Слегка за тридцать: Бывшие. Право на счастье
София Устинова
– Вы хоть понимаете, во что ввязались, девочки? Это не в песочнице куличики делить. Эти люди вас под асфальт закатают.
– Значит, нам нужно закатать их первыми.
Три подруги. Три предательства. Три разбитых жизни. Аня, гениальный финансист, которую муж-айтишник вышвырнул из собственного стартапа. Алиса, светская львица, от которой медиамагнат избавился, как от устаревшей модели сумочки. И, Марина, тихая жена политика, оказавшаяся бесплодным придатком к его имиджу.
Нас списали со счетов. Но мы решили переписать правила игры. Наша месть должна была быть холодной, расчётливой и сокрушительной. Но в уравнении появились неизвестные: неожиданная беременность, преследующий по пятам киллер и мрачный незнакомец с глазами цвета грозового неба, который то спасает, то угрожает.
Они называли нас своими королевами, а потом выбросили, как надоевшие игрушки, променяв на молоденьких и сговорчивых
София Устинова
Слегка за тридцать: Бывшие. Право на счастье
ПРОЛОГ
Пятнадцать лет назад
Солнце, ленивое и щедрое, словно перезрелый персик, заливало тягучим золотом тесную кухню съёмной квартиры на последнем этаже обшарпанной сталинки. Оно просачивалось сквозь мутные разводы на немытом окне, и в его косых лучах мириады пылинок вели свой сумасшедший, безмолвный хоровод – единственное по-настоящему хаотичное движение в этом застывшем, идеальном моменте времени. Воздух был густым, плотным, почти осязаемым; в нём смешались до пьянящей консистенции запах остывающей пиццы «Пепперони» из ближайшей забегаловки, нахальный аромат дешёвого игристого, которое мы с гордостью именовали «шампанским», и тот самый, ни с чем не сравнимый, эфемерный запах юности. Запах, в котором ещё не было горечи разочарований, а лишь безграничная вера в то, что весь мир – это огромный шведский стол, и тебе нужно лишь выбрать, чего ты хочешь, чтобы получить это немедленно.
– Долицына, прекрати соблазнять тостер, он всё равно не предложит тебе контракт с Vogue, – протянула Аня Сольцева, отрывая от общего пирога самый жирный, истекающий расплавленным сыром кусок.
Её голос, как всегда, был пропитан лёгкой, только ей присущей иронией, но в глубине умных карих глаз плескалось неподдельное, расслабленное веселье. Анна, наш мозг, наш вечный двигатель и самый надёжный якорь в бушующем море реальности, даже в день триумфальной защиты диплома оставалась верна себе. Высокая, поджарая, с копной тёмных волос, небрежно стянутых на затылке резинкой, она устроилась на скрипучем стуле, поджав под себя одну ногу в кедах. Вид у неё был такой, будто она не хвалебные оды от седовласых профессоров выслушивала, а в одиночку обрушила Уолл-стрит, просто развлекаясь.
– Не скажи, Сольцева, – тут же парировала Алиса Долицына, выгибая спину в совершенно неестественной, но оттого не менее эффектной позе, достойной обложки. – В отражении хромированной поверхности свет падает особенно выигрышно. Подчёркивает скулы и создаёт драматический блик. Ты ровным счётом ничего не смыслишь в высоком искусстве фотографии. И вообще, это не тостер, а винтажный образец промышленного дизайна. Я его на барахолке откопала.
Алиса, наша рыжеволосая бестия, наше ходячее произведение искусства, лениво поправила тонкую лямку шёлкового платья-комбинации, которое стоило больше, чем вся мебель в этой квартире, включая тараканов под плинтусом. Она всегда была такой: даже в декорациях студенческой нищеты умудрялась выглядеть как богиня, случайно сошедшая с Олимпа перекусить пиццей со смертными. Её роман с почти мифическим медиамагнатом Геной Ланским, который был старше её на целую вечность, был предметом наших бесконечных шуток и тщательно скрываемой зависти. Рядом с ним Алиса казалась райской птицей, по непонятной прихоти залетевшей в наш скромный курятник.
Я, Марина Горовая, или просто Рина, как звали меня подруги, лишь улыбнулась, разливая по разномастным бокалам остатки шипучего напитка. На мне было простенькое ситцевое платье в мелкий цветочек, но в эту самую минуту я ощущала себя королевой мира. Красный диплом экономиста лежал на подоконнике, а впереди простиралась целая жизнь с Вадимом Беловым – моим умным, амбициозным, безупречным Вадимом. Он уже делал первые, но уверенные шаги в молодёжной политике и клятвенно обещал, что очень скоро весь мир будет принадлежать нам двоим. Я была его тихой гаванью, его музой, его верной спутницей, и эта роль казалась мне самой важной и желанной из всех возможных.
