– Доразломные монеты, – блеснул осведомлённостью бывший ищеец. – А они есть в описи Жалёниных вещей? Или нет? Или монеты ей кто-то принёс – тот, кто не оставил своих следов?
Ярь? Я вчера упустила этот момент.
«Нет, монеты Жалёне принесли», – уверенно свистнул Ярь.
Мы подобрались к самому интересному.
– Вы, покойники, оставляете следы? – прямо спросила я. – Те, которые нужны ищейцам? Что это вообще за следы, силд?
– Душа следит, Рдяна, – серьёзно ответил Зордан. – Душа следит не хуже тела. Намерения – вот что чует ищеец. Желания, нужда, потребности, намерения – всё это оставляет следы, как ступни на песке, как ладони на дверной ручке. Вот пришёл, допустим, человек в лавку одежды, захотел дорогой плащ, задумал его стащить – и уже этим наследил. И в лавке, и на плаще останутся следы его намерений. Ищеец их почует как запах, увидит как отпечатки. И быстро дойдёт по этому следу от лавки до плаща.
Я закончила с последним участком, закинула на плечо посох, и мы с Зорданом перебрались на следующий, к центральной тропе, справа от которой, в зарослях, уже вовсю шебуршал Ярь.
– Но это простой случай, – беспокойник снова занялся наметёнными кучами листвы. – Есть и сложные. Но любой можно распутать, любого преступника можно найти, если понять его намерения. Как только ищеец чует верное направление чужих желаний и мыслей, он тут же видит следы – и следы потянут его за собой. Даже силком. Даже посреди ночи и в одном исподнем. Даже на необитаемые острова. Даже на ближайший материк. Даже в защищённый тайник.
…силда Дивнара, послышалось в недоговоренном. Ну точно, не бывают они бывшими, пронюхал как-то про эту историю. И про исподнее – снимала я как-то Сажена с очередного «дерева» в одних подштанниках.
Я невольно усмехнулась, а Зордан подмигнул и предложил:
– Что касается нас… – беспокойник насупился. – Душа-то с намерениями у нас остаётся – значит, следим. Но намерения уже не те – слабые. Вот если бы кто-то ожить возжелал – вот это был бы мощный след. А всё остальное по сравнению с этим меркнет. Потому и следы получаются слабенькие. Недолговечные. След же подпитывается намерением. Жаждой действия. Удовольствием от дела. Мечтой попутной. И, кстати, есть среди покойников те, кто не следит совсем. Это звери, Рдяна. У зверей нет своих намерений, но есть верность хозяину и его приказу – даже после смерти. Мёртвые питомцы – самые опасные из нас.
Я слушала и убирала листву с одной стороны тропы, вычищая землю у ракушек, деревьев и скамеек, а Зордан исправно «испарял» очередные горки, наметённые Ярем, со второй стороны. Говорить вслух одно и повторять мысленно наговоры – это жутко сложно. Но я тоже это обязательно освою. Ибо полезно.
– Вот ещё примеры, Рдянка. Допустим, за седмицу мы находим на одной улице трёх девиц, которых снасильничали и задушили. И, допустим, за седмицу в одной хлебной лавке пропадают ватрушка, медовая слоёнка и бублик. Какое дело сложнее распутать? – светлые глаза бывшего ищейца хитро сверкнули.
Я подумала, вспомнила о намерениях и поняла:
– Сдобу.
– Почему? – заинтересовался Зордан. Искренне – словно проверял, гожусь ли я для ищейской работы.
– Это же не еда, а лакомство, и стоит полмедяка. Можно себе позволить, если только не запрещать из-за, например, лишнего веса, – предположила я. – Нет намерения ни купить, ни украсть. Просто рука взяла и стащила любимое, пока голова запрещала. А раз нет намерения или оно слабое, то и следов нет или они слабые.
