Да уж, действительно, не чужие, особенно после того, что я увидел в ее ауре. Достав из кармана жилетки часы, сверился со временем и предложил:
– Давай, как обычно, пообедаем в нашем кафе.
– Хорошо, – тут же успокоилась наша адвокатесса. – Это действительно не телефонный разговор.
И тут же повесила трубку. Ни тебе здрасьте, ни до свидания. Ох уж эти экзальтированные барышни. Кто бы мог подумать, что непростой разговор с Настей покажется мне отдушиной. Все познается в сравнении. До обеденного перерыва в стряпчей конторе Настиного батюшки оставалось три часа, так что тянуть не стоит. Мобиль повел Акира, потому что у меня для этого не было желания, да и тревожные мысли в голове сильно отвлекали.
Посещение оружейной лавки всегда поднимало мне настроение. Радовало не только изобилие стреляющих игрушек для взрослых дядей, но и встреча с человеком, которого я искренне уважал. Правда, не уверен, что его доброе отношение ко мне сохранится после этого разговора.
– Какие люди! – сразу после того, как колокольчик возвестил о моем появлении в торговом зале, изрек расплывшийся в улыбке Олег Остапович. – Степан Романович, рад видеть.
Старейшина ушкуйников и по совместительству владелец крупнейшего оружейного магазина в городе радушно раскинул руки, словно желая обнять меня, чему явно препятствовал прилавок. Но все равно в его голосе не было ни иронии, ни фальши.
– Надеюсь, надумал просто навестить старика и поболтать. Или опять по делу?
– Увы, Олег Остапович, по делу, причем не самому приятному, – решил я не оттягивать мрачный момент.
Старейшина тут же нахмурился и обратился к своему помощнику:
– Антон, присмотри тут. Я буду у себя в кабинете. По пустякам не беспокоить. – Затем оружейник повернулся ко мне. – Идем, Степан Романович, расскажешь, что там у тебя такого неприятного приключилось.
Начал с вопросов:
– Олег Остапович, вы же слышали, что произошло в «Омуте»?
– Конечно, но не понимаю, почему ты такой хмурый. Обычная стычка в кругу, из которой ты вышел победителем.
Я вспомнил намеки трактирщика и добавил еще один вопрос:
– А о том, что я иногда охочусь на бесноватых, тоже слышали?
– И такие слухи доходили, но расспрашивать тебя не стал, понимал, что это не только твоя тайна. Рядом вдели княжеских дружинников.
– Олег Остапович, есть вещи, о которых знает очень мало людей. С вами делюсь не только потому, что доверяю, просто не вижу другого выхода. Я способен чуять бесноватых и поэтому охочусь на них.
– Это что, как собака чует след? – ошарашенно уточнил оружейник.
– Почти, – сдержав кривую и невеселую улыбку, ответил я. – Так вот, когда Дубыня начал распаляться перед боем, я почувствовал, что он бесноватый, причем не простой. Беса ему подсадил колдун.
Оружейник на пару секунд застыл с открытым ртом, затем достал из шкафчика у стола маленький графинчик с чем-то темным и две рюмки. Молча разлил напиток и без приглашений махом выпил свой.
– Ты в этом уверен? Звучит как бред.
Вопросы я задавал не просто так, поэтому зашел сразу с козырей:
– Ну да, князь тоже посчитал мои умения бредом, поэтому приставил дружинников с городовыми и отправил ловить бесноватых, коих я лично обезвредил уже шесть штук.
О том, что убиты были лишь двое, а четверо, избавившись от неприятного подселенца, сейчас укрепляют свой дух в монастырях, решил не говорить, и так пошел на серьезный риск, раскрывшись еще перед одним человеком. Каждый раз угроза того, что на новом посвященном вся конспирация рухнет, как карточный домик, лишь увеличивалась. Слюна во рту стала вязкой, и я счел, что идея Олега Остаповича не так уж плоха, несмотря на раннее время. Так что выпил предложенную рюмку. Напиток оказался неожиданно приятным – какой-то не очень крепкий настой на разных травах. Не особо пьянит, зато бодрит и не требует никакой закуски. Нужно узнать, что это за вкусняшка, но я тут же мысленно одернул себя – сейчас точно не до того.
