Левый глаз чуть приоткрылся, закрылся, и Бэлла как будто кивнула. Или ему показалось?
Пешком идти в отдел он передумал. Надел форму, еще вечером поменял звездочки на погонах – купил в областном спецмагазине вчера. Сел в машину и через семь с половиной минут тормозил у отдела полиции. Выйдя из машины, отметил, что двор перед одноэтажным зданием выметен. Окна чистые. Хотя бы уборщица не сбежала и выполняет свои функции.
Дежурка встретила его тишиной и запертой вертушкой.
– Эй! Кто-то есть? – постучал он согнутым пальцем по стеклу перегородки.
И тут же словно из-под земли выскочил молодой лейтенант, жующий и испуганный.
– Здравия желаю, товарищ подполковник! – проорал он, приложив ладонь к фуражке. – Прошу прощения!
– Вольно, лейтенант, – поморщился Новиков. – Вертушку открой, я пройду.
Лейтенант выполнил приказ.
– Где мой кабинет, лейтенант?
– Прямо по коридору. Дверь в торце.
– Хорошо, – кивнул Новиков, двинувшись вперед, но приостановился. – Объяви о совещании через десять минут у меня в кабинете.
– Так точно…
На совещание явились все, кто присутствовал на тот момент в отделе полиции. Штат был немногочисленным. Но познакомившись и поговорив с каждым, Саша Новиков остался доволен.
– А почему я не вижу оперативников? – спросил он напоследок.
– Из оперативников у нас одна Клавдия Олеговна Ольхова осталась. Остальные уволились, – подсказала кадровичка. – А Ольхова ходит на работу, когда ей вздумается.
– Вы забыли добавить, что и уходит она с нее иногда за полночь, – заступился за Ольхову эксперт.
Эксперт Новикову очень понравился. Мужчина под пятьдесят, с пышной седой шевелюрой. Под белоснежным халатом – серые брюки и темно-серая рубашка. Ботинки начищены до блеска.
– Это когда случается что-то, – занастырничала кадровичка. – А когда все тихо, может и выходной себе самовольный устроить. Распустилась. Оно и понятно: в родственных связях состояла со Станиславом Яковлевым.
– Да? – удивился Саша. – И кем же они друг другу приходились?
Ольхова, как он понял из сбивчивых рассказов сотрудников, была родной теткой покойной жены Яковлева. Переехала в райцентр сразу после гибели племянницы. Хотела расследовать причины ее смерти. Не вышло.
– Там все было очень туманно, – округлила глаза кадровичка.
– Но она долго не сдавалась, – заявил эксперт Николай Николаевич Харитонов. – Ни единой улики, ни одного свидетеля. Это дело так и осталось нераскрытым.
– Ольхова откуда переехала? – спросил Саша, прежде чем закончить совещание.
И тут дверь его кабинета широко распахнулась. На пороге стояла женщина, которую он сразу же мысленно окрестил странной. В широких черных штанах, запачканных чем-то понизу. Этим же были измазаны и ее черные кроссовки. Бежевый свитер с закатанными до локтей рукавами открывал сильные руки. Левая была в кармане штанов. Правая держала большую коричневую сумку.
– Из Питера я переехала, товарищ подполковник, – проговорила Ольхова, тряхнув коротко стриженной белобрысой головой. – Из него, родимого. И если совещание закончено, нам с вами надлежит выехать на место происшествия. Только что позвонили. У нас труп…
Глава 4
Происшествие, на которое их вызвали, случилось в деревне Баранки, расположенной в двадцати километрах от райцентра. Пожилая жительница деревни полезла в погреб за картошкой и неожиданно для самой себя решила разобрать под лестницей. Как-то уж слишком много места занимала старая угольная куча. Уголь ей не был нужен, газ давно в деревню провели. Печкой уж никто не топился. А у нее уголь с незапамятных времен в этом месте под лестницей хранился.
