Перчатка исчезла.
– Разве это так страшно? – спросил он тихо.
Его пальцы скользили по моей коже, холодные, как зимний ветер. Но этот холод не вызывал страха.
– Не знаю, – прошептала я, следя за его пальцами.
– Ну согласись, – улыбнулся он, а его руки мягко обхватили мое запястье. – Это – не самая худшая смерть…
– Но… Я не могу просто так умереть! Вот так! Внезапно! – прошептала я, понимая, что сердечный приступ еще никто не отменял!
– Почему же внезапно? – с удивлением прошептал Смерть. – Сегодня утром ты, не догадываясь об этом, выпила особенный чай. В нем был яд. Он незаметный. Проявляет себя не сразу. И вот сейчас он уже начал действовать… Пойдем, пока не стало больно.
Глава 7. Последний вздох
Внезапная боль ворвалась в меня – не как кинжал, а как огненный шип, вонзившийся под рёбра и начавший выжигать изнутри.
Я рухнула на колени, сжимая живот, будто могла удержать внутри то, что уже уходило…
– А-а-а… – вырвалось, но звук утонул в горле, как последний пузырёк воздуха у тонущего.
Я согнулась пополам, будто кто-то сжал мои внутренности в кулаке и начал выжимать из них всё: жизнь, надежду, даже последние крохи достоинства.
– А-а-а… – вырвалось у меня, но звук был глухой, будто я уже не принадлежала этому миру.
Спазм подкатил к горлу, как волна прилива – жёсткий, безжалостный, давящий. Я не могла дышать. Не могла кричать. Не могла сделать ничего, кроме как корчиться от невыносимых нарастающих судорог.
– Меня почти не мучает совесть, ведь я предупреждал, – послышался голос Смерти.
Боль ударила под рёбра – огнём, льдом, кинжалом.
Я рухнула на колени, впиваясь ногтями в брусчатку.
– А-а… – вырвалось, но звук утонул в горле.
«Завещание…» – мелькнуло. «Хотя что завещать? Пусть Абертон моет полы в аду… А Мелинда носит ему ведра!»
И вдруг – рывок.
Я вылетела из тела. Просто… вдруг рванула вверх и увидела себя со стороны.
Внизу – моя плоть корчилась в агонии.
Моё тело – в грязном белье, на мокрой брусчатке, корчится, как рыба на берегу. Руки царапают камни, ногти ломаются, губы шепчут что-то бессвязное. «Не хочу… не сейчас… не так…»
А рядом – он.
Смерть.
Стоит, как статуя из чёрного мрамора и лунного света. Ни жалости. Ни торжества. Только… ожидание.
Смотрел не на тело. На меня.
– Пойдём, – сказал он. Не приказал. Не потянул. Просто протянул руку.
И я… почти согласилась.
Я понимаю, что не хочу возвращаться к этой боли, которая прожигает насквозь. Мне страшно от одной только мысли, что мне придется вернуться в тело.
Поэтому подала дрожащую руку, чувствуя леденящее прикосновение вечности.
Шаг…
Еще шаг…
Я словно иду по земле, но не чувствую ее.
Туман смыкается за нами, словно занавес в театре. Остались лишь аплодисменты дождика по подоконнику и шлепанье мокрых листьев на дереве.
Пространство словно раздвинулось, а потом снова срослось за нашими спинами.
Я шла в тумане посреди странного леса.
Лес – не лес. Серый. Без птиц. Без ветра. Без даже намёка на жизнь. Деревья – как скелеты, вытянувшие костлявые пальцы к небу, которое не существует. Только бесконечная серость там, высоко. Всё здесь – эхо. Отголосок.
Последний вздох мира, который я покинула.
Глава 8. За гранью
Я иду, понимая, что так не должно было быть. Так нечестно! Я не знаю, кто подмешал мне яд, но догадываюсь, что без очаровательной «жена, подвинься» не обошлось.
От обиды мне хочется плакать. Но слез нет. Только сухость в глазах.
В конце тумана замаячила дверь.
Не крышка гроба. Не пафосные врата ада. Не золотые врата рая.
Просто… дверь.