– И так же сложно распутывать случайные убийства, – беспокойник одобрительно улыбнулся. – Когда человек защищался – с намерением выжить и сбежать, а не убивать. Когда он отвернулся, а его пёс сорвался с поводка и загрыз прохожего. И тому подобные случаи. Они следов души не оставляют – иногда вообще. Тут нам в помощь только собственная голова, внимательность и следы тела. Все преступления покойников – примерно такие, Рдянка. Намерений или нет, или они слабые. Следов тоже или нет, или они слабые. Но бывает – изредка, если как в последний раз, – и сильные, и долговечные. Интересно, как Жалёнка наследила.
– Не знаю. Вы же лучше во всех этих намерениях разбираетесь. Вот и разбирайтесь… – и я запнулась, понимая кое-что ещё. Встала, опёрлась о посох и прищурилась: – К чему всё это, силд? Зачем вы пришли сюда на самом деле?
– Покажи мне склеп Жалёны, – прямо сказал Зордан. – Живого ты туда не проведёшь, если не родственник или не близкий друг, а мёртвый за тобой пройдёт. И у меня даже будет несколько минут для работы. То, чего не нашла ты, найду я. Покажи, – в светлых глазах загорелся огонь.
Очень нехороший огонь – лихорадочный. Зловещий признак.
– Нет, – я качнула головой. – Мне нужна ваша помощь, да, силд, но – нет. Знаю, вы считаете меня недостойной должности – и возрастом мала, и силой, – но не забывайте, что я здесь выросла. Я наблюдала за покойниками с пелёнок и хорошо вас изучила. Если сейчас я пущу вас в склеп, знаете, что будет потом? Знаете, но рвётесь. Это сильнее вас – жажда дела. Оттого вы, чрезмерно деятельные, и становитесь беспокойниками. Неспокойники не могут не думать, их мучают бесконечные вопросы и тревожные мысли, а вы не можете не делать – даже после смерти.
Зордан явственно скрипнул зубами.
– Сейчас, – продолжала я спокойно, – я пущу вас в склеп. И независимо от итога – учуете или нет, найдёте или нет, – вы начнёте искать. Растревожите по привычке ищейскую силу. Да выхода ей без амулета нет. И она сведёт вас с ума. Нет, силд. Если хотите помочь – бдите. Гуляйте. Замечайте. Вспоминайте. Объясняйте. Делитесь опытом. К большему я вас не пущу. Я и так рискую, позволяя вам наблюдение.
– Хочешь помочь – не мешай? – криво усмехнулся Зордан, и от очередного его злого наговора дрогнула земля.
– Я очень хорошо вас понимаю, силд, – я подхватила посох и отправилась на следующий участок. – Вы прикованы к смерти, а я прикована к кладбищу. А может, я другим хочу заниматься. Может, я с землёй хочу научиться работать, в Нижгород хоть иногда выбираться, хорошего парня встретить и семью создать, а не за вами по всему кладбищу бегать. Но я делаю то, что должно по судьбе. И вам следует делать то, что должно.
Зордан разом сдулся и тихо повинился:
– Извини, Рдянка. Ну… не подумал.
– А вот подумайте, – сухо посоветовала я. – Это неспокойникам думать опасно. А вам очень даже нужно. О судьбе. О смерти. И о важности послеобеденного сна.
Насмешка судьбы: одни и рады бы не спать сутками и браться за любое дело, но нельзя; а другим позволить бы себе пару дней просто почитать или выспаться, а нельзя. То ли издевается судьба, то ли всё-таки поучает…
– Намёк ясен, – хмыкнул беспокойник. – Но коль начал и до обеда далеко, помогу. Это же тоже сброс силы.
Дальше мы убирались в молчании. Я обдумывала узнанное, а Зордан просто наслаждался делом. Так мы быстро вычистили от листвы вторую треть, снова добравшись – уже с противоположной стороны – до обители упокойников.
