Борис Конофальский "Глубокий рейд. Книга 3 НОВЫЕ"

– Лапа какая-то… Она… в банке. В жидкости какой-то, – вспоминает прапорщик. – Она ещё шевелится иногда сама собой. Ну а во втором какой-то кусок металла, плоский такой, гибкий весь. И тоже живой…

– Хорошо, – говорит женщина. – Швартуйтесь. Выгружайте ящики и ждите. К вам выйдут.

– Принято, швартуюсь.

Денис на малых оборотах подводит лодку к пирсу.

– Моторы не глуши, – на всякий случай командует Саблин. А сам начинает выбираться на бетон.

На причале растительности почти не было, лишайник да колкий пырей, пучками пробивающийся из трещин в бетоне. А вот чуть дальше, в двадцати метрах от воды, начиналась сплошная стена сине-чёрной растительности. Странное такое всё. Даже при лёгком ветерке длинные тонкие листья деревьев, ну или кустов, меняли угол, колебались туда-сюда, показывая серую, а не чёрную изнанку. От этого казалось, что кусты переливаются разными цветами, трепещут, живут. И шелестят. А ещё там, в зарослях, мог скрываться кто угодно. И Саблин не удержался и, едва выбрался на бетон, неуловимым жестом снял дробовик с предохранителя.

Мирон закинул ящики на причал без усилий, а вот со стазис-станцией ему пришлось чуть повозиться. Её и из кубрика было непросто вытащить через маленькую дверь, и на пирс поставить тоже. Но он справился. Казаки остаются в лодке, а Саблин ждёт на пирсе у ящиков. Он всё ещё пытается разглядеть в густой растительности хоть что-то. Дело шло к вечеру, он уже давно не ел и не пил, давно не спал, но сейчас ему только курить хотелось. Момент-то непростой.

Ни он, ни его товарищи не произносили ни слова, все они чувствовали напряжение. Ждали. Минуты проходили одна за другой, но ничего не менялось.

«Ну и что дальше? Откуда вылезет ассистент?».

И не успел прапорщик подумать, вдруг из зарослей, вспугнув с веток целый рой каких-то длинных крылатых… жуков, что ли… показывается нечто… Голый, массивный и весьма мощный человек с несимметричным телосложением. Одно плечо, правое, заметно мощнее другого. Впрочем, не только плечо… Вся его правая сторона заметно больше левой. От этого голова существа чуть сдвинута набок. Человек… или не человек… в общем, кажется он калекой. Горбуном. На нём нет никакой одежды и нет… мужских половых органов. Но и за женщину его никто бы не принял. И у него абсолютно бесстрастное и безносое лицо. Саблин помнит подобные лица, их тупое выражение… какой-то безмятежности, что ли. Точно такое же выражение у переделанных, у огромных и мощных солдат, которых очень непросто убить. Бот!

– Ядрёный ёрш, кто это там такой? – негромко, едва ли не шёпотом, произносит вставший в лодке во весь рост Калмыков. И Аким слышит лёгкий, еле уловимый внешними микрофонами, знакомый щелчок. Это Денис снял винтовку с предохранителя.

Казаки, значит, тоже увидали бота. И этот кривой бот, переваливаясь и заметно припадая на левую, слегка недоразвитую ногу, легко ковыляет к Саблину; не увеличивая скорости, приближается довольно быстро. Аким же берёт дробовик на изготовку: мало ли что. Бот-то на самом деле был здоровенный. И тут в наушниках звучит тот же женский голос:

– Мы послали к вам ассистента. Прапорщик, не причиняйте ему вреда. Вы его уже должны видеть.

– Видал ты… Вон оно как, ассистент это у них, – удивлённо говорит Карасёв; он тоже наблюдает за приближением бота, и тоже с оружием в руках.

– Принято, – за всех отвечает Саблин.