Старинная. Деревянная. С медной ручкой, потемневшей от времени. На ней – ни надписи, ни символа. Только тишина. Казалось, это просто дверь в обычную комнату. Откроешь ее, а там ничего страшного.
Я иду к ней.
С каждым шагом – легче.
Боль исчезает.
Страх – растворяется.
Даже мысли стихают, как волны после шторма.
Сердце бьётся всё реже.
Раз…
Пауза…
Ещё раз…
И я понимаю: это конец. По-настоящему. Никаких «может быть», «вдруг повезёт», «а если передумает». Смерть останавливается у самой двери. Поворачивается ко мне. Его глаза – чёрные, но в них – не пустота. В них – усталость. Вековечная, глубокая, как сама вечность.
– Всё закончилось, пылинка, – говорит он тихо и ласково. – Ты свободна.
Я смотрю на него. И вдруг – смеюсь. Сквозь слёзы. Сквозь боль, которая уже не моя.
– Свободна? – хриплю я. – От чего? От мужа, который продал меня, поверив ложному обвинению? От любовницы, которая вытирала ноги о моё свадебное платье и отравила меня? От мира, где женщина – либо мать, либо мебель? В этой истории зло так и не наказано! И вот это до слёз обидно! Почему я должна умереть, а они будут жить и наслаждаться жизнью? Где справедливость?
Я сжала кулаки, хотя чувствовала, как пальцы уже теряют тепло.
– Ты называешь это свободой? Это побег! А я не хочу бежать! Я хочу вернуться и заставить их заплатить!
Смерть молчал. Но в его глазах – не пустота. А понимание.
– Ты сказал, что пришёл за моим «редким даром». А какой у меня дар, а? Умею плакать втихую? Умею молчать, когда меня унижают? Умею умирать красиво? – прошептала я, понимая, что всё не так. Так не должно было быть!
Глава 9. Дыши!
Смерть смотрел на меня. Долго. Потом тихо произнес:
– Ты думаешь, я пришёл за твоей болью? – прошептал он. – Нет. Я пришёл за тем, что делает тебя опасной для мира живых. Ты выходишь из тела – и не умираешь. Ты видишь меня – и не сходишь с ума. Для кого-то это дар. Для кого-то проклятие.
– А я, как обычно, этим не пользовалась! Вот так живешь, а у тебя редкий дар! И только на пороге смерти узнаешь, что ого-го какая ты! И всё ты можешь! Вот теперь вдвойне обидно.
Я замираю.
Слёзы – горячие. А всё вокруг – ледяное.
– Ну, раз так, то я могу вернуться? – шепчу я.
– Уже нет, – отвечает он. – Как только ты откроешь эту дверь, пылинка, возврата не будет.
– А что там? – прошептала я, вцепившись в его руку. Мои глаза наполнились слезами.
– Я никогда не говорю, что там, – заметил Смерть. – Скоро сама всё увидишь…
И в этот момент —
Рывок.
Будто за волосы. За сердце. За саму душу. Я увидела, как глаза Смерти распахнулись, а меня рывками невидимая сила тянет назад!
Я чувствовала, как моя рука разжимается. Видела, как удаляется дверь. Что это такое? Что это всё значит?
Меня выдёргивают из тумана, из холода, из его ладони – обратно в боль. Только на этот раз боль намного слабее. Она почти призрачная. Терпимая.
– Давай, девочка! Давай! – слышу я сквозь пелену. Голос – хриплый, старческий, мужской, но такой… живой. – Ты сможешь! Я знаю! Ты сильная! Молодая! Не сдавайся! Тебе еще жить и жить!
И —
Вздох.
Резкий. Судорожный. Как будто впервые в жизни. Словно я вынырнула из воды, и тело само решило: «Дыши!».
Я лежу.
На кровати. Мягкой. Пахнущей травами.
Жадно хватаю воздух.
Воздух в лёгких – горячий, влажный, пахнущий дымом и вербеной.
Не туман. Не пепел. Жизнь.
Где-то рядом – треск камина. Запах лекарств. И… биение.
Бум-бум. Бум-бум.
Моё сердце. Оно бьётся!
Живое. Настоящее.