Выбравшись из подвала, она сходила к соседу Ваньке Угрюмому. Тот никакой работы не боялся и за бутылку водки мог пруд вырыть вручную.
Вообще-то фамилия его была Угрюмов. Но все звали его Угрюмым. Так привыкли, что настоящей фамилии и не вспоминал никто.
– Вань, поможешь? – проникновенно смотрела она в его опухшие глаза. – Надо бы уголь наверх вытащить да сложить возле бани. Может, продам кому.
– А чего не помочь? У меня как раз утро назавтра свободное…
Но пришел аж в шесть утра. И сразу запросил самогонки похмелиться.
– Без стакана не смогу, Петровна, – категорично оборвал он все ее сомнения. – Наливай.
Она налила ему граненый стакан самогона на дубовой коре. И уже через десять минут пожалела, потому что полоумный Ванька выскочил из ее подвала с лопатой наперевес, голося как ненормальный.
– Вот не хотела тебе наливать, окаянный! – выхватила Петровна у него из рук лопату и замахнулась на Ваньку. – Так бы и сказал, что работать не хочешь.
– Там! Там, Петровна…
– Что там, Ваня? Уголь там, который ты должен был перетаскать к бане.
– Покойник у тебя там, Петровна! – выкрикнул не своим голосом Ванька и грохнулся в обморок.
Она, конечно, ему не поверила. Ни в обморок его (притворяется), ни в слова о покойнике: работать неохота после опохмелки – вот и сочиняет.
Взяла дополнительно фонарь, так как свет в подвале был тусклый. Спустилась по лестнице, осветила угольную кучу и…
И выскочила, голося по Ванькиному примеру на всю улицу. Тут уж ей пришлось и для него, и для себя «скорую» вызывать. А заодно и участковому звонить.
Участковый примчался быстро – небывалый случай. Выслушав их по очереди, сам полез в подвал. Пробыл там чуть подольше, чем Ванька с Петровной. А выбравшись, сразу начал звонить в район.
– Скоро будут, – утешил участковый Петровну. – Там новое руководство сегодня заступило.
– Это заместо Стаса, что ли? – прищурилась она, наблюдая, как доктор со «скорой» пытается сделать Ваньке укол.
Тот мотал головой, орал про аллергию и добавлял, что ему лучше самогонки лекарства нет. Петровна, кстати, тоже от укола отказалась. Нашатыря оказалось достаточно. И капелек каких-то пахучих, что она выпила из крохотного стаканчика.
– Да. Вместо Яковлева прибыл новый начальник. Аж из самой Москвы. И тут такая находка… Еще заподозрит чего нехорошего, – поскучнел участковый.
– Чего, например? – настороженно глянула на него Петровна. – Что я этого покойника к его приезду берегла, что ли?
– Да ладно тебе, это я так…
Участковый отошел в сторону и принялся что-то искать в телефоне. И чем больше искал, тем больше хмурился.
А у Петровны, как назло, вопросы возникли. С ними она к участковому и пристала:
– Я ведь не рассмотрела как следует, кто там лежал-то в угольной куче? Мужик или баба?
– Женщина. Девушка.
– И давно она там? Вроде не воняло. Я же за картошкой-то лазала. Хотя… Был нехороший дух. Точно был! Я все думала, крысы сдохли. Я им с осени отравы наложила по всем углам, – вспоминала она, без конца крестясь. – Думала, крысы. Это чего же, с зимы лежит она там?
– Эксперты установят. Кстати, Петровна, тебе вот этот кулон не знаком? – как-то странно взглянул на нее участковый и поднес к ее лицу свой телефон.
Конечно, она его узнала. Сноп колосьев из золота на золотой цепочке. Дочка Петровны подарила своей дочке, когда та в сельскохозяйственную академию поступила. Настояли родители. Сама-то студентка хотела в театральный поступать. Не разрешили: «Что это за профессия? А без ролей насидеться не хочешь? А в сельском хозяйстве ты всегда с работой. Вот тебе подарок…» Непонятно было, понравился подарок внучке Петровны или нет, но она его добросовестно носила на шее.