А бот быстро доковылял до ящиков, без всякого усилия взял их и, не обратив на прапорщика никакого внимания, так же деловито поскакал обратно. Аким же остался на пирсе вместе со стазис-станцией. Он на секунду растерялся. Сейчас этот кривобокий скроется в кустах… И что тогда?

– Э-э-э… женщина… где вы там? – говорит Саблин и поначалу делает за ботом один нерешительный шаг. И понимает, что бот сейчас скроется… И делает второй. И начинает догонять кривобокого. – Подождите… Куда он всё потащил-то? Вы слышите меня?

– Не волнуйтесь, – тут же раздаётся в наушниках, – мы проверим заказ, и если это то, что мы заказывали, вы получите свою награду.

«Проверим заказ? Награду?».

Нет, Саблин не останавливается:

– Награду…? Подождите с наградой…. С Олегом-то что? Он ранен, он здесь, со мной… Вернее, то, что от него осталось.

– А что от него осталось? – без всякого видимого интереса спрашивает женщина.

– Только голова, она жива, она в стазисе. Вы вылечите его? Вы должны ему помочь…

– Должны? – отвечает ему женщина довольно холодно. – Нет, не должны. У нас перед ним никаких обязательств на этот счёт не было.

– Как не было? – теперь Саблин уже довольно быстро идёт за ботом. Пытается догнать его. – Но он сказал… Вернее, писал, чтобы я отвёз его сюда… к вам. Что вы спасёте его… Вы должны его… вылечить.

И тут он слышит твёрдое и холодное:

– Нет. Не должны. Награда за заказанные материалы включает все риски и всю медицинскую помощь, – даже удивительно, что женщина может так холодно и безэмоционально говорить.

Бот уже скрылся в чёрных зарослях. Саблин не задумываясь шагает за ним, отводя рукой нависающие ветки. Сразу он слышит шелест… Это десятки длинных, крылатых тараканов каких-то, стрекочут крыльями, один даже садится ему на камеру, он смахивает его перчаткой. И, держа дробовик наперевес и скрепя сервомоторами, старается не отстать от бота. А бот, хоть и кажется кривым и громоздким, очень быстро движется вверх по заросшему склону. Растительность тут плотная, света проникает в эту чёрную массу немного, так что прапорщик торопится, чтобы не потерять бота из виду, он широко шагает, раздвигая ветки и непонятные, какие-то жирные, извивающиеся стебли стволом дробовика. Тут, в этом полумраке, множество каких-то мелких животных, летающих и прыгающих… Под ногами мельтешат, свисают с веток. Тянут какие-то… нет, не лапы, а нитки белые к его шлему. Но ему не до всей этой фауны, он вовсю скрипит приводами, старается нагнать быстрого бота. А дорога ведёт наверх, на сопку. Противоминные ботинки давят разнообразные побеги и растения. Вообще-то «тяжёлая» броня не рассчитана на рывки и ускорения, моторы визжат на высоких тонах, бедренные приводы работают в бешеном режиме, так что Саблин чувствует их вибрацию, но он потихоньку отстаёт от бота, а в наушниках он слышит всё тот же голос:

– Прапорщик Саблин, где вы?

Он не отвечает; от заметного усилия в броне повышается температура, и ему приходится запустить в «кольчугу» внеочередную порцию хладогена.

– Прапорщик Саблин, если вы преследуете нашего ассистента…

В голосе женщины, кажется, слышится удивление и, может быть, возмущение… И она продолжает:

– Это неконструктивные действия. Этого делать нельзя! Иначе… мы впоследствии прекратим наше сотрудничество с вами.

А он вместо ответа ещё ускоряет шаг, так как боится потерять убегающего бота.

– Прапорщик Саблин… Где вы? Прошу вас, ответьте!

Под его мощными ботинками захрустели то ли хитином, то ли скорлупой какие-то… личинки… или шевелящиеся яйца с лапками. Их тут на земле было немало, но Аким на это не обращает внимания, торопится. Со лба на глаза стекает испарина, и прапорщик опять загоняет в кольчугу хладоген.

