– Я не жалуюсь, я заявляю протест. Если таким, как вы, вовремя не напоминать о проблемах, вы и дальше будете думать, что все идет как надо!
Интересно, кто-нибудь в итоге понял, чего она хотела? Включая саму Киану.
Спорить с ней никто не собирался, потому что в этот момент Рино запустил-таки шлюз, и от челнока к ближайшей двери потянулась серая труба. Пока система работала над стыковкой, мы натягивали скафандры, которые вряд ли нас спасут, если что-то пойдет не так. Но от того, что мы хотя бы пытались подстраховаться, становилось чуть спокойней.
Киана, кстати, была права – ну так, по большому счету. Аварийный шлюз действительно не предназначен для входа и выхода. Изначально его проектировали для того, чтобы паникующие, как вариант – уже немного подгорающие люди с воплем ужаса скатились в безопасность. Но другого пути на корабль все равно нет, а если так, зачем говорить об этом?
Все вроде как понимали, что это неизбежно, однако, когда настал момент перехода, никто не осмеливался стать первым. Даже мое воображение успело нарисовать не слишком приятный полет в никуда, что уж там. Я все равно готов был решиться, я просто оказался дальше всех от выхода, и Мира меня опередила.
Она боялась до последнего, но когда настал момент действовать, она не металась и не дрожала от ужаса. Мира уверенно пошла по мягкой, чуть прогибающейся под ее ногами ткани тоннеля. Думаю, она в этот момент запретила себе думать о том, что нас окружает и что находится прямо у нее под ногами.
Я двигался последним – как наименее подготовленный из членов группы. По крайней мере, официально. Никто не говорил об этом, но все знали: это сделано для того, чтобы я, погибая, не утащил никого с собой. Хотя их тогда тоже ждет сомнительное будущее: сильно сомневаюсь, что за ними пришлют спасателей.
Я для вида покряхтел и посокрушался, однако этот спектакль был рассчитан в основном на кочевников. Когда я убедился, что они потеряли ко мне интерес, я позволил себе ускориться и перешел в коридор возле открытого Мирой люка.
Я неплохо знаю такие корабли, как «Мария Яниссар». Двигателей у них в хвостовой части нет, в отличие от той же «Виа Ферраты». Не лучший расклад, из-за которого эту модель и сняли в итоге с производства, хотя здесь и сейчас это не важно: если бы на огрызке корабля остался двигатель, ничего бы это не изменило. Большего внимания заслуживает тот факт, что рядом с нами полно лабораторий и рабочих кабинетов, они обычно оснащены автономной системой жизнеобеспечения и пригодны для многолетнего выживания.
Но чтобы воспользоваться таким убежищем, до него надо добежать, и что-то мне подсказывает, что успели не все.
Мои спутники старательно нагрузились всеми возможными датчиками, какие только смогли найти. Они проверяли, есть ли рядом с нами облучение, не ошиблись ли дроны насчет активных форм жизни… Мне было все равно, я даже не пытался проверить, опасно тут или не очень. Может, потому что я смертник. Или социопат – мне разве что дьявольское пламя вместо крови за время суда не приписали. А может, все дело в том, что «Мария Яниссар» была уничтожена силой настолько грандиозной, что мы рядом с ней просто жалкие мошки, на которых никто не будет тратить энергию.
Именно я первым открыл первую из сохранившихся дверей. Это было не так сложно: корабль не запускал дополнительных протоколов защиты, считалось, что если кто-то выжил снаружи, то опасность не угрожает и скрывающимся внутри. Спорная теория, хотя тут она не важна: я бы не навредил людям, оказавшимся внутри, даже если бы захотел.
Некому уже было вредить, последние обитатели этого зала, в прошлом относившегося к рабочим кабинетам, давно умерли. Мужчина покончил с собой: сколько бы лет ни проходило, как бы далеко ни уходил прогресс, старая-добрая петля висельника по-прежнему выполняла свою роль.
Но нам был интересен не он, а женщина. У женщины не было ноги, и, судя по остаткам формы, она на корабль прибыла не такой. Срез удивительно гладкий и как будто… прижженный? Сказать наверняка сложно: оба тела предсказуемо мумифицировались, иначе в условиях искусственной атмосферы и быть не могло.