Бывший ищеец тоскливо посмотрел на ракушки, вздохнул и пробормотал:
– Грядёт что-то, Рдянка, чуйкой клянусь… Чует она – до сих пор.
– А что именно чует, не подсказывает? – уточнила я.
– А пёс её знает, – Зордан пожал плечами. – Мёртвым я не могу взять след, увы мне. Ты права. Без амулета ищейца… не моё это дело. Но Красное никак не уймётся и очень уж тревожное. Даже больше, чем пару дней назад.
И я это ощущала – чем больше прикасалась к земле, убирая листву, тем сильнее ощущала беспокойство (или всё-таки зов?) кладбища.
– Ну и ещё я чую «мост», – беспокойник по-собачьи повёл носом. – И силда Дивнара. Поэтому извини, Рдянка, но дальше сама. Кстати, мы тут посовещались с ребятами и решили, что никого подозрительного на кладбище не видели. Одни и те же каждый раз ходят вот уж лет пять как. Но мёртвого, скажем, мелкого пса мы могли и не заметить. А кладбище же для всех открыто, когда оно открыто. Одинаково. И для всех ли звонят наши колокольчики? Нет. Они лишь для гостей. Так-то. Бывай.
И он с шуршанием скрылся в кустах. Земля смачно поглотила очередную гору листвы. Я посмотрела на солнце и поняла, что не успеваю до обеда убрать обитель: да, сначала кажется, дел немного, а как закопаешься – так на пару дней. Я торопливо нырнула под низкие ветки деревьев, перешла на следующий участок и едва успела убрать и свою листву, и наметённую Ярем. В нескольких шагах от меня, возле замолчавшего фонтана, заклубилась тьма, извергая чёрного-чёрного человека.
Силд Дивнар, и верно, выглядел пугающе. Высоченный – мы с Мстишкой едва допрыгивали до его плеча, – и огромный, как медведь. И столь же косматый – густая грива чёрных с проседью волос ниже плеч, усы и аккуратная борода. Довершали образ крупный крючковатый нос, раскосые тёмные глаза, смуглая кожа и традиционно чёрная одежда – штаны, распахнутая в вороте рубаха, расстёгнутый плащ до колен. И столь же безобразный, как и у меня, чёрный посох. Который, впрочем, соотносился с размерами силда и в его крупных руках не казался ни тяжёлым, ни огромным, ни (почему-то) несуразным.
Старший смотритель Чёрного кладбища не был ни потомственным, ни кровнородственным смотрительским семьям, ни даже островным. Урождённый материковый, он полжизни проходил по морям торговцем, а потом заглянул на кладбище проведать умершего друга – и остался навсегда. Силда Смоляна шутила, что вышла за него из-за чёрной-чёрной, под стать родному кладбищу, внешности. Что, конечно, неправда. За жутковатой личиной скрывался добрый, отзывчивый и терпеливый человек. Крайне терпеливый – но из тех, которые сначала терпят, а потом молча убивают. Мы, я и его дети, выжили лишь потому, что нас силд Дивнар очень любил.
– Ну что, Рдянка? – он улыбнулся. – Перерыв? Иди обниму.
Я, малодушно уронив посох, со всех ног ринулась обниматься. Уткнулась лбом в широченную грудь, нырнула руками под плащ. И, как в детстве, окунулась в удивительное тепло и чувство безопасности.
– Устала? – мягко спросил силд, наклонился и поцеловал меня в макушку. – Может, тогда и ну её, эту твою гордость, а? Рдянка? Давай я тебе Черема в помощь выдам. Мстишу не дам, больше болтать и чаи гонять будете, чем работать, а Черем всегда готов. Бери.
Черем – самый младший и самый шебутной из его сыновей. Единственный (из них же) бессемейный («…ибо балбес», – порой вздыхал отец) и очень деятельный парень. Всего на год старше меня и на два с половиной года старше Мстишки, он вырос вместе с нами и потому…
– Тоже больше болтать будем, – фыркнула я весело. – Черем пока все новости и сплетни Нижгорода и Сонных островов не перескажет, не успокоится, вы же знаете.
