свинины. Соли в самый раз, Царевич как-то умеет угадывать, сколько солить.
– Да… может, помните Гриху Верхушина? – Моржов задумался. – Ты, Андрюха, не видел, но остальные должны помнить. У него Малыш прозвище было.
– Не очень помню, – сказал Шустрый.
– Слушай, ну ты-то как раз должен помнить. Здоровый такой, метра два ростом. Вы с ним тогда на руках боролись, он тебя сборол почти, а ты как перданул, он вздрогнул, а ты победил.
За столом раздался громкий смех.
– Да не было такого, – оправдывался Шустрый, отшатнувшись назад.
– Было-было, – Халява кивал. – Мы тебя тогда хотели из палатки выгнать, чтобы ты на улице спал, – он засмеялся. – Ну и что с ним? С Грихой?
– Он руку там оставил, – серьёзным тоном сказал Моржов, и улыбки погасли. – Но он мужик пробивной. Все справки собрал, свидетельства, всё, как полагается, и добился, чтобы ему выплатили боевые, и по ранению, и всё остальное. Пробивной, – повторил он.
– И что дальше? – я отложил ложку.
– В военкомате мурыжили, мол, денег нет, езжай в Москву, мы тебя на войну не отправляли, кто тебя туда отправлял, с теми и говори… ну, как обычно, сами знаете.
– Наслышаны, – едко проговорил Самовар.
– Но он их задавил, и сегодня ему выплатили. Вот он получил бабки, а вечером вломились в хату три амбала, его избили, а деньги отобрали. И боевые, и что у него дома хранилось. И ювелирку у жены отобрали, и мафон ещё вытащили. Ну и ребёнка напугали.
– Вот ***! – с чувством сказал Халява, и у него аж голос дрогнул от злости.
– Ноги им из жопы вырвать! – добавил Шустрый, без всяких шуток. – Мляха, вот они суки. Он руку… а они.
– Вот че’ти, – Шопен бросил обглоданную кость в тарелку. – Мало им всё.
– Пожалеют, – тихо произнёс Царевич, и это звучало куда с большей угрозой, чем всё остальное. – Это кто-то из своих, сами понимаете. Кто-то из его знакомых, кто знал про деньги. Или в военкомате слили.
– Да тихо, парни! – всё пытался сказать Самовар, оглядываясь на всех. – Сами себя не распаляйте. Выпили же. По пьяной лавке…
– Суки, – Маугли покачал головой. – Вот так сидишь там, на передке, а вернёшься…
– Тихо, парни, – сказал я. – Тихо!
Все повернулись ко мне.
– Зря я сказал, – произнёс Моржов. – Всё равно же пока не нашли. А вы тут уже подпитые, делов натворите ещё.
– И чё, ничё не делать? – вспылил Халява, вставая на ноги. – А если бы на Самовара…
– Погоди, – я поднял руку. – Да, по пьяной лавочке только сами себя распалим, и никого не найдём.
Я посмотрел на Халяву, и он медленно опустился на место.
– Лезть на рожон – нельзя. Но давать в обиду кого-то из наших – не дело. Мы-то вот собрались вместе, и нам навредить сложно. Афганцы кучей собрались и держатся друг за друга. А вот остальные, кто вернулся – поодиночке, теряются. Им-то защиты нет, а что ты один сделаешь? Кто в бандиты пойдёт, но там защита тоже – не самая надёжная. До первого промаха.
– Ты дело говоришь, – сказал Моржов, опускаясь в кресло. – Но… как? Что тут придумаешь?
– Что нужно, то и придумаем. Может, ты сможешь их поймать, кого-то посадишь. Но это ничего не поменяет. А вот вся эта падла в городе должна знать, что трогать «чеченцев» нельзя. Никто в Тихоборске не тронет афганца, потому что знает, что остальные с ним за это сделают. И тут должен понимать, что будет хуже. Но в пределах того, чтобы начальник, – я подмигнул Моржову, – не попадал из-за этого. Он нас и так выручил, ему же потом отвечать, если что случится.
– Но что здесь делать, Старый? – спросил Газон.
– Ну, для начала, – я посмотрел на него, – можешь сказать, кто это такой наглый? Не для милиции? Для нас? У тебя есть возможность узнать.
Саня посмотрел с подозрением на Моржова, но тот стоял, скрестив руки, и снова на меня.
– Ну, смогу. Поинтересуюсь. Но смотрите, если братва приедет разбираться с этими беспредельщиками, то Верхушин должен за это останется.