Кстати, умерла женщина не от потери конечности. На это недвусмысленно намекает разнесенный на осколки затылок.
– Кто ее убил? – спросила Мира, подключившись к общей системе связи. Снимать шлемы никто не рисковал, хотя датчики показывали, что воздух безопасен и пригоден для дыхания. – Он?
– Она сама, – возразил я. – Входное отверстие вон, под подбородком, он бы так стрелять не стал.
– А как бы стал? – заинтересовалась Бруция.
Кочевнице определенно хотелось меня смутить, но у меня не было настроения ей подыгрывать.
– В лоб, – бросил я и вернулся к осмотру раны.
Я ожидал, что ко мне присоединится Киана, это ведь ее работа больше, чем моя. Но она зачем-то пыталась включить личный компьютер погибшего мужчины и на странную травму женщины внимания не обращала.
Зато рядом со мной опустилась Мира. Вряд ли ее радовало это зрелище, однако собой она владела неплохо.
– Ее задело то, что уничтожило корабль, – сказала она. – Все равно не понимаю, почему она потеряла только ногу… Сила, способная сотворить такое с кораблем, должна была сжечь ее целиком…
Я молча указал на остатки защитного лабораторного костюма, валявшегося у стены. Вероятнее всего, он и спас женщине жизнь, когда все произошло. Вот только благом это не было.
Она прожила достаточно долго, чтобы мужчина смог перетащить ее сюда. При этом он даже не попытался перетянуть жгутом ногу – видимо, не было необходимости, она не теряла кровь. Думаю, та самая сила едва-едва коснулась ее, но этого оказалось достаточно для таких последствий.
– Труп женщины необходимо забрать с собой, – распорядилась глава научного отдела. – Мужчину можно оставить тут, он неинтересен.
– Адмирал Согард велела забрать всех, кого получится, – холодно напомнила Мира. – Эти люди заслуживают достойного погребения!
– Какая антинаучная сентиментальность, – усмехнулась Киана.
– Не припомню, чтобы вы говорили об этом командиру.
Мира наживает врагов так безрассудно, что это даже мило.
Упоминание адмирала подействовало, Киана приказала кочевникам переместить тела в изоляционные мешки. Я ожидал, что Барретты пошлют ее подальше, но нет, эти двое предпочли подчиниться. Любопытно.
Другие залы около разлома оказались пусты. Но так и должно быть: те, кто находился ближе всех к неизвестной энергии, наверняка погибли. Да и та женщина вряд ли успела бы спастись, мужчина просто быстро среагировал. Тогда он еще верил, что спасает их обоих.
Другие выжившие нашлись дальше… Хотя сейчас слово «выжившие» звучит слишком иронично. Мы набрели на просторную лабораторию, в которой на момент катастрофы явно шли работы, потому что внутри оказалось с дюжину человек.
Они не поладили. Тут не надо быть гениальным психологом, чтобы понять это. Люди, на тела которых мы теперь смотрели, умерли много лет назад, но система жизнеобеспечения сохранила историю их недолгого пребывания здесь.
Похоже, первое время они еще на что-то надеялись. У них была еда, вода, может, даже связь с другими кораблями… если остались другие корабли. Они верили, что их спасут. Но время безжалостно шло вперед, а помощь так и не прибыла. Компьютер отказывался открывать дверь, сообщая, что коридор не пригоден для пребывания, а скафандров тут не было.
Злость смешивалась со страхом, накапливалась, потом выплескивалась наружу. Они нападали на любого, чьи слова или даже взгляды им не понравились. Били всем, что под руку попадется. Делали хоть что-то в ситуации, когда ничего сделать нельзя.
Сатурио окинул мешанину иссохших тел презрительным взглядом и отошел в сторону, всем своим видом показывая, что их он забирать не будет. Его сестра, сообразив, что на этот раз брат от нее вежливости не потребует, тут же азартно пнула чью-то оторванную руку.
Мне опять следовало сдержаться, а я опять не смог. Видно, старею. Я взял те изоляционные мешки, что выдали мне, и начал собирать останки сам. Не для того, чтобы побесить Барреттов, слишком мелко для меня. Просто этих людей легко осуждать, считая, что уж я бы на их месте спасся!