– Ну и почему ты пришел ко мне? – наконец-то справившись с растерянностью и жестко глядя мне в глаза, спросил старейшина.
– Не хочу выносить сор из избы, и мне срочно нужно знать, чем живет и дышит Дубыня.
– Хочешь, чтобы я сдал капитана бесогонам? Я был о тебе лучшего мнения.
– Во-первых, не бесогонам, а мне. Во-вторых, если найдете команду из пяти опытных ушкуйников, готовых потрясти капитана, то скорбники об этом деле даже не услышат, – немного приврал я, понимая, что столько власти у старейшин нет.
На самом деле ни одному капитану они ничего приказать не могут, лишь порекомендовать, опираясь на свой общий авторитет. Даже мой недоброжелатель Борис, который, скорее всего, и натравил Дубыню, вряд ли удержит его на коротком поводке. К тому же увиденное намекает, что хозяин у капитана совсем другой. И теперь, понимая, что колдун узнает, что я раскрыл подсыла, – а он точно узнает, – мне стало как-то не до реверансов.
Как я и предполагал, возможности организовать для меня силовую поддержку у Олега Остаповича не было. Но и уступать он не собирался:
– У нас вольное братство, и каждый живет как хочет, пока не нарушил наши обычаи и законы. С чего ты вообще взял, что я помогу тебе? Раз уж вольная жизнь ушкуйника тебе не люба, шел бы под руку князя. Сразу получишь целую свору дружинников. И самое главное, даже если не врешь, то можешь просто ошибиться. Мне тоже многое чудится на старости лет.
Я и не надеялся, что доверие ко мне старейшины окажется безграничным и он сразу же поверит и придет на помощь, но слышать подобное все равно неприятно. Ну что же, и на этот случай у меня имеется козырь. Старейшина все еще сверлил меня взглядом, словно требуя ответа, но вслух я ничего не сказал. Не особо скрываясь, горловой вибрацией расшатал свой дух и выглянул из себя, продолжая смотреть собеседнику в глаза. Однажды, поддавшись уговорам, я проделал подобный прием с Димой. Бедолага потом полдня икал и старался на меня не смотреть. Но позже отошел.
Старый, битый жизнью капитан не был таким впечатлительным, как домашний мальчик, но все равно слегонца сбледнул. Свою компетентность, надеюсь, доказать удалось, а что касается вольностей ушкуйников и правил, по которым они живут, то этот вопрос я задал себе еще полчаса назад. Так что ответ уже имелся.
– Под руку князя я не пойду, потому что хочу воли, а к вам пришел, желая отвести беду от всего братства. Думаете, когда вскроется, что капитан Дубыня является прислужником колдуна, для ушкуйников это пройдет без последствий? Трясти будут всех.
– Можно подумать, если я помогу, то нас оставят в покое? – Вопрос был задан правильный, если бы не был так сильно пропитан ядом.
– Конечно, если разбираться во всем этом бесогоны будут рука об руку со старейшиной.
Да уж, теплоты во взгляде Олега Остаповича ко мне не осталось совсем, к тому же там поселился если не страх, то серьезная такая настороженность. Я хорошо его понимал, но все равно было обидно, и удержать в себе эту обиду не смог:
– Вы сейчас думаете, что лучше бы этот сопляк вообще подох в своем последнем походе. Или Дубыня прибил в круге. Всем было бы проще. Ваше право, но поразмыслите лучше вот о чем. Зачем колдуну понадобился капитан ушкуйников и во что это может вылиться для братства, если просто ничего не делать? Вы вообще с колдунами сталкивались?
