– В Чикаго, штат Иллинойс. Я пишу для газеты «Трибьюн».
– Я знаю, в каком штате находится Чикаго, и слышал о вашей газете. В двадцатые годы учился в Гейдельберге[3 - Гейдельберг – город в Германии, где находится старейший и один из наиболее престижных университетов в стране.]. С какой целью вас направили в Берлин?
– Чтобы взять интервью у военного.
– Немецкого?
– Нет. Американского. У майора Глена Белфорда.
– Тогда зачем послали журналиста со знанием немецкого?
– В этом не было особой необходимости. Просто начальство решило, что владеющему языком легче передвигаться по стране.
– Ваше удостоверение не позволяет нарушать комендантский час. Что вы делали в нашем секторе ночью, да еще с фотокамерой?
Последующие несколько минут я объяснял, как забрел в советскую часть города, разыскивая телефон, чтобы вызвать полицию ввиду вероятного убийства. Мужчина внимательно слушал, делая пометки на листе бумаги. Все это время солдат в углу целился в меня из автомата, бессловесный и недвижимый.
Когда я закончил рассказ, офицер улыбнулся и уточнил:
– Пьяница, говорите?
– Да, я счел его пьяным.
– И вы без раздумий отправились по указанному адресу. С чего бы?
– Я предположил, что майор Белфорд меня так разыгрывает.
– Зачем ему вас разыгрывать?
– Не знаю, но вот уже третий раз он назначает со мной встречу, а сам не приходит.
– Итак, вы отправились по указанному адресу и обнаружили труп. С чего вы взяли, что девушку убили?
– Ее сильно избили. Возможно, также изнасиловали.
– В том доме находились люди? Вы с ними говорили?
– Была только маленькая девочка, которая ждала маму. Ребенок сказал, что не знает погибшую.
– Потом вы зашли в наш сектор в поисках телефона?
– Верно. Почта уже была закрыта, и я не заметил, насколько далеко забрел.
– В городе не так уж много телефонов-автоматов.
– Я не знал, как еще поступить.
– Вы могли бы, например, пойти домой и лечь спать.
– Я счел своим долгом сообщить о трупе в полицию. К тому же я журналист.
– Там неподалеку гостиница. Наверняка внутри есть телефон.
– Я не знал. Не ориентируюсь в том районе.
– Очевидно.
Несколько мгновений мы молча взирали друг на друга. Казалось, офицер что-то напряженно обдумывает, барабаня пальцами по столу. На его губах по-прежнему играла улыбка, но весьма натянутая.
– Послушайте, – наконец заговорил он, – я готов закрыть глаза на произошедшее и отпустить вас, но при одном условии: мне нужно проверить достоверность вашей истории. Отведите меня по тому адресу. Хочу сам убедиться, что вы не солгали. Наверняка тело все еще там.
– Может, вам стоит позвонить в немецкую полицию?
– Давайте сперва сами наведаемся в тот дом. Если вы сказали правду, я позвоню этим нацистам.
– Дом находится в американском секторе.
Мужчина усмехнулся:
– Мы всегда готовы при необходимости протянуть союзникам руку помощи. Подождите здесь немного, нужно все организовать. Я заметил у вас фотоаппарат. Вы делали снимки на месте преступления?
– Что? Нет, не делал.
– Хорошо. Можете забрать личные вещи.
Офицер вызвал небольшой взвод, и весь он набился в два грузовика: четверо солдат в полном боевом снаряжении, двое военных полицейских, сонный военный врач, которого словно только что подняли с постели, и журналист в сером плаще, вооруженный немецким фотоаппаратом «Лейка» и вспышкой. Помимо офицера, который меня допрашивал, никто больше не говорил ни по-немецки, ни по-английски, и всю дорогу мужчины болтали между собой на русском, не обращая на меня внимания.
Мы пересекли Александерплац и вскоре оказались в американском секторе. Улицы пустовали, с востока дул холодный ветер, от реки поднимались клубы пара.
После того как мы подъехали к зданию и выгрузились, офицер постучал в дверь, которую почти сразу отворила длинноволосая миниатюрная брюнетка. При виде советской военной формы у нее задрожали губы. Офицер без разрешения вошел в дом. Я последовал за ним.
Труп девушки исчез.
– Где она? – спросил меня офицер.
– Была прямо здесь. – Я указал на пол.
Он повернулся к брюнетке:
– Этот мужчина утверждает, что около получаса назад нашел здесь тело девушки. Вам об этом что-нибудь известно?