– Ну, то братва, а то мы. Но если людей будем прикрывать, кто-то нас не забудет, подтягиваться к нам будут. А когда нас много – так легко с нами не сладишь, а мы сами сможем на что-то влиять. Вот и надо, говорю, прикрывать каждого, показать им, что нас они не сожрут. Не против же, Васька? – я повернулся к Моржову. – Потому что сам говоришь – официально ничего ты не нашёл.
– Ну, – он почесал затылок, и короткая, едва отросшая щетина там захрустела. – Обсудим на трезвую голову, короче, – сдался молодой опер.
Но мы точно это обсудим, потому что Моржов был зол. На его товарища напали, и он ничего не может с этим сделать, что его сильно бесило.
И мы посмотрим, что с этим можно сделать.
Глава 2
Парни хотели немедленной расправы над теми ублюдками, что напали и ограбили инвалида, но удалось удержать их в узде. Слова им запали, они согласились, и мы найдём, кто это такой наглый.
Пусть ограбленный Гриша Верхушин служил в другом роде войск, сейчас это уже неважно – лучше держаться вместе. Если получится разобраться, то не только накажем тех гадов, но ещё и десантники в городе начнут нас уважать, да и в области тоже. А контакты нам нужны.
Вечером я сам приду к нему, поговорим по душам. Царевич прав – грабители шли не на удачу, они твёрдо знали про деньги, значит, сдал кто-то, кто десантника хорошо знал.
Возможно, Гриша даже в курсе, кто именно это был, но Моржову не сказал – он же мент. Если это родственник, то за такое его может ждать срок, вот и молчит. Но если вернуть бабки и проучить, то он точно не будет против.
Ну и Газон осторожно поинтересуется, потому что о таких делах блатным быстро становится известно. Начнёт кто-нибудь сорить деньгами, сразу поймут, что было удачное дело. Ну и я сам займусь.
Это вечером, когда Верхушин будет дома, а вот день сегодня обещает быть насыщенным. Я вчера вечером ушёл домой и увёз Самовара, Шустрый тоже ушёл, как и Газон, зато Слава Халява и Шопен остались в гостях у Царевича. С ними Маугли.
Старлею идти особо некуда, да и мы все зазывали его к себе в гости. Шопену вообще всё равно где ночевать, а Славик явно хотел догнаться ещё и гулять до самого рассвета, как он привык.
Так что утром я сразу пошёл к Царевичу собирать народ.
– Сильно пить вы ему не давали, смотрю, – сказал я, входя в квартиру Руслана. – Халява как стёклышко.
– А он всё порывался, – осуждающе сказал Царевич, сидя на кухне. – Догоняться хотел, в магазин бежать. Ещё немного, связали бы, кляп в рот, и на губу, – он показал на дверь в кладовку.
– Заманал нудеть, папа, – Халява, так и лежащий на диване, накрылся с головой, только ступни торчали из-под одеяла.
– Ну что, товарищ старший лейтенант, – я глянул на Маугли. – Помнишь, как ты его будил?
– Помню-помню, – Маугли зловеще хмыкнул. – Можем ещё раз так сделать.
– Не надо, – Славик начал подниматься. – Хватило мне тогда.
– Спишь х’еново, – пробурчал Шопен, вытирая лужицу на полу за щенком. – Пинаешься, толкаешься. Под утро ещё давай орать в ухо: «Шустрый, цинк неси, патронов нет!»
– Не было такого, – Халява смутился.
– Бобика вот напугал.
Щенок потыкался мне в руку мокрым носом, яростно размахивая хвостом, потом ушёл на кухню выпрашивать что-нибудь вкусненькое у Царевича.
Маугли сегодня пойдёт по своим знакомым, кто живёт в городе. Где-то на улице Матросова живёт капитан Федин, танкист, а в посёлок переехал старший лейтенант Сунцов, разведчик.
Офицеры-то друг с другом легче общий язык найдут, а заодно и мы с ними познакомимся ещё раз, только уже на гражданке.
Ну а мы с Халявой поедем по делам. Нужна встреча с его батей, обсудить дело, но не выпрашивать подачку, а предложить вложиться в перспективное дело.
Дальше деньги будут свои, заработаем и вернём, и нам останется. Главное – скопить к 98-му году сумму побольше, и после этого можно будет развернуться по-крупному.
Не договоримся с ним – всё равно найду, где взять денег, но хотелось бы ускориться. Нужно, чтобы компьютеры уже были к Новому году, а не после него.
Время это выгодное – новогодние каникулы и выходные. Конечно, сейчас праздничных дней ещё не так много, никто не отдыхает десять дней, как будет потом. Только первого и второго января, и ещё седьмого, ну и между ними будет суббота и воскресенье. Итого пять дней, причём не подряд. Но всё равно, стоит воспользоваться этим временем для продвижения.