Лицо оружейника потемнело.
– Было дело, – почти прорычал старейшина, обжигая меня злым взглядом.
Но, скорее всего, злился он потому, что я заставил его вспомнить прошлое. Вспомнить и применить тяжкий опыт к данной ситуации. Дураком Олег Остапович не был, так что крепко задумался. Минут через десять он поднял на меня тяжелый взгляд и заявил:
– У меня есть условие. Брать Дубыню мы поедем вместе.
– Уверены? – удивился я и тут же пояснил: – Дело может быть опасным.
Старик вскинулся и посмотрел на меня совсем уж возмущенно:
– Думай, с кем говоришь… капитан.
Уверен, он хотел сказать «сопляк», но сдержался.
Дальше наша беседа пошла сухо, но по делу. Старейшина действительно обладал обширной информацией о капитане Дубыне, включая то, что он живет в отдельном двухэтажном доме вместе с парочкой своих несемейных ватажников. А еще поделился подозрениями в том, что в доме хранится контрабанда, потому что все портовые склады, включая формально неприкасаемые стоянки ушкуев, временами жестко обыскивались ищейками мытного приказа. Так что опасные и запрещенные товары контрабандисты хранили в других местах. Олег Остапович даже нарисовал план дома, в котором однажды побывал.
Когда закончили обсуждение, я пообещал сообщить время и место встречи, а затем поспешил покинуть дом, в котором мне уже не рады. На душе было мерзко, потому что я действительно радовался хорошему отношению ко мне этого человека, но внутренняя уверенность в том, что делаю все правильно, не позволила сомнениям помешать.
Посмотрев на часы, я понял, что у меня есть еще полчаса, и улыбнулся. Как и предполагал, обед с Настей уже сейчас поднимал настроение. Ей-то предстоящий разговор наверняка видится серьезным и даже тяжелым, у меня же эта детская возня вызывала лишь умиление, особенно на фоне переговоров с оружейником. А вскоре, возможно, предстоит говорить с бесогоном – вот уж кто всю кровь выпьет и нервы истреплет.
Как и на встречу с оружейником, в кафе Акира со мной не пошел, сказав, что быстро перекусит в другом заведении неподалеку – том, что попроще. Вид сидящих на летней площадке манерных дам явно не усиливал аппетит моего ватажника. Да и сладкое он любил в меру, а вот я все не мог наесться всякими пирожными, компенсирую голодное детство.
Это уже стало нашей с Настей традицией – проводить переговоры в кондитерской неподалеку от конторы ее отца. Год назад здесь обсуждали казавшиеся неразрешимыми проблемы толком не знающий жизни вчерашний дурачок и неопытная, к тому же оттираемая от получения этого самого опыта адвокатесса. Теперь меня ни неопытным, ни растерянным назвать нельзя, а у Насти постепенно появлялась репутация въедливого и настойчивого специалиста, уверенно идущего по стопам своего зубастого родителя. Правда, сейчас мы будем обсуждать не юридические вопросы, а кое-что совсем другое.
Желая подчеркнуть свой образ эмансипированной барышни, Настя никогда не опаздывала, так что, едва я уселся за наш любимый столик и обменялся улыбками с официанткой, в кафе словно ветер влетела госпожа Шарова. Было видно, что она горит желанием тут же наброситься на меня с вопросами, но взяла себе в руки. Чинно поздоровалась, уселась за столик и сделала заказ немного поскучневшей официантке.
– Ладно, не буду тебя мучить, – с легкой улыбкой сказал я, видя, как девушка от нетерпения даже покусывает губы. – Никто его не бил и тем более не обижал. У самого язык оказался остер аки брита. Была перепалка, вылившаяся в честную схватка в кругу ушкуйников, и Дима с блеском победил.
