За окнами зашумел дождь. Потемнело, хотя не миновало и половины дня. Пришлось включить люстру. Глядя, как медленно разгораются искры в стеклянных колбах, я вспомнила фотографию в газете. Капитан Рич унес в могилу тайну своей смерти. Но, возможно, она известна кому-то, кто служил вместе с ним на «Бегущей»? Мне понадобится список членов команды. Если бы не шпионы Лисса, дежурящие за дверью, я прямо сейчас отправилась бы разыскивать интересующие меня сведения. А теперь придется ждать, пока подозрительность шефа Департамента имперского сыска уменьшится до приемлемых размеров. В том, что он подозревает в чем-то противозаконном любого, с кем имеет дело, я даже не сомневалась – работа у него такая.
Вель принесла завтрак, и я невольно улыбнулась ей. После переезда из Воральберга девушка расцвела, как дивный цветок. Если при первом знакомстве ее красота показалась мне неяркой, то сейчас Вельмина выглядела так, что я всерьез обеспокоилась ее будущим.
– Скажи, тебе хорошо здесь? – спросила я.
Она удивленно взглянула на меня и закивала.
– Тебя никто не обижает?
Невысказанный вопрос в голубых глазах.
– Вельмина, хочу, чтобы ты знала – я очень рада, что ты работаешь у меня.
Девушка улыбнулась и прижала руку к сердцу. После чего присела в легком реверансе и убежала прочь, легкая, как горная лань. Глядя вслед, я раздумывала о том, как это удивительно, когда чужие люди становятся родными и близкими. Впервые посетив Валери, я увидела огромную «мадам» в безвкусной хламиде. Нечто из разряда уличных фокусников, которые обманут тебя в любом случае. И лишь когда она заговорила, я поняла, что «мадам» не так проста, как кажется. А потом я просто перестала воспринимать ее полноту и яркий макияж, простоватую речь и ругательства, которыми она виртуозно сыпала, если была чем-то недовольна. Я не видела тела. Я видела душу – и душа была прекрасна и добра ко мне, как никто и никогда, кроме бабушки.
Слезы снова показались на глазах, но я отерла их тыльной стороной ладони. Нет, я больше не стану плакать, я стану действовать! Валери будет похоронена не как какая-то там «гадалка», а как близкий мне человек. Когда закончится следствие, я приведу в порядок ее земные дела, выплачу долги, если они были, раздам вещи нуждающимся, распоряжусь, чтобы смыли пентаграмму с пола и сняли амулеты со стен… Мне представилась пустая, будто лишенная причины для собственного существования, квартира. Бог с ней! Это лишь внешняя оболочка. Богатство человека – в его деяниях, а не в вещах, которыми он окружает себя при жизни. Вот только… что делать с Ромио?
В этот момент из кабинета раздался женский вскрик. Поскольку в квартире были только мы с Вельминой, я сделала вывод, что кричит она, и кинулась туда.
Вбежав в комнату, увидела следующую картину – горничная, схватившись за голову, разглядывала лежащую у ее ног погребальную урну. Судя по валяющейся рядом метелке для пыли, Вельмина убиралась в кабинете, но, передвигая журналы на полке, случайно толкнула урну.
– Что случилось? – спросила я, подходя.
Нет, урну она уронила не случайно. А тогда, когда прочитала надпись и сообразила, что это именно урна. Я поняла это, стоило разглядеть лицо Вель, на котором отразился весь спектр эмоций, начиная от страха и заканчивая крайним изумлением.
– Меня уронили! Это безобразие! – послышался сердитый голос.
Из стены до половины высунулся дед. Вид у него был донельзя разгневанный.
– Я сейчас кому-то руки оторву, – пообещал он, глядя на побледневшую горничную. – Аккуратнее надо быть с мертвыми – они и ответить могут!
– Дедушка, пожалуйста, успокойся! – Я ободряюще кивнула Вельмине. – Иди, я сама разберусь.
– Какой я тебе дедушка? – рявкнул он. – Мы же договорились!
Вель исчезла с такой быстротой, будто дед гнался за ней, размахивая собственной урной.
– Немедленно поставь меня на место! – приказал дед и шагнул из стены. – Надеюсь, урна цела? Иначе тебе придется заказывать новую и, срань господня, соскребать мой прах с пола!