– Девочки, не надо ссориться, – мягко вмешалась Ксюша Журская, наша общая совесть и неисправимая мечтательница.
Она сидела на широком подоконнике, обхватив колени тонкими руками, и смотрела на нас своими огромными, синими, как васильки во ржи, глазами. Ксюша была самой светлой, самой чистой из нас. Она искренне верила в настоящую любовь до гроба, в родство душ и в то, что добро всегда, без исключений, побеждает зло. Её волосы цвета спелой пшеницы светились в лучах заходящего солнца, создавая вокруг головы подобие нимба, и она казалась сошедшей со страниц какой-нибудь старой, доброй сказки о принцессах.
– Сегодня нельзя, – с торжественностью, на которую была способна только она, провозгласила Ксюша. – Сегодня день волшебный! Мы защитились! Мы теперь взрослые! Вся жизнь впереди!
– Если эта самая взрослая жизнь пахнет ипотекой, офисным рабством и прокисшим борщом, то я, пожалуй, вернусь в детский сад, – фыркнула Аня, но всё же подняла свой щербатый бокал.
– Ну почему сразу ипотекой? – картинно возмутилась Алиса, наконец оставив в покое несчастный тостер и грациозно опускаясь на табуретку. – У меня, например, в ближайших планах вилла на озере Комо. И личный причал. Гена обещал.
– Гена тебе много чего обещал, – не удержалась от шпильки Аня. – Включая вечную молодость и личного единорога. Ты, кстати, уже выбрала цвет для рога? Предлагаю платиновый, под твой новый браслет.
– Завидуй молча, Сольцева, – лениво отмахнулась Алиса, но в её зелёных глазах мелькнул озорной огонёк. – Пока ты будешь корпеть над бухгалтерскими отчётами в своей будущей мега-корпорации, я буду стоять перед мучительным выбором между бриллиантами от Graff и Harry Winston. И это, я тебе скажу, задачка посложнее твоих дебетов с кредитами.
– Моя будущая корпорация, между прочим, будет стоить столько, что ты сможешь скупать этих твоих Graff вместе с их алмазными копями в Южной Африке, – с ленивой уверенностью протянула Аня. Хищный азарт уже разгорался в её взгляде. – Игорь как раз дописывает код для нашего стартапа. Это будет не просто бомба. Это будет термоядерный взрыв на рынке IT.
Ах, Игорь. Гениальный и совершенно асоциальный программист, без пяти минут муж Ани. Мы видели его всего пару раз, и он произвёл на нас неизгладимое впечатление своим уникальным умением смотреть сквозь людей и общаться исключительно односложными предложениями, понятными, кажется, только ему и Анне. Но Аня смотрела на этого сутулого юношу в растянутой футболке с принтом из «Звёздных войн» так, словно он был не человеком, а божеством, творящим новую цифровую вселенную.
– А ты, Рина? О чём мечтаешь ты? – переключилась на меня Ксюша, и её взгляд мгновенно потеплел.
Я смутилась, как всегда, когда всё внимание было приковано ко мне одной.
– Я? Да ничего такого особенного… Я хочу большой, светлый дом. Чтобы в нём всегда пахло свежеиспечёнными пирогами и чистым бельём. Хочу, чтобы Вадим был счастлив и успешен. И… – я замялась на секунду, чувствуя, как предательский румянец заливает щёки, – …и много детей. Человек пять. Чтобы бегали по саду, громко смеялись, пачкали коленки…
Алиса картинно закатила глаза к потолку, на котором красовалось живописное жёлтое пятно от старого потопа.
– Господи, Горовая, какая вселенская скука. Пятеро спиногрызов, вечная стирка и аромат борща в качестве парфюма. Ты серьёзно готова променять на это лучшие годы своей жизни?
– Это и есть лучшие годы, – тихо, но с неожиданной для самой себя твёрдостью возразила я. – Для меня.
– У каждого своё представление о счастье, Алис, – мудро вступилась Ксюша. – Для тебя это – блистать на красных дорожках, для Ани – завоёвывать финансовые вершины, а для Рины – создавать очаг. И это всё одинаково важно и прекрасно.
– Ладно-ладно, мамзель Тереза, убедила, – усмехнулась Алиса, сдаваясь. – Только давай договоримся: когда я буду лежать у бассейна на своей вилле, а Анька – скупать острова в Тихом океане, ты, Рина, будешь присылать нам свои знаменитые булочки с корицей. Экспресс-почтой. В персональном джете.
– Договорились, – рассмеялась я, представив эту картину.
В этот самый момент Ксюша спрыгнула с подоконника с таким видом, будто ей в голову пришла идея, способная изменить ход мировой истории. Её глаза загорелись.
– А давайте! – воскликнула она, восторженно хлопнув в ладоши. – Давайте всё это запишем!