Что именно это значит, девушка поняла сразу, судя по ее расширившимся и заблестевшим глазам, в которых переживания и возмущение сменили возбуждение и гордость. Как бы снова не начала терзать Диму попытками изучить нихонское боевое искусство. Где-то полгода назад мой друг все же решился дать пару уроков настойчивой девушке втайне от нашего учителя. К моему удивлению, сюсюкаться с возлюбленной он не стал, лишь иногда краснел, когда их прикосновения становились слишком плотными. Ко всеобщему облегчению, все это закончилось, едва начавшись. После не совсем удачного падения Настя увидела на своей идеальной коже синячок, и ее запал тут же улетучился.
Девушка явно жаждала подробностей, но мне и рассказать-то больше нечего, зато есть о чем спросить.
– Анастасия Николаевна, давайте откровенность за откровенность, – нарочито официальным тоном заговорил я. – Год назад вы уверяли меня, что не испытываете к Дмитрию ничего, кроме дружеских чувств. Но сейчас по этому поводу у меня появились определенные сомнения.
Я старался, чтобы наигранный официоз смягчил неловкость, но ошибся. Подхватив мой тон, Настя намеренно понизила градус нашего общения:
– Так же, как год назад, я, Степан Романович, напоминаю вам, что наши отношения с Дмитрием касаются лишь нас.
Внутри шевельнулась какая-то детская обида, но такие порывы я научился гасить в зародыше; впрочем, все равно было неприятно.
– Вы совершенно правы, но я, как друг Димы, позволю себе настоятельную просьбу. Думаю, сейчас самое время еще раз напомнить ему о том, что вы с ним друзья и не более.
Говоря это, я достал из кармана пиджака кошель Виринеи, с которым не расставался все это время, и приготовился рассчитаться за обед, который нам еще даже не принесли. Мой посыл она поняла правильно и чуть виновато произнесла:
– Степа, извини, но я сама не понимаю, что чувствую. Я до сих пор люблю другого человека. Так что ты прав, с моей стороны нечестно обнадеживать Диму.
– Серьезно? – прекратив демонстрировать, что собираюсь уходить, по-доброму и с хитринкой прищурился я. – Вот прям готова честно признаться и ему, и себе, что совершенно ничего не чувствуешь?
Дожидаться ответа не стал и лишь понимающе хмыкнул, когда увидел, как покраснела Настя, уставившись на принесенное официанткой пирожное.
– Может, все-таки расскажешь, что это за таинственный возлюбленный, который так цепко держит твое сердце, что ни вздохнуть, ни… – Осекся, осознав, что из меня чуть не вылетела концовка поговорки, которая ходила в не самых куртуазных кругах.
Но, похоже, распространена эта шутка была куда шире, чем мне казалось. Настя внезапно растеряла свой романтически-угнетенный настрой и закрыла лицо ладонями. И это были не рыдания, а безуспешная попытка сдержать смех.
– Фу, Степан Романович, как пошло.
– Куда уж мне. В кабаке вырос, под забором воспитывался, – шутейно отмахнулся я, но, похоже, в голосе промелькнула горечь, потому что настроение Насти снова сменилось.
Она с доброй и необидно-жалостливой улыбкой, как могут лишь немногие из женщин, выразила свое сочувствие и понимание. Затем посерьезнела и все же ответила на мой вопрос:
– Степа, тут все очень сложно. Тот, о ком мы говорим, сейчас далеко, в Новгороде, и уже месяц отвечает на мои письма как-то сухо. Знаешь, если бы он просто написал, что больше не любит меня, все было бы намного легче.
Но и не особо тяжело. Теперь-то, когда ей есть на кого перенаправить свои чувства, такой поворот не станет большим горем. Вслух я, конечно, ничего не сказал, к тому же было видно, что чувства к таинственному новгородцу у Насти еще очень сильны, а невнятность ответов на письма лишь распаляла их. Решив не усугублять, я сменил тему и повеселил девушку рассказами о подвигах Димы. Не тех, что произошли в кругу для боев, а свершившиеся после, за столом, когда он пытался перепить пропавших порохом и пропитанных пивом ушкуйников. В ответ Настя поделилась пикантной историей из жизни барышень пинского высшего общества. Отчасти этот конфуз касался и меня.
