Тем более, что связана эта таинственность была лишь с одним – с попыткой прикрыть свою задницу…
Когда появилась у родителей в квартире, меня охватило такими противоречивыми эмоциями, что я чуть не разрыдалась на пороге. Вот он – мой дом, где живут те люди, которые были для меня основой основ. И выходит, всё это блеф? Существует только в моих воображении и памяти?
– Ой, Леночка! Что-то случилось? – тут же всполошилась мама, которая выглядела весьма уставшей.
Она очень переживала из-за того, что папа болел и мы никак не могли разобраться с этим вопросом. Сейчас, наверное, будет слишком жестоким обрушивать на неё всю правду. Поэтому я приняла решение – сначала поговорю с отцом, а уже потом будет ясно, как скоро стоит посвятить во всё мать.
Растянув губы в улыбке, в которой искренности не было ни на йоту, я объявила:
– Ничего не случилось! Просто решила сделать сюрприз. Побуду с папой час-другой, а ты как раз собиралась на маникюр, но всё времени не находила.
Молодец, Лена, пять баллов! Учитывая, что запись к маминому мастеру лучше начинать за пару недель до процедуры, сейчас вряд ли удастся обнаружить окошко в расписании. Однако, на удивление, это сработало, словно сама судьба давала мне возможность переговорить с отцом с глазу на глаз.
– Ой, как хорошо! Таня как раз мне писала сегодня, что я могу к ней прийти! – обрадовалась мама.
У неё было очень важное правило в жизни: что бы ни случилось, маникюр должен быть безупречным. Так что данный факт сегодня играл на моей стороне.
– Вот и иди, я как чувствовала, что мне нужно к вам.
Ощущая себя пластиковой куклой, которая играла в какой-то странной театральной постановке, я сняла обувь и прошествовала в гостиную, где упала на диван. Ноги почти не держали, а в голове моей происходила отчаянная работа мысли. Как и какими словами сейчас говорить с отцом, учитывая его состояние?
– Лариса! Что там происходит? – раздался его голос из спальни, и я поняла, что папа очень встревожен.
Нехорошее предположение о том, что Васин уже написал или позвонил ему и всё рассказал, заставило меня замереть на месте. Это было совершенно отвратительно по отношению ко мне. Не дать ни единой возможности увидеть реальную реакцию папы, а подготовить его заранее.
Словно кодекс чести изменщиков, который должен быть соблюдён, и эти двое предателей когда-то условились подставить друг другу плечо в случае чего.
– Лёш, всё в порядке, это Лена забежала! – крикнула мама в сторону спальни, и я решилась.
Поднялась и, подойдя к двери в комнату, распахнула её. Тут же в меня буквально впился требовательный взгляд отца. В глазах его плескался страх, но при этом сквозило немое предупреждение. Он словно обещал мне все кары мира, если вдруг всё пойдёт не так, как нужно ему.
– Я пришла, чтобы маму отпустить на маникюр, – откликнулась я бесстрастно, прекрасно поняв, что папа действительно в курсе прибытия Альбины и обнажения передо мною злосчастной правды.
Он выдохнул не без облегчения, когда осознал, что мама ничего не знает, даже попытался заискивающе улыбнуться.
– Я могу и не уходить… Если тебе снова нездоровится… – произнесла мама растерянно.
Она слишком хорошо чувствовала своего мужа, что раньше вызывало у меня восхищение, а сейчас – агрессию в сторону отца. Ему же это было так удобно… Комфортно пользоваться семейным благополучием, созданным руками той женщины, которой он безбожно врал столько времени…
– Нет-нет, иди Лар, иди, – откликнулся папа, и я повернулась к ней.
– Мам, давай, беги на маникюр, мы здесь прекрасно проведём время, – пообещала, не сумев сдержать того, что прорывалось через все преграды, которые я выставляла внутри себя.
Пока мама собиралась, я прошла в их с отцом комнату и устроилась на стуле. На папу старалась не смотреть, хотя и ощущала, как он пытается установить между нами зрительный контакт.