– Прапорщик Саблин, ваше поведение отразится на нашем дальнейшем сотрудничестве, – доносится из наушников. Женщине хочется звучать строго и повелительно, но Аким в её голосе находит нотки паники… И не отвечает ей. Он потерял бота, и поэтому включает тепловизор. И это ему помогает: впереди едва различимый белый контур… Он движется. Это бот. Всё остальное тут статично. И тут вдруг на левый монитор его маски выводится сигнал: Аккумулятор. Заряд двадцать пять процентов.

«Рогата жаба! Надо было сменить аккумулятор прежде, чем кидаться в эти заросли. Да кто же знал-то, что бегать придётся».

В принципе, ничего страшного; в новых бронекостюмах расход энергии побольше, чем в прошлой модели, но заряда в двадцать пять процентов хватит на три часа активной работы всего костюма.

Шаг, шаг… Ещё шаг… И как-то сразу вдруг заросли заканчиваются бетонной стеной, а на той стене небольшая лестница в шесть ступеней из древней, ржавой арматуры. Аким приближается к стене, шарит вокруг тепловизором и быстро оценивает ситуацию: нет, кроме как подняться на стену, кривобокому ассистенту деться было некуда, – и со всей возможной быстротой поднимается, оглядывается: это бетонная площадка, которая тянется вдоль сопки и буквально через несколько метров сворачивает за ровный угол из бетона. И Саблин движется к углу.

– Прапорщик Саблин, вернитесь к лодке, мы направим к вам ассистента с вознаграждением, как только удостоверимся в доставке вами нужного товара, – женщина волновалась! Она всё ещё приказывала ему, хотя и не очень уверенно, а значит, она его не видела, не знала, где он.

А Аким уже был у угла. Бетон тут был старый, как все камни вокруг, поросший жёлтым лишайником, кромка угла обкрошилась от старости… И Саблин, приблизившись к углу, замер, подождал секунду, как и положено по уставу, приготовил оружие, присел на колено и только после этого выглянул из-за угла…

Что угодно… всё, что угодно, прапорщик готов был увидеть… А увидел высокую женщину…

Голую. Как и бот. Но на бота женщина не походила совсем. Кожа её была серо-голубого цвета. Волосы были собраны в тугой пучок на затылке, они были чёрные. И на голове, и на лобке. Она стояла, развернувшись к нему и направляя в его сторону… кажется, стеклянную или металлическую и отшлифованную до зеркального состояния трубку. Держала она её легко, одной рукой, а от трубки шёл кабель в палец толщиной, и шёл он к поясу на животе женщины. На том поясе было несколько подсумков, вот в один из них кабель и заходил. Но не эта странная трубка его удивила. Ну, какое-то оружие, мало ли, какого не бывает…

Саблина удивили её большие глаза, радужки которых были кроваво-красного цвета. Бот был чуть за нею, а ящики, которые привёз Саблин, уже были раскрыты. И рядом с ящиками присела… ещё одна женщина. На ней тоже не было ни лоскута одежды. Она тоже смотрела на Акима… и кричала…

– Прапорщик Саблин! Вы не должны сюда подниматься! Это нарушение протокола!.. – эти крики дублируются в его наушниках… Странное дело, но звук получился какой-то раздвоенный, словно пришёл и из рации, и со внешних микрофонов одновременно. И наложился друг на друга.

«Это как так?!».

Аким тут понял, что они напуганы… И тогда он встаёт во весь рост и выходит из-за угла, опуская дробовик вниз стволом. Прапорщик останавливается и несколько секунд разглядывает эту, мягко говоря, странную троицу.

Глава 8

– Прапорщик Саблин, вы нарушаете все правила… – продолжает та, что сидела возле ящиков, и опять её голос раздваивается у него в наушниках.