Только я вряд ли спасся бы. И кочевники. И кто угодно. Слишком мало ресурсов – и слишком много неопределенности, которая для человека порой страшнее любых пыток.
Мира и Бернарди то ли поняли это, то ли нашли свои причины присоединиться ко мне. А вот Барретты сознательность не проявили, но я бы удивился, если бы кочевники поступили по-человечески. Они окинули нас презрительными взглядами и покинули зал. Киана, чуть посомневавшись, последовала за ними.
Не лучшее решение с ее стороны. Это кочевники, да еще из семьи Барретт, готовы к чему угодно, они выживут в любом случае. Киана же не из тех ученых, которые всегда сохраняют хладнокровие, она как раз может и нарваться, ей разумней держаться поближе к нам. Но она решила иначе… и когда ее вопль прозвучал из всех динамиков, я и глазом не моргнул.
Мира и Бернарди прекратили работу, насторожились, пилот потянулся к боевому лазеру. Я спокойно закончил упаковывать очередного мертвеца. Либо у Кианы просто нервы шалят, либо ее уже не спасти, от любой другой угрозы защитят кочевники.
Скоро подтвердился наиболее вероятный вариант: Киана взяла себя в руки и потрудилась перейти с крика на слова:
– Все сюда, срочно! Вы должны это увидеть!
В переводе с языка Кианы на человеческий – «Я не хочу больше смотреть на это одна, особенно когда два кочевника рядом ошиваются». Если бы я тут был один, я бы задержался на несколько минут забавы ради. Но Мира и Бернарди вели себя как те самые положительные персонажи, от которых обычно становится тошно уже к середине истории, они отправились спасать Киану.
Я не отставал от них не из симпатии к главе научного отдела, мне просто было любопытно увидеть, что довело ее до такого состояния. Что ж… Должен чуть уменьшить приписанную ей истеричность: зрелище нас действительно поджидало непростое.
В дальнем зале оказался изолирован только один человек. И он, в отличие от своих товарищей по несчастью, на стены не бросался и мебель не крушил. Но и от безумия он защищен не был, он сотворил нечто несравненно худшее.
Все, что мы наблюдали перед собой теперь, было покрыто засохшей кровью. Поскольку человек внутри находился только один, гадать, чья же она, не приходилось. Но мужчина не просто выводил какие-то каракули, он писал: стены, пол и даже потолок оказались исчерчены сложнейшими формулами.
На такое ушел бы не один час… и даже не один день. Получается, узник корабля действовал с умом: он брал столько крови, сколько нужно, перебинтовывал рану и приступал к своей чудовищной работе. Это позволяло ему некоторое время остаться в живых, однако он и сам понимал, что вечно такое продолжаться не может.
Он даже умереть себе спокойно не дал. Зал, в котором он оказался заперт, раньше служил лазаретом, поэтому мужчина и протянул так долго. Но когда время истекло, он устроился на операционном столе и начал вскрытие самого себя. Смерть, как и следовало ожидать, настигла его в процессе.
В итоге его убежище превратилось в склеп, исчерченный кровавой вязью… который мы невольно разрушили.
Кровь – очень и очень паршивый материал для записей. Понятия не имею, почему он не нашел ничего получше, с этим я разберусь потом. Сейчас было важно кое-что другое: открыв дверь, мы нарушили изоляцию убежища, изменили поток воздуха, и засохшая кровь начала слетать со стен легкими бурыми хлопьями.
Мира тоже это заметила:
– Сфотографируйте тут все, скорее, пока записи не исчезли!
– Зачем? – поразился Сатурио. – Я, конечно, не эксперт, но в этих уравнениях нет смысла.
Для обывателя действительно нет. И для меня нет, по крайней мере, так легко я этот смысл не найду, не буду выпендриваться. Но я не верю, что человек, уже осознавший свою смерть, последние мгновения потратил на бессмысленный набор цифр.
Мире все-таки помогли, камеры были активированы, но поздновато: не меньше трети уравнений уже было потеряно. Она выругалась так, как даме не следовало бы, зато следовало бы главе механиков, так что все в порядке. Потом Мира отдала распоряжение, которое полагалось отдать Киане:
– Забираем его, проверяем другие залы и уходим, мы и так задержались!