– Всё, я побежала! Скоро буду, – донёсся до меня голос мамы их прихожей, а через пару мгновений она ушла.
И как только мы с отцом услышали звук поворачивающегося в замке ключа, показалось, что пространство заиндевело. Стало ледяным и хрупким.
– Я думаю, ты в курсе всего, папа, – произнесла я, всё же взглянув на отца.
Голос мой при этом был хриплым, царапал горло.
Тот человек, которого я безумно любила и которому доверяла на все сто, упрямо вздёрнул подбородок и ответил:
– Да, я знаю, что Альбина к тебе приходила. Но поверь мне – я сделал свой выбор уже давно. Только ты и Лара – моя семья. А всё остальное не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к тебе, ни тем более к твоей матери!
Папа говорил с запалом, и я бы, возможно, поверила его словам, если бы не видела своими глазами тот чёртов альбом.
Отец прекрасно жил на две семьи, растил Альбину… Он познакомил свою вторую дочь с моим мужем. Так что все его фразы можно было делить на десять, а то и на сто.
Но сказать ему об этом я не успела. Потому что папа вдруг ошарашил:
– Маме нельзя нервничать. Она не говорила тебе, чтобы не волновать, но не так давно у неё обнаружили рассеянный склероз. Сейчас она на уколах… И эти новости ей здоровья не прибавят. Так что давай обсудим всё, о чём бы тебе хотелось поговорить, а после ты будешь просто молчать по поводу Альбины.
Известия о маминой болезни стали ещё одним ударом. Сколько будет подобных потрясений, которые устроят мини атомный взрыв в моей порядком истощённой нервной системе?
Что ещё я узнаю следом? То, что не позволит мне и дальше быть тем человеком, которым я являлась на протяжении тридцати пяти лет своей жизни?
– Что за бред? – не без воинственности, явно звучащей в голосе, потребовала я ответа у отца.
Первой мыслью была идея о том, что папа просто придумал это, чтобы избежать обнажения грязной правды. Но может, это и впрямь истина? Мама ведь была очень любящим родителем, она всегда меня ограждала от плохих новостей, говоря, что жизнь в любом случае выдаст целый ворох неприятных известий.
– Никакой не бред, – откликнулся отец.
Он опустил ноги с постели, и я в очередной раз отметила про себя тот факт, что папа сильно исхудал. А может, здесь всё просто? Пока мама реально болела, отец был в нервном напряжении по поводу того, что будет с ним и его семейной обустроенностью, в которую он так вцепился. Вот и недомогание налицо…
– Я бы не стал такое выдумывать, ты же знаешь. И я очень за неё переживаю.
Сложив руки на груди, я смотрела за тем, как отец встаёт и начинает медленно одеваться. Наверное, это было неправильно, но сейчас в каждом его жесте и движении мне виделось нечто театральное. Как будто он намеренно показывал мне, как всё плохо и как ему тяжело.
А на деле мне нужно было думать о том, что трудно вовсе не ему. Пока только на моих плечах лежал весь груз тех жутких новостей, которые ещё не скоро смогу осознать.
– Так переживал все эти годы, что тебе это не мешало полноценно растить Альбину? – хмыкнула в ответ.
Он смерил меня строгим взглядом, но ничего произносить не стал. Задумчиво посмотрел куда-то в сторону, затем опять перевёл глаза на меня.
– Я был ей отцом для того, чтобы скрыть свой грешок. О котором очень сожалею, и если бы мне предоставилась возможность всё исправить там, в прошлом, я бы никогда даже не подумал о близости с другой женщиной.
У меня к горлу аж комок подкатил. Стало трудно дышать и затошнило. Об этом я знать не хотела, но пришлось всё же спросить:
– И почему же подумал в своё время? Хотел уйти от матери?
Только я задала этот вопрос, как отец буквально вызверился на меня:
– Никогда! Никогда я даже близко об этом не думал, Лена! Надеюсь, что это ясно по тому, как я относился к Ларе всегда, всю нашу совместную жизнь!