Да и один Новый год у нас отобрали, и тогда, вместо празднования, мы входили в Грозный. Так что заслужили хорошо отпраздновать другой.
За ночь выпал снег толстым слоем, и его ещё не успели затоптать. Падал и падал, сантиметров на десять, и всё вокруг белое. Засыпало машины, двор, дорогу, которую, само собой, никто не собирался очищать на снегоуборщике – в городе такой техники вообще не было. Только дворники с мётлами и лопатами, но их на улице пока не видно.
Халява тут же поругался с Царевичем из-за какой-то мелочи, на что тот невозмутимо отложил щётку, которой очищал лобовое стекло, и шумно выдохнул через нос, что не предвещало Славику ничего хорошего.
– Да хватит, – остановил я их.
Из-за чего они стали нервными, я понял. Через дорогу стояла недостроенная заброшка без окон – слишком знакомая нам картина, ещё падающий снег напоминал о январских боях. Как раз как-то засели у одного такого дома, разбитого артиллерией, и тогда как раз пошёл снег. Своеобразная была картина, и сейчас выглядит похоже.
Сегодня воскресенье, но уже достаточно людно – много пацанов вышло поиграть. Им сегодня не в школу, а по ящику явно идёт «Слово пастыря» вместо мультиков, раз они все на улице. Играли в снежки, лепили снеговика, ну и решили поиграть в войнушку. У одного был автомат с красной лампочкой на месте ствола, который издавал треск при каждом нажатии на спуск, а у другого игрушка повеселее – самодельный пугач из гнутой медной трубки и гвоздя, набитый головками от спичек. В действие пугач приводился чёрной резинкой из велосипедной шины.
Вот и сейчас пацан из него пальнул.
Пух!
Звук негромкий, но отчётливый, и отразился эхом. Слава Халява от неожиданности вздрогнул, выронил пачку сигарет в снег и сматерился так, что дети решили отбежать на всякий случай:
– Б***! – рявкнул он и огляделся по сторонам.
– Целый? – на автомате спросил Царевич у Славика.
– Да чё мне будет-то? – он подобрал пачку и скрипнул зубами. – С пугача стрельнули. Козлы малолетние.
Лёгкий ветер принёс нам запах сгоревшей серы. Пацаны со смехом отбежали ещё дальше, один перезаряжал пугач, набивая его для нового залпа.
– Пить тебе вообще нельзя, Славик, – заключил я, глядя на Халяву. – А то всё утро злой, аж колбасит.
– Собаку заведи, поможет, – посоветовал Шопен и махнул нам рукой на прощание: – Пока, пацаны! Зовите, если чё. Мне всё равно делать нечего.
– Ты послушай, что пацаны говорят, – Руслан скрестил руки на груди. – У тебя конкретно «афганский синдром» начался, Славян. Или «чеченский» уже. Бухаешь, срываешься. Тут сам понимаешь, тебе надо отдыхать, что-нибудь хорошее смотреть, с людьми общаться, а не бухать, чтобы закидонов ещё больше не стало.
Славик что-то пробурчал, что-то вроде: «ты как мой папа стал нудный».
– Ничего, – я пихнул Халяву в бок и положил руку ему на плечо. – Прорвёмся, Владислав Петрович. Всё будет зашибись, – я его легонько потряс. – Погнали.
В машине Славик успокоился, и даже не стал возмущаться, что Царевич включил «Любэ» по дороге вместо радио.
Руслану надо в депо, но он подбросил меня в центр города, а Халяву до автобуса в посёлок. Славик отправился домой привести себя в порядок перед встречей, ну а я наводил внешний лоск.
Встреча ожидается серьёзная, и внешний вид надо учитывать, да и вообще, к нему надо относиться со всей ответственностью. Как пацан не походишь, в 90-е хорошо выглядеть – это важно. Тогда было принято гладко бриться каждый день, делать аккуратные причёски и носить подходящую одежду.
Это не значит, что надо носить широкие малиновые пиджаки со спортивными штанами, это уже выходит из моды, хотя есть те, кто это всё ещё носит. Золотые цепи, толстые «болты» на пальцы, телефоны и часы – всё влияет, как наличие, так и отсутствие.
Короче, в 90-е встречают по одёжке.
Так что часть выигрыша от ставки на Роя Джонса и «финансирования» от покойного Вадика я отложил как раз на такие представительские расходы, чтобы и самому, и остальным выглядеть, как подобает.
Дела ведь сейчас решаются особым образом. Тут и с начальником частной охранной конторы придётся посидеть в кабаке или сауне, и с ментами, и с чиновниками – со всеми. Даже когда братва заявится на стрелку, тоже будут смотреть, во что и как одет.