– И я ведь сама еще дважды объясняла этой дурочке после того, как продавец подробно рассказал, как пользоваться баллончиком. Но она, вернувшись домой и собрав подружек, включая внучку главного княжьего казначея, решила похвастаться обновкой и распылила смесь прямо в своем будуаре. Что тут началось! В доме переполох, как при пожаре. Барышни все в слезах и соплях. Лекарей свезли со всего города. Казначей порывался изловить и наказать всех причастных.
Да уж, веселенькая история. Мне сейчас только неприятностей с городской верхушкой не хватало. А покушение на здоровье любимых дочурок власть имущих может аукнуться похлеще, чем чрезмерное внимание колдуна.
Похоже, переживания ярко отразились на моем лице, и Настя поспешила успокоить:
– Не переживай, поиски начали сразу с того, кто посоветовал этой дуре купить баллончик. Точнее, я не советовала, просто объяснила, что эта чудна?я штучка необходима мне для защиты от недовольных клиентов и злопыхателей. Ей же баллончик и даром не нужен, но кто бы меня слушал! В общем, позвонили отцу, а он лишь посетовал, что нынче взрослые барышни, которым давно замуж пора, то ли читать не умеют, то ли осознать прочитанное не способны. Ты же знаешь, он у меня, если захочет, горазд кому угодно ум за разум завести.
Да уж, горазд. Прекрасно помню момент, когда Николай Кириллович заманил меня в свой кабинет и попытался выпытать, в какие такие грязные ушкуйные делишки я пытаюсь втащить его дочурку. Я чуть там не психанул. До сих пор озноб пробирает. Вот уж въедливый господин. Даже начал опасаться, что он перейдет к втыканию зубочисток мне под ногти. Глаза как у княжьего ката, а голос вежливый такой и даже сочувственный.
О стряпчем я вспоминал недолго, потому что в голове назойливо зажужжала какая-то недодуманная мысль. Возникла она, когда Настя рассказывала о переполохе после распыления баллончика в замкнутом помещении. А я ведь лично прописывал в инструкции категорически запрет на это безрассудное действо. Так, а ведь чужая глупость может оказаться полезной, особенно для предстоящего захвата логова Дубыни!
– Степа, ты меня слышишь? – вырвал меня из задумчивости голос Насти.
– Конечно слышу, – встрепенулся я, разгоняя досужие размышления.
Главную мысль поймал, а остальное обсудим с Гордеем.
Остаток обеда провели за поеданием вкуснейших пирожных и милой беседой ни о чем. Затем Настя поспешила в контору, а я вернулся в машину, где уже дожидался Акира, и мы поехали на стоянку нашего ушкуя – главную базу ватаги.
Это отдельная песня, как мне удалось заполучить не старую, бревенчатую, насквозь прогнившую развалюху рядом с пристанью на таких же гнилых сваях, а вполне себе ладный кирпичный ангар. И фиг бы что получилось, если бы не Олег Остапович. Мысли о старейшине, чье отношение теперь далеко от теплого, вызвали печальный вздох. Гордей его не услышал, но мою кислую физиономию рассмотрел хорошо. Мой старший друг и механик встречал нас у ворот ангара. Рядом, на берегу у невысокой, но основательной пристани чуть покачивался на волнах мой Проходимец. Выглядел он как малец, решивший влезть в отцовские сапоги. Причал-то строили под нормальный пароход, а тут вон какое недоразумение приблудилось. Но разочарования не было, лишь гордость за себя и свою маленькую, но шуструю команду. Озадаченный выражением моего лица Гордей жестами поинтересовался, все ли у меня в порядке.
– Все хорошо, – по давней привычке, сопровождая речь знаками для глухонемых, ответил я.