«Какие ещё правила? Не знаю я никаких правил!».

Кстати, она не была серой-синей, как первая; кожа этой женщины была смуглая, почти нормальная… почти… Тут она встаёт в полный рост, и Саблин замечает, что эта вторая, со смуглой кожей, ростом даже выше первой… А кожа и у одной, и у второй только на груди, на животе и на внутренних поверхностях бёдер однородная, всё остальное их тело покрыто пигментными пятнами… Лица, к примеру, чистые, горло у обеих тоже чистое, а уже виски, шея, ключицы и плечи, кисти рук, голени и ступни – в неровных тёмных пятнах с пятирублёвую монету величиной…

«Окрасочка у них точь-в-точь как у даргов… Только волосы не кучерявые».

– Прапорщик Саблин, – продолжает двоиться голос смуглой в наушниках, она возмущена и… напугана. – Вам нельзя здесь находиться, прошу вас, вернитесь к лодке.

А синяя так и держит блестящую трубку, наведя её на Акима, но это его почему-то не очень беспокоит, сейчас его разбирает любопытство, и он, переключившись на внешний динамик, произносит:

– Почему вы без одежды? Вы в беде?

Женщины молчат несколько секунд, смотрят на него, даже бот, и тот уставился на его… кирасу, кажется. И наконец смуглая говорит:

– Мы не в беде. Мы не носим одежды в целях эксперимента.

– Дарги тоже живут в степи без одежды, – продолжает Саблин. – И пятна у вас как у них.

Вот только дарги и обуви не носят, а эти женщины были обуты. Одна, та, что была с трубкой, носила сандалии из подошвы и проволоки. Причём ноготь большого пальца на левой ноге был сбит. Видно, споткнулась где-то. А смуглая носила какие-то лёгкие пластиковые тапочки. А ещё у неё были большие и удивительные глаза. Нет, не красные, радужки её глаз были… Фиолетовыми, что ли… Лиловыми… Он не мог точно определить цвет.

– Мы пытаемся приспособиться, – отвечала ему голубая женщина, которую он почему-то сразу назвал для себя синекожей.

Они обе были выше него. У обеих были длинные ноги, хорошо развитые бёдра и тонкие щиколотки, но они были разные. У голубой грудь была развита слабо, зато растительность на лобке обильна, у смуглой же ровно наоборот: грудь половозрелой женщины, а волос вниз у живота немного.

– А респираторы…? Сюда пыльцу с рогоза ветром нанести может, – продолжает интересоваться Саблин.

– Наши организмы устойчивы к подобным паразитам, – спокойно отвечает голубая. И добавляет: – Вы не должны нас видеть.

«Они устойчивы к пыльце?». Тут в голову Акима приходит одна мысль. Вернее, не мысль, а вспышка, только намётка на что-то, рождённое разумом. Но пока Саблин и не пытается как-то оформить её. И продолжает:

– Ну… уже увидел.

– Вы должны вернуться к лодке, – голос смуглой всё ещё раздваивается в его наушниках. – Награду вам принесёт наш ассистент.

Но Саблин продолжает рассматривать их: у обеих правильные черты лица. Их обеих можно посчитать красивыми, хотя красота их разная. В лице смуглой есть что-то монголоидное. Кажется, это небольшой нос и форма глаз. И он говорит ей:

– Ваш голос у меня раздваивается.

– А теперь? – произносит смуглая.

– Теперь нет, – отвечает Аким. И вправду, голос её зазвучал естественно.– Теперь нормально.

– Тогда возвращайтесь к лодке, – настаивает смуглая. – Награду вам принесут. Хотя и не ту, о которой мы договаривались. Награда будет меньше.

– Почему меньше? – Эти странные женщины его заинтересовали. Да и не хотел он уходить, не договорившись с ними насчёт главного.