– А ты чего про этот кулон спрашиваешь? Нашел, что ли, где? – спросила она, рассказав историю кулона.
– Нашел, – неохотно ответил участковый.
– Наверное, Наташка его потеряла, когда за границу уезжала. Она ведь, Наташка-то, бросила академию еще прошлой осенью. За границу подалась на заработки. Ток много она там заработала! Матери даже не звонит, а только пишет. Дорого, говорит. Наверное, в сборах и потеряла. А может, и украл кто!
Разговаривая скорее с самой собой, потому что участковый пошел встречать районное начальство, Петровна без конца косилась на вход в погреб. Что-то ныла и ныла душа. То ли предчувствие какое, то ли стресс этот самый нервный после увиденного. Нехорошо ей вдруг стало. И пошла к машине «скорой», пока те еще не уехали. И попросила все же укол ей поставить.
После укола у нее вдруг начали слипаться веки. Доктор объяснил, что это действие лекарства, и посоветовал ей прилечь.
– А как же тут-то все? – повела она руками вокруг себя. – Глянь, сколько народу прикатило!
Народу было в самом деле немало. На полицейской машине приехал новый начальник: молодой, красивый, высокий. С ним Клавка тоже в полиции работает.
«Могла бы для нового начальства и поприличнее нарядиться, – рассеянно подумала Петровна. – Ну что, в самом деле, как пугало! Штанищи широченные. Свитер старый. Голова растрепанная. Как ее в полиции до сих пор держат, уму непостижимо».
Клавке из машины помогал выходить Коля Харитонов. Хороший мужик. Холостяк. Его Петровна знала. Он родом был из соседнего села. И родителей его покойных знала, и Колю. Хороший мужик. Только вот непонятно, чего он возле пугала этого крутится? Ведь пугало пугалом Клавка-то…
Было и еще двое молодых, безусых в форме. Они сразу принялись разматывать ленту по всему двору Петровны, погнав за нее всех, включая ее.
– Мне бы прилечь, – сонно глянула она на участкового. – Морит меня после укола.
– Пусть идет в дом, – разрешил красивый новый начальник. – Мы пока все оформим, потом с ней поговорим.
Петровна пошла в дом. Постояла в растерянности у порога. Вдруг сильнее прежнего заныло сердце, вспомнила, как участковый спрашивал про Наташкин кулон. Ой, неспроста он про него спрашивал, неспроста…
На слабых ногах она дошла до кровати и улеглась прямо поверх бархатного покрывала (подарок от подружки к прошлому юбилею). Глаза слипались, сердце ныло, из головы не шли мысли про Наташкин кулон. С чего вдруг участковый спросил о нем сразу, как из ее погреба вылез? Может, на покойнице тот кулон увидал?
Петровна попыталась сесть, но сил не было. Ноги, руки ватные, глаза не открываются. Укол проклятый действовал. Зря она о нем попросила, ой зря… Ей теперь надо быть в доброй памяти и силах, а она клуша клушей.
На этих мыслях она провалилась в глубокий черный сон.
Очнулась от того, что ее кто-то треплет за плечо.
– Петровна… Петровна… – услыхала она знакомый голос.
И распахнула глаза. Господи помилуй! Народу-то, народу! Полная хата набилась. А участковый стоял над ней и трепал ее за плечо, пытаясь разбудить.
Она села на кровати, свесив ноги. Поискала ступнями тапочки. На нового начальника не смотрела. Да и ему было некогда. Он с кем-то тихо говорил по телефону. На Клаву смотрела Петровна, а она на нее. И нехорошо смотрела, со скорбью и сочувствием.
– Что стряслось-то, господа хорошие? – Петровна встала и одернула домашнее байковое платье в клетку. – Чего это вы все здесь?
Новый начальник, прервав разговор, требовательно глянул на участкового. А тот, спрятав глаза в пол, вдруг начал говорить что-то страшное, плохо усваиваемое острым еще умом Петровны.