– Что именно запишем? – с плохо скрываемым подозрением уточнила Аня, доливая себе в бокал. – Протокол нашего учредительного собрания на тему «Кто быстрее и эффективнее угробит свою молодость»?
– Нет! Наши мечты! – глаза Ксюши сияли, как два сапфира. – Прямо сейчас! У меня есть гениальная идея!
Не дожидаясь нашего согласия, она подлетела к столу, схватила стопку дешёвых бумажных салфеток и первую попавшуюся шариковую ручку.
– Так, каждая берёт по салфетке и пишет свою самую-самую главную, самую сокровенную мечту. То, чего вы хотите больше всего на свете! Без чего жизнь не будет иметь смысла! А потом мы сложим их в мою старую шкатулку и откроем… нет, не через десять… давайте через пятнадцать лет! Представляете, как будет круто? Нам будет слегка за тридцать, мы соберёмся все вместе, уже взрослые, успешные, состоявшиеся, и посмотрим, что сбылось!
– Какая сентиментальная, душещипательная чушь, – пробормотала Аня, но салфетку всё-таки взяла.
– А мне нравится! – мгновенно оживилась Алиса. – Это так… кинематографично. Очень в духе французского кино. Я напишу что-нибудь по-настоящему грандиозное. Чтобы потом не было стыдно перед самой собой, успешной и знаменитой.
Мы расселись вокруг стола, и на несколько минут в кухне повисла сосредоточенная тишина, нарушаемая лишь скрипом ручек по тонкой бумаге. Я смотрела на белый, хрупкий квадратик салфетки и чувствовала, как внутри всё трепещет от нежности и предвкушения. Моя мечта была такой простой, такой ясной и такой настоящей. Я без малейших колебаний вывела своим неровным почерком: «Большая, дружная семья, любящий муж рядом и дом, всегда полный детского смеха». И даже нарисовала рядом кривоватое, но лучистое солнышко.
Алиса, кокетливо закусив кончик дорогой ручки «Parker», которую ей подарил Гена, выводила что-то длинное и витиеватое своим каллиграфическим почерком. Закончив, она с довольным видом продемонстрировала нам свой шедевр: «Стать иконой стиля. Чтобы моё имя было синонимом роскоши и безупречного вкуса, а мужчины падали к моим ногам штабелями, умоляя о внимании».
– Скромно и без лишних претензий, – хмыкнула Аня.
– А у тебя что, мисс Корпорация Всея Руси? – не осталась в долгу Алиса, выхватывая у неё салфетку.
Аня даже не пыталась сопротивляться. На её салфетке чётким, почти печатным, лишённым всяких эмоций почерком было выведено всего два слова: «Финансовая независимость». И ниже, припиской помельче: «Абсолютная».
– Как-то… сухо, – заметила Ксюша. – А где же про любовь? Про простое человеческое счастье?
– Счастье – это когда твои активы в разы превышают твои пассивы, а любовь – это временная химическая реакция в мозгу, мешающая трезво оценивать инвестиционные риски, – отчеканила Анна свою любимую мантру. – Деньги – вот единственная настоящая свобода. Всё остальное – лирика для бедных и пособие по безработице для домохозяек.
– А у тебя, Ксюш? – спросила я, чтобы сгладить неловкость, повисшую после Аниной тирады.
Ксюша густо покраснела и смущённо протянула нам свою салфетку. На ней было выведено всего одно предложение, написанное сентиментальным девичьим почерком с круглыми буквами и завитушками: «Найти своего единственного и прожить с ним долго и счастливо, умерев в один день, как в сказке».
– Ой, как это мило, – проворковала Алиса. – Твой Андрей, тот самый банкир, и есть сказочный принц?
– Он самый, – выдохнула Ксюша, и её лицо озарилось такой ослепительной, счастливой улыбкой, что у нас всех невольно потеплело на душе. – Он такой… надёжный. Сильный. За ним как за каменной стеной. Он говорит, что я его принцесса, и что он сделает для меня всё на свете, построит для меня замок.
Мы промолчали. Её роман с молодым, перспективным сотрудником банка казался нам всем идеальным воплощением девичьих грёз. Он дарил ей огромные букеты, водил в дорогие рестораны и смотрел на неё с таким обожанием, что это было почти неприлично. На фоне Анькиного гения-социопата и Алискиного возрастного покровителя он действительно выглядел сказочным принцем на белом коне.
Ксюша сбегала в свою комнату и вернулась с небольшой деревянной шкатулкой, обитой изнутри вытертым алым бархатом. Она была старой, с потрескавшимся от времени лаком, но Ксюша дорожила ей больше всего на свете – это был подарок от её покойной бабушки.
– Давайте сюда ваши мечты, – скомандовала она, открывая крышку.