Внезапно из глаз женщины хлынули слезы. Несколько мгновений она молча рыдала, не всхлипывая и не вытираясь. Офицер протянул ей носовой платок. Промокнув глаза и нос, женщина попыталась его вернуть.
– Оставьте себе. Как вас зовут?
– Мария Экхарт. Я не понимаю, о чем говорит этот мужчина. Я вернулась домой пятнадцать минут назад. Должно быть, произошла какая-то ошибка.
– Тело было прямо тут, – повторил я. – Тело девушки. С короткими светлыми волосами. Совершенно голой. Спросите свою дочь, она ее тоже видела.
В тот же миг из темноты появилась Лиза. Она сжала руку матери и спряталась у нее за спиной. Затем робко выглянула.
– Это тот дядя, который дал мне шоколадку, – пропищала она, указывая на меня пальцем. – Джейкоб.
– Дверь была открыта, фрау Экхарт, поэтому я взял на себя смелость войти. Меня зовут Джейкоб Хубер, я – американский журналист.
– Американец?
– Да.
– Я точно заперла дверь перед уходом, как делаю всегда.
– Ну, она была открыта. Возможно, ее взломали до моего появления.
– Если вы настаиваете…
Я улыбнулся Лизе, но та не ответила тем же.
– Ты помнишь тетю, которая спала здесь, в коридоре?
Лиза посмотрела на мать, затем прикусила верхнюю губу и покачала головой:
– Не помню.
– Но ведь ты мне говорила, что спустилась и увидела, как она тут спит. Совсем не помнишь?
Вдруг девочка резко развернулась и побежала вверх по лестнице.
– Что вы вообще забыли в моем доме? – требовательно спросила Экхарт.
– Долгая история. Я ничего не трогал, а лишь переговорил с Лизой минуту-две.
– Итак, фрау Экхарт, вы вернулись домой пятнадцать минут назад, – вмешался офицер.
– Может, двадцать, не знаю.
– И не заметили ничего подозрительного?
– Не заметила.
– Вы говорите правду? Если нет, то вас ждут неприятности.
– Конечно я говорю правду! Представить не могу, что этот мужчина делал в моем доме, но я определенно не видела никаких трупов, когда вернулась. Лиза рассказала мне, что к ней поднялся какой-то дядя и дал шоколадку. Я решила, что она все выдумала, пока не увидела обертку.
– Шоколадку? Какой категории у вас продовольственная карточка?
Она помешкала и в конце концов нехотя ответила:
– Пятой.
– Почему так?
– Потому что мой муж служил в СС. Я вдова.
– В войсках или в отрядах «Мертвая голова»?[4 - В общем составе СС выделялись части «Мертвая голова» для охраны концентрационных лагерей и расправы над узниками, а также войска СС – соединения, которые участвовали в боевых действиях.]
– В войсках. Был танкистом.
– Звание?
– Оберштурмфюрер.
– Где он служил? На Восточном фронте?
– Нет, на Западном. Во Франции и Бельгии.
– Вы хоть представляете, что подобные ему творили в моей стране?
Женщина промолчала. Офицер отвернулся от нее и заговорил с полицейскими.
Я вышел на улицу и закурил сигарету, прикрывая ее от моросящего дождя ладонью. В дверях соседних домов стояли люди, в основном женщины, опасливо поглядывая на два грузовика, припаркованные у здания. Один из солдат что-то крикнул зевакам, и те мгновенно попрятались. Парень отпустил шутку, рассмешившую его товарищей.
Когда я вернулся, Экхарт спросила меня, понизив голос:
– Если вы американец, то зачем привели сюда их?
– Я пересек границу между секторами, пытаясь найти телефон, чтобы позвонить в полицию, и меня задержали. Послушайте, в коридоре было тело девушки. Ее избили и, вероятно, задушили. Я…
– Эй, вы! Американец!
Я повернулся на голос, и меня на мгновение ослепила вспышка фотоаппарата в руках русского журналиста.
– Какого черта?! – возмутился я, однако мужчина лишь ухмыльнулся и вышел на улицу.
Я последовал за ним.
Моросящий дождик уже превратился в ливень, и солдаты облачились в длинные плащи пшеничного цвета. Теперь мужчины расслабились, их автоматы висели на плечах, вместо того чтобы угрожающе целиться в людей.
– Зачем вы велели меня сфотографировать? – требовательно спросил я у офицера.
Он сделал вид, что не услышал вопроса, и заявил:
– Вы мне солгали.
Его голос звучал менее дружелюбно, чем прежде.
– Я не лгал.
– Здесь нет никакого трупа, а ребенок не подтвердил ваш рассказ.