– Ибо балбес, – привычно проворчал силд Дивнар. – А у тебя одни и те же отговорки. Вся в деда. Чем и гордишься, знаю-знаю. Ну, давай тогда кое-что обговорим, да за работу.
Мы сели на бортик фонтана, и первым делом силд, вскинув свой посох, притянул оброненный мой. Я, покраснев, перехватила его, пристроила у бортика и пробормотала:
– Спасибо…
– Мы тоже по тебе скучаем, – силд Дивнар обнял меня за плечи. – Соберись уже к нам на ужин. В любой момент. Живём в паре часов ходьбы друг от друга, а видимся раз в сезон – ну не стыдно ли? Нас к себе ты не зовёшь – некогда и совестно, что угостить нечем, да и готовить на такую ораву некогда. К нам редко ходишь, потому как в делах по уши. Но ты же так совсем одичаешь, Рдянка.
Говорить в лоб правду, даже неприятную, у Мстишки от отца. Как и единственное среди его детей «нечёрное» имя. Дочка – любимица. Ну и я заодно. Могу позволить себе возмутиться.
– Дядя Див, не давите на больное! – я взъерошилась. – Лучше толпу помощников нагоните – не из ваших. Почему-то на Красном никто не хочет работать. Или всё-таки у меня.
– Нет, именно на Красном, – он покачал головой. – Дед твой своим крутым нравом давно распугал всех желающих. Тебя в том же подозревают, вот и не идут. Я своим каждый сезон предлагаю перейти к тебе, но сразу в ответ слышу: нет, они или на Чёрном, или завязывают с кладбищенской работой. Не обессудь, Рдянка. Рад бы помочь…
– Да ладно, – я прижалась к его боку. – И на том спасибо. Мы с Ярем уже привыкли. Помогаем друг другу – на том и стоим.
Ярь появился в воздухе и приветливо засвиристел.
– А Красное помогает вам, – силд Дивнар улыбнулся Ярю и притопнул ногой. – Оно зовёт, Рдянка. Созывает помощников. Это хорошая новость. А плохая – ему страшно, и на подмогу оно зовёт от страха. Чёрное так же боялось, когда наш дед уходил, – что достойного не найдётся. Привыкло к сильному чудеснику. Мы-то, молодёжь, ему слабыми казались. Чёрное тогда столько помощников нагнало – еле-еле на обучение время нашли. Но когда Смоля передала посох мне, кладбище успокоилось. Почувствовало и признало во мне необходимую силу.
– Грядёт что-то, – повторила я за Зорданом. – Нехорошее.
Силд Дивнар задумчиво кивнул:
– Согласен. И это не пробудившийся «старичок», Рдяна, нет. Зачем кладбищу «старика» бояться, которого ты двумя-тремя наговорами упокоишь? Любой «старик», даже древний и безумный, связан клятвами послушания. Он не сможет ни сбежать, ни навредить смотрителю. Сильно – не сможет. Измотает. Покрушит кладбище. И всё на том. Да, безумие ослабляет клятвы, но лишь ослабляет. Рвёт напрочь – крайне редко. Вот если пробуждение случится днём, если на кладбище будут посетители – это опасно. Даже сильных чудесников безумец убьёт без труда. В остальном мы с ним справимся быстро и без больших проблем. И ты на своей земле сильнее любого безумца, и я всегда помогу. Нет, это не «старичок». Это нечто иное. И весьма неприятное, если после ухода твоего деда Красное чувствовало себя защищённым и не тревожилось.
«Мы справимся» согрело душу, а «весьма неприятное» насторожило.
– Вот да, дядь, – согласилась я. – Пять лет Красное не переживало, что за ним присматриваем всего-то мы с Ярем – дух и смотритель, которому ещё далеко до звания старшего. Мне, честно говоря, не по себе.