А затем перешел к подробному описанию возникшей идеи и на всякий случай уточнил:
– У нас же есть запас Виринеиного зелья для баллончиков?
Гордей сначала неопределенно повертел пальцами, чем вызвал у меня нехорошее предчувствие, но затем жестами пояснил, что выпуск баллончиков придется прекратить, потому что на мою задумку весь этот запас и уйдет.
Затем мы прошли в ангар, где и разместилось основное производство нашей небольшой мануфактуры. Здесь обученные Гордеем парни клепали и паяли жестяные баллончики. Так как основными покупателями были дамы, то в углу, у окна сидела конопатая девчушка и, чуть высунув язычок от усердия, тонкой кисточкой разрисовывала очередной баллончик яркими цветочками.
Кроме этого, мастер приловчился делать духовушки, и стража частично закупалась именно у него. Но городовым доставались одностволки, а вот мне Гордей сделал три двуствольных духовых ружья и уже доводил до ума трехствольное. Перезарядка оказалась слишком муторной, и по скорострельности это оружие сильно уступала моему полуавтоматическому дробовику. Вот и приходилось извращаться.
Ко мне тут же подбежал Заяц, которого так почти никто не называл, и деловито протянул раскрытую ладонь для рукопожатия:
– Приветствую, капитан.
– Здравствуй, Андрей.
За год парень серьезно вырос, раздался в плечах. И даже два передних зуба, раньше веселившие всех встречных-поперечных, теперь не особо бросались в глаза. По статусу он у нас был, так сказать, специалистом широкого профиля. С одной стороны, полноценный ушкуйник, о чем говорил серьезный такой, как по мне, слишком уж показушный тесак на поясе, а с другой – помощник механика, причем с долей в общем бизнесе. На побегушках у Фроси в нашем телефонном магазине давно подвизался другой сирота. В походы наш ушкуй ходил намного реже остальных, так что подработка для Андрюхи, кормившего всю свою семью, была не лишней.
Гордей быстро разобрался в моих хотелках, но сразу сообщил, что обычные баллончики тут не подойдут, нужно побольше начинки, и придется делать новые. На клепку и пайку новых баллонов, а также их заправку механик попросил два часа. На этом и порешили. Я прихватил с собой четыре давно пылившихся в мастерской противогаза и вместе с Акирой вернулся к мобилю. До назначенного отцом Никодимом срока остался час, так что можно было не спешить.
На городской базе надолго не задержались. Брат Илия передал сообщение от священника о том, что с бесогонами он договорился, но переговоры пройдут в церковном доме. Оно и правильно, незачем скорбникам тут разнюхивать, а на их территорию я соваться не собираюсь.
В дом священника Акира пошел со мной. У нас у обоих имелись опасения, что эта встреча может закончиться скандалом, переходящим в мордобой. И начало в этом плане было многообещающим. Молодого бесогона я не видел год и, будь на то моя воля, не встречался бы с ним еще десять раз по столько. Тяжелый взгляд уже не такого задорного, как раньше, немного осунувшегося и побледневшего Аркаши говорил о полной взаимности. Обмениваться любезностями никто не собирался, так что я молча уселся за знакомый с детства стол напротив бесогона. Акира, подражая широкоплечему помощнику брата Аркадия, встал за моей спиной.
Встретивший нас отец Никодим присаживаться не стал, а замер у торца стола, возвышаясь над нами обоими:
– Я знаю, что приязни между вами нет и, скорее всего, не будет, но все мы делаем одно и то же богоугодное дело.
Брат Аркадий вскинулся, но священник остановил его жестом руки:
– Я помню все твои претензии к Степану Романовичу и не вижу смысла повторяться. Можешь думать о нем что угодно, но помни: «по делам их узнаете их». Поведай мне хотя бы об одном богомерзком деянии капитана Чекана, и я тут же отдам его в руки братства Скорби.