Я подобрала урну и внимательно ее осмотрела. Слава богу, гранит с Неверийского кряжа был крепок, как стены, окружавшие Валентайн.
– Стой! – воскликнул дед, когда я потянулась к полке. – Почему бы тебе не подобрать для меня другое пристанище?
– А чем тебя это не устраивает? – невинно поинтересовалась я, подвигая поближе к урне последний номер «Нарядного обозревателя».
– Пф-ф, – фыркнул дед. – И в кого только ты такая вредная уродилась?
Я благоразумно промолчала. Если вредность во мне и присутствовала – ее источник сейчас стоял напротив. Точнее, дух источника.
– Обвинение в убийстве с тебя снимут? – между тем, спросил дед и уселся за мой рабочий стол, словно за свой.
Я кивнула. Подобрала метелку, отнесла к двери и повесила на ручку – Вель заберет, когда вернется.
– Она была тебе близка, та женщина, которую убили? – вдруг спросил дед.
С удивлением взглянув на него, поинтересовалась:
– Откуда ты знаешь, что это женщина?
Бенедикт невразумительно пожал плечами, из чего я сделала вывод, что наш разговор с Расмусом он подслушал.
Подойдя, остановилась у стула, на котором устроился Бенедикт, и смотрела на деда до тех пор, пока он не проворчал: «Ну так и быть, садись!» и не пересел на стул для посетителей.
– Валери научила меня не бояться таких, как ты, – сказала я, прислушиваясь к своему голосу – не дрогнет ли? Ведь теперь мне следовало говорить о ней в прошедшем времени. – Поддерживала тогда, когда все от меня отвернулись.
– Ну неправда, – улыбнулся дед. – Не все. Я вот все время тебя поддерживал!
– Да ну? – удивилась я. – Твои вопли про «отрублю голову» до сих пор звенят у меня в ушах.
– Я старался, – довольно покивал он и сменил тему: – Знаешь, о «Бегущей» в свое время много писали в газетах.
– О шхуне капитана Рича? – удивилась я.
– Ричей в Норрофинде, как блох у дракона, – хмыкнул Бенедикт. – Это имя ни о чем бы мне не напомнило, а вот название корабля – другое дело. Хорошо, что в моем возрасте я не жалуюсь на память!
– И что же о ней писали?
– Она была в числе десяти судов, отправленных вокруг света в поисках артефактов, – заговорил дед. – Первая экспедиция, собранная по инициативе императора. Поэтому в нее нанимались лишь опытные экипажи. Шесть кораблей не вернулись назад. «Бегущая» была одной из вернувшихся. Шхуну встречали с триумфом. Ее трюмы ломились от артефактов, привезенных с той стороны моря. Племенам, живущим на Южном побережье, те были без надобности, поэтому они отдавали их просто так…
– Но откуда у них столько артефактов? – удивилась я. – Тем более, что, как ты говоришь, они ими не пользовались?
– Их привозили кочевники из пустыни и обменивали на нужные товары. Многие артефакты, например, драгоценные камни, красивы сами по себе. Местные жители использовали их для украшения жилищ и одежды, не подозревая об истинной ценности.
Я задумалась. Убийство капитана «Бегущей» и Черриша Пакса, фото с памятной надписью от человека, который, возможно, что-то знал, поскольку писал «у тебя все получится!» А, может, он и был убийцей Пакса? Или… И того, и другого? Рассказанное дедом проливало новый свет на эти события. Артефакты всегда ценились в Норрофинде, а шхуна капитана Рича привезла их много. Возможно, отчиму известны подробности той экспедиции? Ведь сейчас он один из тех, кто напрямую отвечает за их снаряжение и отправку.
– Капитан Рич еще участвовал в подобных путешествиях? – уточнила я.
– Да, и вышел в отставку спустя десять лет, – кивнул дед. – Видимо, билеты в театр были куплены им для себя и супруги именно по этому поводу. И надо же было случиться такому несчастью!
– Артефакты… – задумчиво проговорила я.
– Артефакты бывают разными, – усмехнулся дед, – за некоторые не жалко и убить.
Я вскинула взгляд, но стул для посетителей уже был пуст.