– Разберёмся, – пообещал силд. – Теперь к монетам и покойникам. Ищеец твой утром покопался на нашем кладбище и обнаружил то же, что и у тебя. Две чёрные доразломные монеты. И пропавшего покойника, – он досадливо фыркнул и буркнул: – Найду я когда-нибудь время и придумаю оповещалки вроде колокольчиков – для праховых. Чтобы мы сразу слышали, что кто-то прахом пошёл. Чтобы никого тайком из склепа не вынесли.
– Давно пропал? – я подняла на него глаза. – Кто?
– Тоже женщина и упокойница, – мрачно ответил силд Дивнар. – Её тайники пусты, но Сажен по двум монетам пришёл строго к склепу пропавшей и заявил, что они оттуда. Годный парень, – добавил вдруг одобрительно. – Дело знает. Следы покойника стёрлись, но остались следы порчи и вложенной в неё силы, а это долговременный след. Сильнее намерений. И монеты ищеец сразу обнаружил, хотя мы давно их в землю втоптали. К счастью. Остальные, портившие воду, наш шутник явно забрал по той же водяной жиле. А как давно упокойница пропала, уже не понять. Скорее всего, во время порченой воды, то есть больше двух лет назад. И её ни разу не навещали – парни по гостевой книге проверили. Одинокая старуха. Зря мы тогда ищейца не позвали… – он шумно выдохнул. – Подумали, мстит кто-то недовольный. Сами разберёмся. А потом – тишина. И мы об этом случае забыли.
– Я свою гостевую книгу ещё не смотрела, но доберусь, – я убрала за уши пряди растрёпанных волос. – В склепе пропавшей ничего подозрительного не было?
– Это то, зачем я ещё пришёл, – силд Дивнар встал. – Пойдём-ка, склеп покажешь. У нас-то всё – поздно, а у тебя ещё можно что-нибудь найти. Не успели следы затереть. Не должны.
– Вообще-то с утра кладбище открыто… – я запнулась.
«А я слежу, – серьёзно свистнул Ярь. – Сегодня у нас посетителей точно не было, и за склепом Жалёны я присматриваю отдельно».
– Молодец, – я улыбнулась и встала с бортика.
Силд Дивнар огляделся, вонзил в землю посох, и от него поползли ручьи чёрного тумана.
– Начинай возмущаться и кричать, что ты сама, – ухмыльнулся он.
Ручьи разбежались по обители, и из глубины леса послышался громкий жадный хруст – туман набрасывался на опавшие листья, стирая их в прах.
– Не буду, – я беспомощно улыбнулась. – Спасибо вам, дядь Див.
– Удивила! – силд Дивнар рассмеялся. – Растёшь! Номер склепа какой?
– Четыре тысячи пятый, – я закинула посох на плечо.
– Та-а-ак, – он легко выдернул свой посох из земли, и туман вмиг рассеялся. – Поверишь ли, наша пропажа из четыре тысячи шестого. Твоя лет двадцать назад захороненная?
– Да, ещё мамой, – кивнула я, ощущая, как внутри всё тревожно сжимается.
Шестое кладбище – четыре тысячи шестой склеп, Пятое кладбище – четыре тысячи пятый склеп… Нет, это не совпадение. Это пометки, но явно не для нас. Для себя – чтобы не запутаться в этих тысячах?..
– Вперёд, – силд открыл «мост».
Ярь, доселе молча крутившийся поблизости, исчез в алой вспышке, а я – в дымке «моста». И, честно говоря, подозревала всякое – что склеп испарится вслед за упокойницей, что его разрушат, что каких-нибудь зловредных ловушек наставят… Но – нет. Ракушка-навес стояла на месте нетронутая, и в склеп мы спустились без проблем. Ярь уже порхал под потолком, озаряя сумрачную комнатку.