– Шина… – говорит та, что с голубой кожей, – её меньше половины. Вы кому-то продали часть…

– С тех пор как я получил товар, никто, кроме меня, ящик не открывал. И я даже не знаю, что такое шина.

И тогда смуглая вытаскивает из ящика ту самую металлическую материю.

– Вот это и есть шина.

А материя тут же обвивает её руку, прилипает к ней.

И тогда Саблин, не обращая внимания на направленную на него серебристую трубку, обходит синекожую и подходит к смуглой. Та смотрит на него своими сиреневыми глазами… и, кажется, побаивается его. А он, подойдя к ней, трогает перчаткой живую материю, обвившую руку женщины.

– Я видел это… Держал в руках…. А что это вообще такое?

– Это шина… – начинает смуглая, но замолкает, а вместо неё говорит вторая; она наконец опустила свою трубку.

– Живой металл, умный металл… Придумка пришлых. Этот материал легко связывается с живыми тканями, с нервами… Его легко интегрировать в любой организм… Он не отторгается.

– А зачем? Для чего это? – Саблин смотрит на неё, а синекожая тогда говорит:

– Люба, покажи ему…

Смуглая Люба некоторое время разглядывает маску его шлема, будто пытается разглядеть за нею лицо прапорщика, а потом она подходит к нему ближе, отворачивает от него лицо, а рукой отводит прядь своих густых и тяжёлых волос…

За ухом у неё прозрачная пластина. От верхней точки уха пластина, изгибаясь, уходит к затылочной кости. И через пластик он видит розовые ткани мозга женщины, а ещё… Там, под пластиком, есть изогнутая чёрная деталь длиною в три сантиметра. И это изделие рук человеческих, что подтверждает мигающий на чёрном материале с интервалом в пять секунд синий светодиод.

– Нейрокоммуникатор, – поясняет синекожая. – Самое простое и наглядное применение шины. Она вместе с микрокомпьютером вживлена в мозг. Антенна врощена в хрящ уха. Сигнал у неё несильный, но здесь, у нас, как вы уже, наверное, поняли, везде ретрансляторы. Так что мощности сигнала вполне хватает.

– Я видел всякие такие вещи… – вспоминает Саблин. Тем не менее он удивлён.

– Нет, не видели, – уверенно говорит Люба. – То, что видели, это грубая интеграция, это ещё в двадцать первом веке пытались делать, уже тогда умели приваривать электроды к нервам. Это же совсем другое. Иной уровень интеграции. Для этого, – она приложила руку к своему уху, – и нужна интегральная шина, – она показывает ему тот самый изгибающийся у неё в руке кусок металла, который он и привез им, а потом вдруг продолжает: – Ваши подчинённые волнуются, они не знают, что делать.

«Ах да… Вот чёрт! Они там в лодке общаются через СПВ… Тут, за стеной, я их не слышу… Неужели она слышит через стену?! Нет, быть такого не может… Просто у них там, на причале, ретранслятор спрятан где-то, а уже с него она и фиксирует их разговоры».

Но Люба была права, он совсем позабыл про товарищей. Ушёл, не отставив приказа и инструкций. Большой прокол для любого командира. И Аким тут же переключился на внешнюю рацию:

– Мирон, Денис. Это я, приём!

– О, Аким… – Карасёв откликнулся сразу и явно обрадовался ему. – Ты где?

– Я в порядке, веду переговоры. Ждите.

– Принял. Связь на этой частоте? – откликается урядник.

– Да, – отвечает Саблин, отключает рацию и снова смотрит на извивающийся кусок металла.

«А эта штуковина у неё за ухом… Чего уж там – удобная вещица».

– Только этого мало, – продолжает синекожая. – Сто девятый должен был доставить нам целый блок, а тут, – она оценивает шину, – процентов сорок шесть от должного объёма.

– Это всё, что было. Я ничего не брал, – говорит он, а потом спрашивает: – А лапа вам подошла?