Тоже верно, не стоит забывать, что наш единственный путь к спасению в буквальном смысле удерживается тонкой нитью, а нам еще мертвецов переносить.
Миссию можно было считать не провальной – мы чего-то добились и не погибли сами. Правда, Мира явно расстроилась из-за того, что мы потеряли уравнения, ей одной хватило на это ума. Не повезло ей, что я социопат и меня не слишком волнуют чувства других людей.
Иначе я сказал бы ей, что провел полное сканирование лазарета в миг, когда ступил туда – до разрушения кровавых записей.
* * *
Кети Сабау?ри не хотела во всем этом участвовать. Однако она и в экспедицию отправляться не хотела, так что она изначально не ждала ничего хорошего. Она даже подумывала о том, чтобы отказаться от того предложения, остаться в тюрьме. Но потом обстоятельства изменились и Кети все-таки согласилась стать одним из медиков «Виа Ферраты».
Она старалась подготовиться к тому, что тут будет трудно, как могла. Однако вскрытие мумий – это уже перебор! Вроде как и не страшно, не опасно, но… Глядя на этих мертвецов, Кети не могла не думать: если Сектор Фобос уже сотворил такое с людьми, чего еще от него ожидать?
Впрочем, Кети была на вскрытии лишь ассистенткой, ей полагалось выполнять указания и не делать никаких выводов. Разобраться, что же произошло, предстояло доктору Петеру Луйе?.
Когда Кети впервые увидела его на станции, она глазам своим поверить не могла. Сам Петер Луйе, здесь, серьезно? Да этот человек написал значительную часть учебников, по которым она училась! Его имя знали все, кто хоть отдаленно связан с медициной. Ну и конечно, он точно не преступник. Перед ним были открыты все дороги Вселенной, а он почему-то предпочел десятилетнее путешествие на «Виа Феррате». Это, может, и должно было вдохновить Кети, но не сложилось. Она все надеялась спросить у него о причинах такого странного решения, однако ей отчаянно не хватало смелости.
Как бы то ни было, Луйе определенно не тяготился пребыванием на станции. В первые дни от него, как и от других медиков, вообще ничего не требовалось, и он большую часть времени проводил в саду или в библиотеке. Но когда командир поручила ему организовать вскрытие, он и глазом не моргнул. Как будто это нормально! Хотя у него, в отличие от Кети, было право отказаться.
Он и теперь осматривал женщину, доставленную в морг, без сожаления, зато с нескрываемым интересом.
– Просто поразительно, – заключил он, осторожно касаясь плотной корки, блокировавшей рану на ноге.
Он был в защитных перчатках, и все равно Кети почувствовала приступ тошноты, который едва удалось подавить.
– Что это такое? – спросила она. Говорить сейчас было проще, чем молчать.
– Я не могу точно сказать… Такого я не видел еще никогда.
Вроде как обычные слова в такой ситуации, а скрывалось за ними многое. Кети прекрасно знала, что старший врач побывал если не во всех колониях Земли, то в большинстве так точно. Он видел разные миры, планеты с уникальными условиями, он вылечил и подробно описал несколько новых болезней. Но теперь он даже предположить не мог, с чем они столкнулись!
– Это какой-то нарост?
– Это ее собственные клетки, тут сомнений нет, – покачал головой Луйе. – Вопрос лишь в том, что довело их до такого состояния. Удаление тканей, похоже, было проведено точнее, чем лазером. Возможно, что и быстрее. Ну а потом часть плоти ее ноги превратилась в такую вот корку, мгновенно блокировавшую рану. Кровопотеря была минимальной.
– Ну а боль? – еле слышно произнесла Кети. – Боль минимальной точно не была…
– Скорее всего, нет. Если только под влиянием какого-нибудь наркотика, но мне сказали, что на момент ранения женщина была в лабораторном костюме, она работала, так что вряд ли. Боль была не меньше, чем при потере конечности. Возможно, больше.
– И как она выжила?