Он говорил с запалом, но смысла в том, чтобы так пытаться меня в этом убедить, не было. Я ведь действительно видела своими глазами родительские отношения. Только сейчас всё было омрачено тем следом, который тянулся из прошлого…
– Это ясно да, только поверь, папа, когда думаешь о вашей с мамой совместной судьбе и вспоминаешь прибытие Альбины, как-то уже совсем не радужно становится.
Отец покаянно опустил голову, а я продолжила наступление:
– Зачем ты познакомил Тимофея со своей второй дочерью? – намеренно выбрав именно эти слова, спросила у отца. – Ты же теперь в курсе того, что у меня больше нет семьи? Как на это смотришь, папа? М? Душа не болит? Или если вторая кровинушка счастлива, то и на первую уже плевать?
Я начала духариться. Выдавала эти суждения голосом, в котором сквозило отчаяние, потому что понимала: я осталась одна… Просто-напросто одна…
Больше не будет задушевных разговоров с отцом, мужа у меня и впрямь больше нет. Зато эта сучка-Альбина, наверное, в восторге…
– Нет, Лена, нет… – вдруг выдохнул папа, закрыв лицо руками.
Его тело стали сотрясать рыдания, но бросаться и успокаивать человека, который сам и создал эту ситуацию, я не стала. Горе отца – ничто в сравнении с тем, какой крах постиг мою жизнь…
Я думала об этом и удивлялась сама себе. Эгоисткой никогда не была, но сейчас именно мысли о себе любимой стали якорем, за который я уцепилась мысленно.
– Мне на тебя никогда не будет плевать! Я отдам тебе всё – только ты моя дочь и больше никто! А то, как поступил Тимофей… Я говорил с ним об этом не раз. Но сейчас он уже непреклонен. Если раньше твой муж ещё допускал вероятность того, что ему удастся жить на две семьи, теперь сказал, что его выбор однозначен.
Папа сглотнул, глядя на меня виновато, а мне было не до его реакций и чувства дискомфорта. Конечно, я знала от Васина, что он – уже не мой. Но сейчас меня будто обухом по голове ударяли и ударяли раз за разом.
Вся эта мерзость обсуждалась за нашими с мамой спинами, а мы жили свои жизни, которые зависели от выбора папы и Тимофея. И в любой момент рука палача могла опуститься и покончить с нашим эфемерным счастьем.
Что и случилось…
– В целом, мне всё понятно, – проговорила я тихо, поднимаясь, чтобы покинуть общество отца.
Он тут же всполошился:
– Ты ведь ничего не скажешь Ларисе, да? Ей будет очень плохо… и мне тоже. И главное – эта правда ничего не исправит! Сделает только хуже. А Альбина успокоится, я уверен. Теперь-то точно…
Прекрасно… Мою семью принесли в жертву, чтобы папе спокойно жилось и дальше. Я и мои дети станут заложниками этой ситуации и будут страдать в первую очередь, чтобы остальные наслаждались тем, что украли у безвинных людей…
– Ничего не могу обещать, Алексей Юрьевич, – хмыкнула, впервые назвав отца по имени-отчеству. – Ничего не могу обещать.
Слова, которые я повторила, повисли в воздухе той горечью, которой было пропитано всё моё существование в данный момент.
Через мгновение я ушла, не выдержав больше напряжения, пронзившего пространство.
Кажется, теперь у меня точно больше не было не только мужа, но ещё и отца…
***
Возвращение домой вновь ударило по натянутым до предела нервам. От вида той еды, которую сегодня готовила, ещё не зная, что моя жизнь вот-вот превратится в кошмар наяву, на глазах сами по себе выступили слёзы.
Но разнюниваться было нельзя. Сначала я обязана была пройти через ещё одно жуткое событие в виде разговора с Крис и Викой. Пока даже не представляла, как они отреагируют. Особенно старшая, на которую, казалось, не так посмотри, и она уже впадёт то в депрессию, то ещё во что похуже…
Сначала домой вернулась Вика. Я покормила её, расспросила о том, как прошёл день. Кажется, дочь по мне не заметила, что наша семейная жизнь висит на волоске, что было, разумеется, только к лучшему.