***
За окном мелькнули постовые огни на выезде из города. Спустя несколько минут онтикат затрясся по ухабам, съехав с главной дороги на проселочную, и сбавил ход. Свет фар освещал густые заросли, выползающие на обочины, и густую подкронную тьму. Мы ехали по лесистой местности в сторону деревеньки под названием Обленищево.
Брен был прав – наблюдение с меня сняли сразу после обеда. Когда Расмус вернулся из города, ищеек уже не было. Однако, помня о вероломстве шефа Департамента имперского сыска, мы все же покинули квартиру на улице Первого пришествия тайно: одетые в черное, скрыв лица под масками. Выбрались через чердачное окно на крышу соседнего дома и так, по крышам, миновали несколько кварталов, после чего спустились вниз, где Бреннон нанял онтикат, посулив меганику хорошие деньги за загородную поездку.
– Останови на развилке, которая ведет к деревне! – громко крикнул Расмус, стукнув в переднюю стенку онтиката.
Оттуда донеслось в ответ:
– Как прикажете.
– Мы не поедем в деревню? – удивилась я.
– Не будем глаза мозолить, – пояснил Брен. – У меня есть карта, до мельницы всего полчаса пути от Обленищево. Пойдем по берегу реки.
– Но темно же! – возмутилась я.
– А твои светляки на что? – хмыкнул он. – Линн, ты иногда как ребенок, ей-богу.
Я обиженно промолчала.
Спустя некоторое время онтикат остановился, как и просил Расмус, на перекрестке. На повороте стоял добротный деревянный щит с надписью «Обленищево» и толстой стрелкой, указывающей путникам, в какую сторону идти. Ниже, более мелко, было приписано: «Деревенские яства за полцены». Прочитав ее, Брен засмеялся и, взяв меня за руку, повел сначала по дороге, потом через поле. Послышался шум воды. Мы вышли на берег небольшой речки. Темно не было – хватало света от печально глядевшей луны и ее отражения, неверно подрагивающего в воде. Однако светляков я все-таки выпустила. Они вились у ног, освещая едва заметную тропинку.
Вдали что-то зашумело.
– Мельница работает, – пояснил Расмус в ответ на мой вопросительный взгляд. – Мы почти пришли.
Кажущаяся в темноте еще более черной, без единого огня, башня походила на древнее чудовище, прилегшее отдохнуть. Лопасти неспешно хлопали по воде, рождая звуки, похожие на сонное дыхание. Мне вдруг представился дракон, заснувший на берегу. Сейчас он пробудится, услышав шаги, поднимет точеную голову на длинной шее и уставится на нас огромными огненными глазами, имеющими способность заглядывать прямо в душу…
Пугающее и пленительное одновременно видение было столь ярким, что по спине побежали мурашки. Вдруг вспомнилось, как в детстве я представляла, что у меня есть друг – дракон, который никому не дает меня в обиду: живых обидчиков сжигает, а неживых – сдувает струей пламени, бьющей из пасти.
Жгучее прикосновение спугнуло картинку – поскольку к мельнице мы подходили сзади, пришлось продираться через заросли крапивы. Стебли, на которые наступал шедший впереди Бреннон, щелкали и хрустели, словно старые кости, прежде чем стать прахом. Звуки казались ужасающе громкими, и я удивлялась, отчего все жители деревни еще не прибежали сюда, дабы взглянуть на незваных гостей. Словно в ответ на мои мысли массивный силуэт вдруг выступил из темноты и хрипло произнес:
– Вы все-таки пришли!
Расмус остановился лишь на миг – каблуком прижать к земле особенно упрямый стебель, – после чего пробормотал: «А вот и серый!» и вывел меня на освещенный луной участок земли перед входом в башню.
Фигура шагнула вперед, обретая перспективу. Бродяга был одет в какую-то мешковатую хламиду с капюшоном, под которым я разглядела знакомое изможденное лицо и глаза, ярко сиявшие зеленым – под луной это было особенно заметно!
Я смутилась, не зная, с чего начать.
– Добрый вечер! Как поживаете? – хмыкнул Бреннон, когда понял, что мы с оборотнем замолчали, глядя друг на друга.
– Вы пришли! – повторил Бродяга, не обращая на него внимания. – Вы решились!