Силд Дивнар по-хозяйски осмотрелся, скомандовал стоять смирно, и снова от его посоха поползли ручьи чёрного тумана. Я, затаив дыхание, ждала чуда – но снова нет.
– Ничего, – раздосадованно буркнул силд, и туман рассеялся. – Ты, конечно, по гостевым книгам-то посмотри, но вряд ли к ней кто-то приходил. Одинокая?
– Да, – подтвердила я. – Я вчера для Сажена искала адрес семьи Жалёны, но нашла лишь имена и адреса пары её подруг.
– Поняла, да? – он внимательно посмотрел на меня. – Это подклады. Что-то они – или упокойники, или тот, кто нам их подложил, – сделали на кладбищах, а мы просмотрели. Что-то мы, Рдянка, упустили. Проверь всё. И гляди в оба. А я сегодня же соберу сход старших смотрителей. Я не я буду, если то же самое не случилось несколько лет назад на других кладбищах, особенно на Восьмом и Седьмом. И наверняка приготовлено на остальных. Сажена я, извини, на время у тебя заберу. Проверим наличие тех же монет на других кладбищах. Не найдём – изучим склепы с нужными номерами и всех одиноких упокойников, захороненных в наш период. Мои уже таких проверяют – все ли на месте. И заодно убирают в глубокие подземелья склепы с невостребованными.
«И нам так надо сделать», – свистнул Ярь.
И давно, если честно. Очень давно.
– Можно я не пойду? – тут же попросилась я. – На сход? Дядь Див, у меня ещё и гостевые книги, и…
– …ты терпеть не можешь наше стариковское брюзжание, – усмехнулся он. – Можно. Расскажу потом новости или с ищейцем передам. Пойдём.
Наверху силд Дивнар снова вонзил посох в землю и за пять минут уничтожил всё, что я убирала бы ползком ещё полдня. Я даже не сразу поверила, что свободна – от уборки я свободна на несколько дней! Сразу стало так легко, что голова заработала.
– Заодно с пробудившимися и испорченной водой у меня ещё кое-что случилось, – вспомнила я. – Знаки в святилище за ночь опустели на четверть. Я вот думаю, не могла ли та же вода потревожить «старичка»…
– …и ты на всякий случай осушила все фонтаны? Правильно, – одобрил силд Дивнар. – Нет, у нас опустевшие знаки не припомню. Но с твоим предположением согласен. В момент порчи кто-то оказался на пороге пробуждения и проснулся. Не смог сразу крепко уснуть и потянул из знаков силу. Ярь что сказал?
– Восемь подземных колец просвистел – там все спят.
– Острова, – силд глянул вдаль – туда, где за стеной находились мелкие островки и отдалённые древние склепы. – Мы с Черной проверим и свои, и ваши. Не лезь туда без большой нужды, договорились? Тем более не лезь одна. Заподозришь неладное – дай знать.
Я кивнула.
А силд Дивнар глянул на меня сверху вниз и улыбнулся:
– Больше поучать не буду. Дед всё необходимое тебе передал, иначе бы не ушёл, – он наклонился и снова поцеловал меня в макушку. – Гляди в оба, моя девочка. Ты права, что-то грядёт. Будь внимательна и зови нас. В любой час. Мы рядом. Кладбища у нас разные, да, но мы не просто соседи. Мы – семья. Не позволяй своей гордости затмить разум.
Я обняла его и тихо озвучила свои главные опасения:
– Не позволю. Дядь Див… Сажен предположил, что меня всё это может коснуться больше других. Вас, смотрителей и помощников, на других кладбищах много, а на Красном – я да Ярь. Что поэтому у вас дальше порчи воды не пошло, а у меня…
– Ещё ничего не понятно. И ещё ничего не случилось, – строго напомнил силд Дивнар. – Соображает твой ищеец хорошо, но давай сначала поговорим со старшими смотрителями, соберём сведения и понаблюдаем обстановку. Уговор?
Я снова кивнула и неохотно отстранилась.