– При этом можно выжить, – пожал плечами Луйе. – В потере одной конечности нет ничего особенного. Если же тот, кто ее спас, вколол ей стимулятор, шансы на жизнь резко повысились.
Он говорил об этом как о любом другом научном эксперименте. Он будто не понимал, что скрывалось за его словами – и за всей этой ситуацией.
Кети же не могла не представлять эту женщину живой. Как страшно ей, должно быть, было, как она кричала, отползая от неведомого излучения, искалечившего ее. С каким ужасом смотрела на мигом зарубцевавшуюся рану… Мужчина, который перетащил ее в убежище, наверняка думал, что спасает ее. На самом же деле он сделал хуже, он просто продлил ее агонию.
– Стандартное оборудование нам ничего не даст, – досадливо поморщился Луйе. – Я попробую немного переформатировать сканер, но быстро не получится. Убери ее в хранилище, сейчас займемся мужчиной.
Кети лишь кивнула. Она не стала указывать, что для таких заданий можно было взять робота, с Луйе это бесполезно. Ему нравится говорить с кем-то во время работы, даже если мнение собеседника его не интересует, вот и вся причина, по которой он потребовал живую ассистентку.
Выполнить его указание было не так уж сложно: Кети использовала антигравитационную платформу, чтобы перевезти тело в хранилище. После этого манипулятор сам снял с платформы один труп и положил другой.
Судьба этого человека была не менее страшной… Кети уже слышала о нем, а теперь получила возможность лично осмотреть чудовищные раны, покрывавшие его руки, ноги, живот и грудную клетку. В отличие от случая женщины, эти раны не были загадочными, их причина определялась сразу, хотя легче от этого не становилось.
Луйе, бросив быстрый взгляд на тело, определил:
– Он нанес все это сам.
– Да, так и было написано в предварительном заключении, – кивнула Кети. – Не понимаю, почему нас заставляют работать с этим телом! С женщиной-то ясно, почему, но с ним…
– Что же вам ясно?
– У нее уникальная травма, а он просто сошел с ума в изоляции!
– Вполне логичное предположение, – согласился Луйе. – Но если бы это действительно было так, разве не начал бы он наносить себе раны быстро, хаотично, стараясь поскорее со всем покончить? Вот поведение безумца! Он же делал нечто совершенно иное.
Теперь, когда останки очистили от одежды, определить, о чем говорит Луйе, было несложно. До своей смерти мужчина и правда долгое время наносил себе раны, а потом сам себя лечил. Кети слышала, что он писал на стенах своей кровью. Она была рада, что ей не довелось это увидеть.
Он неплохо обрабатывал раны, некоторые даже начали заживать. Однако он издевался над собственным организмом снова и снова, в какой-то момент заживление стало невозможным. Мужчина слабел, критический порог был преодолен задолго до самой смерти – за день, может, за два.
Когда он понял это, он не стал ускорять процесс. Он провел вскрытие самого себя… по крайней мере, начал. Он вполне профессионально сохранил образцы собственных костей и тканей, в том числе и внутренних органов. Он продержался дольше, чем Кети казалось возможным, и в итоге погиб.
Естественно, они ожидали, что он указывает им на что-то. Собранные им образцы тут же передали в лабораторию, и… ничего не добились. Мужчина был здоров, он умер исключительно от травм, которые нанес сам. В его теле не было ни бактерий, ни вирусов, ни даже неопознанных веществ. Ничего подозрительного, даже намека! Кто-то предположил, что вещество, на которое он указывал, просто исчезло из-за мумификации. Но Луйе считал, что это маловероятно: в зале были созданы отличные условия.
Так что это было все-таки безумие, просто проявившееся таким странным образом.
– Да, тут тоже стандартными средствами не обойтись, – вздохнул Луйе. – Буду думать. Пришлите сервисных ботов для очистки хранилища, мне уже надоел этот скорбный дом.
– В смысле? – растерялась Кети. – Вы же говорили, что хотите еще поработать с телами…
– Я и буду работать, с ним и с женщиной. Я сейчас говорю про тех, которые друг друга поубивали, про эту груду останков. Они только понапрасну место занимают!
– Я так поняла, командир хотела, чтобы мы максимально восстановили тела перед кремацией…