И про опознание, проведенное кем-то, пока она спала. И про то, что этот труп из ее подвала может принадлежать ее внучке Наташке. И что сразу несколько фактов об этом свидетельствует.
– Тебе бы самой взглянуть, Петровна, – поднял он все же на нее умоляющий взгляд. – Дочери твоей позвонили. Но она сможет приехать лишь через несколько дней. Далеко живет.
– А то я не знаю, где она живет! – фыркнула невесело пожилая женщина. – Сама вижу раз в несколько лет.
– Так как, Петровна, не готова взглянуть на… – Участковый замялся, но все же закончил: – На тело?
– Пойдем, глянем. Уж видала раз, когда следом за Ванькой спускалась в погреб, надо – еще взгляну. Ток ты не думай! Это не Наташка! Она матери пишет из-за границы уж полгода. А то и больше.
– Мы в курсе, Петровна. Говорили с ней. Идем, помогу тебе…
И он, как галантный кавалер, взял ее под руку и повел на улицу. А там (странные дела) все еще стояла машина «скорой». Чего так долго? Ждали, пока Петровна проснется?
– Ты дремала всего двадцать минут, – удивил участковый, отвечая на ее вопрос. – Ты готова?
Он завел ее за машину «скорой». Там на земле лежал черный мешок, а в нем что-то.
– Петровна, сюда, – подвел он ее к мешку. – Взгляни…
Наполовину высохшее тело принадлежало ее внучке. Ее она узнала сразу, хотя это было сложно. Но то чужим людям, а она родная кровь. И волосики Наташкины – беленькие, кудрявые – еще не сгнили. Их-то Петровна ни с чьими другими перепутать не могла.
– Наташа это, – прикрыв рот ладонью, произнесла женщина. – Она.
Участковый быстро отвел ее от мешка. Врач со «скорой» снова кинулся к ней, предлагая лекарство. Только Петровна отмахнулась от него.
– Ни к чему. Мне сейчас мозги надо светлые иметь. А с ваших лекарств все плывет перед глазами. – Она повернула к участковому несчастное лицо. – Как же она там очутилась-то?! Чего там делала, в подвале моем?! Да сколько же времени-то прошло?! Она же там в курточке демисезонной. Стало быть, весна была. А сейчас лету начало. Месяц? Два? Сколько она там пролежала-то?
Петровна заплакала. Но сквозь слезы продолжила говорить:
– Мать ее из заграницы ждет. А она вона где! Зачем она в погреб-то полезла? Упала, поди, да? Упала – и на кучу угля… Господи, так я бы ее увидала. А я не видала! Я же за картошкой-то лазила. Не было там Наташки. Откуда же она… Дочка-то моя, ох, как же она теперь…
Потом ей вопросы стали задавать другие люди. Говорили не строго, но без особой жалости. Суровым вышел разговор. И про то, когда она Наташу последний раз видела живой. И когда по телефону с ней говорила. И что Наташина мать, дочка Петровны, рассказывала о Наташе.
– Живой-то уж год почти не видела, – вспоминала Петровна. – Не очень она любила в мой туалет на огороде ходить да в бане из тазика мыться. Приезжала сюда с подружкой в начале прошлого лета. И все. Больше не видала ее. А звонить Наташка мне не любила. Бестолковой называла. Я ведь не вижу, кто звонит. Начинаю вопросы задавать бестолковые. Наташка злилась. Говорила, что достала я ее тупостью своей. Как же она… Как же она померла-то?
Ей не ответили. Коля-эксперт, который родился в соседней деревне и которого Петровна очень уважала, невнятно пробормотал, что пока преждевременно говорить о причинах смерти ее внучки.
– Экспертиза покажет, – ответил он туманно.
За эти неопределенные слова Петровна, честно, была ему благодарна. Ни к чему ей знать страшные подробности. И без того ей досталось. Хороший все же Николай человек. Только вот его интерес к Клавдии она не оправдывала.