Затем я стала порядком нервничать. Вика ушла в детскую, а я поняла, что Кристина задерживается. Схватив телефон, набрала номер дочери, но она не подошла!
Страх затопил меня удушливой волной. Вытеснил вообще все негативные ощущения, которые были связаны с предательством отца и Тимофея. Стало понятно в одночасье, что нет ничего хуже, чем опасаться за своего ребёнка – всё остальное меркло по сравнению с этим, превращаясь в ничто.
Набрав номер классного руководителя, я задала ей вопрос относительно местонахождения дочери, на что получила ответ, что она выяснит это и свяжется со мной через десять минут.
И это время стало жутким, наполненным такой чёрной безысходностью, что я забыла, как дышать.
Наконец, классная позвонила, и как раз в этот момент в прихожей раздался звук поворачивающегося в замке ключа.
– Спасибо, Наталья Леонидовна, – выдохнула я, приходя в себя. – Кристина вернулась.
Слушать ответ классрука не стала. Вышла в прихожую, где как раз переобувалась дочь, и поняла, что явилась она домой не одна.
– Ой, Лен… Ты чего так с лица сбледнулась, – выдал Васин ту фразу, которую обычно любил вставить к месту и не особо. – Мы с Кристи дома.
Я так и застыла немой статуей, ибо казалось, что Тимофей завёл какую-то свою игру.
Не обращая на мужа внимания, потребовала у Кристины ответа:
– Почему ты не подходила к телефону?
Дочь недовольно сверкнула глазами в мою сторону, а затем обменялась с отцом понимающими взглядами. Всё ясно… Пока я выясняла с папой обстоятельства того, как Альбина пришла в нашу жизнь, Тим без дела не сидел.
Но чего он добивался? Что я оставлю его жить здесь? Или что мы всё же ни слова не расскажем девочкам, а он солжёт, что уехал в длительную командировку?
Внезапно меня прошило жуткой догадкой. А что если Тимофей уже всё поведал Кристине? Но сделал это в том свете, который был бы выгоден ему?
Нет, это бред чистой воды. Дочь бы никогда не восприняла подобное как норму…
– Мы с папой ели гамбургеры, я не слышала, – пожала плечами Крис.
Я удивлённо воззрилась на Тима. Во-первых, такую еду дочь не любила. А даже если иногда и съедала «в охотку», потом себя корила за лишние употреблённые калории. Во-вторых, у нас было негласное правило – ужинаем мы дома, тем, что мать, то есть, я, ставит на стол.
– Вообще-то я сегодня полдня готовила, чтобы мы сели поесть, как обычно… – начала, но поняла, что это бессмысленно.
И даже опасно. Если вдруг сейчас Васин заявит, что мы тогда садимся ужинать всей семьёй, то придётся уже сейчас высказать ему, куда он может идти со своими предложениями.
– Я сыта, мам, – откликнулась Кристина и, подхватив сумку, вновь обменялась с Тимом молчаливыми взорами.
Которые мне совершенно не понравились и даже ввели в некое состояние ступора.
– Отнеси вещи и скажи Вике, что мы ждём вас обеих на кухне, – проговорила я в спину удаляющейся дочери.
Она лишь на мгновение застыла и, ничего не ответив, скрылась в недрах детской. А мы с Васиным остались наедине.
Говорить с мужем о чём бы то ни было, смысла я не видела. Мы всё обсудим, но когда сядем вчетвером обговаривать грешки главы семейства. Однако когда направилась на кухню, муж спросил:
– Как диалог с отцом?
Обернувшись к Васину так резко, что это движение отдало мне в шейные позвонки, я в недоумении смотрела и смотрела на него, гадая, что именно он хочет услышать. Скорее всего, интересуется этим для Альбины, ведь этой змее подколодной всюду надо заползти и пустить свой яд.