– Я не смогла отказать помощи тому, кто в ней нуждался, – ответила я. – Но чем я могу помочь… вам?
Оборотень, словно спохватившись, оглянулся на дверь за своей спиной и предложил:
– Зайдем внутрь? Здесь мы слишком на виду.
– Вы же писали, что мельница заброшена и даже пользуется дурной славой, – в голосе Расмуса звучала ирония. – Кто же нас здесь увидит?
Бродяга неопределенно пожал широченными плечами и первым скрылся внутри.
Переглянувшись, мы с Бреном последовали за ним.
Света от огарка свечи, стоящего на какой-то бочке, было слишком мало, поэтому с моей ладони взлетели светляки, освещая внутреннее пространство башни. Да, мельница была давно позабыта. Несмотря на то, что вода продолжала крутить колесо, жернов застыл в неподвижности, покрытый плотной пылью. На полу валялась полусгнившая солома, пахнущая прелой землей.
– Простите, не могу предложить вам чаю, – вдруг улыбнулся оборотень. – У меня дома к чаю всегда подают такие маленькие пирожные с кремом и взбитыми сливками. Мы называли их «лебедушки».
– У вас дома? – переспросила я.
А Расмус воскликнул изумленно:
– У вас есть дом?
Бродяга помрачнел и прянул в темноту.
– У меня есть дом, – донеслось оттуда, – но я не могу туда вернуться. Именно поэтому я прошу вашей помощи, леди Эвелинн.
За последние дни я порядком устала от тайн, недомолвок и заговоров. Правда – вот что мне сейчас требовалось больше всего.
– Если у вас есть дом, значит должно быть и имя. Назовите его, и я подумаю, чем могу вам помочь, – решительно сказала я. – И выйдите на свет! Я хочу видеть ваше лицо.
Бреннон покосился на меня и направился к выходу, шепнув:
– Посторожу.
Бродяга вернулся. Дрожащий от сквозняков огонек свечи и магические светляки, парящие над ней, заставляли тени перемещаться. Робкий свет тек плавно, будто водоросли в глубине реки, мерно несущей воду с гор к морю, но лицо оборотня я видела так же ясно, как и под лунным сиянием.
– Виконт Теобальд Рич, урожденный Рослинс, к вашим услугам, – произнес он.
Слова дались ему с трудом.
Я рассматривала его с изумлением, не зная, что сказать.
– Так вы не оборотень? – опередил меня Расмус из-за двери.
– Нет, – махнул космами новоявленный виконт. – Десять лет назад на меня наложили злые чары. Из-за них я большую часть суток провожу в зверином обличье, лишь ненадолго становясь человеком.
– Но кто сотворил такое с вами? – воскликнула я, приходя в себя после минутного замешательства.
– Это я и хочу выяснить с вашей помощью, леди, – невесело усмехнулся Теобальд.
Я молча разглядывала его, перебирая в памяти все, что знала о графе Рослинсе, том самом, что настойчиво приглашал на юбилей мою бабушку.
Рослинсы были одним из древнейших в Норрофинде семейств. Кобальд Рич, первый граф Рослинс, прибыл для строительства Валентайна в составе неверийской делегации. Но город не манил его. Когда его услуги более не потребовались, он попросил у принца Стича разрешение возглавить экспедицию на север, в еще неисследованные уголки новой страны. За составление первой карты этих земель Кобальд получил наследуемый титул и провинцию Рослинс на полюбившемся ему севере, которая позже стала одной из крупнейших в королевстве. Его потомок, Эндрю Рич – последний граф Рослинс, был другом моего деда Рогодона Воральберга.
Я помнила графа, приехавшего на похороны дедушки. Высокий, жилистый старик с аккуратной бородкой, насмешливым взглядом и язвительной речью. Судя по всему, характер у него был не сахар, что не мешало ему искренне печалиться о почившем товарище. Когда он уехал, бабушка заметила: «Если бы Эндрю не существовало, его следовало бы придумать. В нем столько энергии, что поставь рядом с ним яйцо – из него тут же вылупится дракон! Слава богу, что он здесь не задержался». После смерти первой супруги, Кейтлин, он долго жил один, но потом взял в жены дворянку из небогатого местного рода, намного моложе его самого. Характер у нее, если верить слухам, был под стать супругу.