Мы, смеясь и толкаясь, по очереди опустили свои сложенные вчетверо салфетки в бархатное нутро шкатулки. Ксюша аккуратно закрыла крышку и подняла её вверх, словно драгоценный Грааль.
– Клянусь этой шкатулкой, – торжественно, понизив голос, произнесла она, обводя нас горящим взглядом, – что ровно через пятнадцать лет мы откроем её. Все вместе. Где бы мы ни были и что бы с нами ни случилось. Клянусь.
– Даю слово будущего финансового директора корпорации «Vector-Z», – с абсолютно серьёзным видом поддакнула Аня.
– Клянусь своей будущей коллекцией сумок Birkin от Herm?s, – с не меньшим пафосом добавила Алиса.
– Клянусь, – просто прошептала я, чувствуя, как по спине бегут мурашки от торжественности и необратимости момента.
Ксюша поставила шкатулку на полку, между потрёпанным томиком Цветаевой и фарфоровой фигуркой ангела.
– А теперь, – она снова схватила бутылку, в которой на дне ещё плескалось немного игристого, – за нас! За то, чтобы всё сбылось до последней буквы!
Мы снова чокнулись. Дешёвые разномастные бокалы издали неуверенный, дребезжащий звон, но в тот момент он казался нам самой прекрасной музыкой на свете – музыкой победы и безграничных возможностей.
– И ещё! – Ксюша не унималась, её синие глаза горели восторженным огнём. – За дружбу! Что бы ни случилось – разводы, банкротства, морщины, неудачные мужья…
– Эй! – возмутились мы почти хором.
–…что бы ни случилось, – упрямо повторила она, обводя каждую из нас долгим, серьёзным, любящим взглядом, – мы всегда будем друг у друга! Всегда! Обещаете?
– Обещаем! – выдохнули мы в унисон.
И в эту секунду я верила в это больше, чем в собственное счастливое будущее с Вадимом. Верила, что эти три девушки – моя настоящая семья, моя нерушимая крепость. Что наши пути никогда не разойдутся, а эта тесная, залитая закатным солнцем кухня навсегда останется местом нашей общей силы.
Позже, когда шампанское закончилось, а от пиццы осталась лишь пустая коробка, мы начали расходиться. Первой уехала Алиса – за ней прислал машину Гена. Огромный чёрный седан, беззвучно шурша шинами по разбитому асфальту нашего двора, выглядел здесь как космический корабль пришельцев. Он унёс её в другую, взрослую, недосягаемую для нас жизнь. Потом ушла Аня, которой срочно нужно было обсудить с Игорем какой-то «революционный алгоритм шифрования». Она уходила стремительно, по-деловому, уже мысленно находясь в совете директоров своей будущей корпорации.
Я задержалась дольше всех, помогая Ксюше убрать со стола. Вадим должен был заехать за мной с минуты на минуту.
– Ты так сильно его любишь, Рина, – вдруг тихо сказала Ксюша, когда мы мыли посуду в раковине.
– Очень, – просто ответила я, не видя смысла скрывать очевидное. – Он – вся моя жизнь. Всё, что я делаю, я делаю для него.
– Я тоже своего люблю, – мечтательно улыбнулась она, вытирая тарелку. – Знаешь, а Андрей сделал мне предложение.
Я ахнула и обернулась, едва не выронив бокал.
– Ксюш! Правда? Почему ты молчала весь вечер?
– Хотела дождаться подходящего момента, – она засмеялась своим колокольчиковым смехом. – Но с вами его никогда не дождёшься. То тостеры, то акции, то мировое господство…
Она показала мне тонкое платиновое колечко с россыпью маленьких бриллиантов на безымянном пальце. Оно было изящным и скромным, как и она сама.
– Я так за тебя рада! – я крепко обняла её хрупкие плечи. – Ты заслуживаешь самого большого счастья на свете!
– Мы все заслуживаем, – прошептала она мне в плечо. – Все четыре. Просто нужно быть осторожными со своими желаниями. Бабушка говорила, что они имеют свойство сбываться. Иногда совсем не так, как мы себе представляли.
Когда за мной приехал Вадим, Ксюша вышла нас проводить. Он был безупречен: в идеально отглаженной рубашке, с обворожительной улыбкой. Он галантно поцеловал Ксюше руку, сказал пару комплиментов её платью. Вадим всегда умел нравиться людям, особенно женщинам. Он обнял меня за талию, властно притянул к себе, и я, уткнувшись носом в его плечо, пахнущее дорогим парфюмом, почувствовала себя под защитой всего мира.
– Не пропадай, – сказала мне Ксюша на прощание, и в её васильковых глазах на долю секунды мелькнуло что-то странное, какая-то тень мимолётной, необъяснимой тревоги.
– И ты, – улыбнулась я. – Теперь ты невеста, дел будет невпроворот. Но на нас время находи!
– Обязательно, – кивнула она, но улыбка её была немного грустной.
