…Он не представлял, сколько прошло времени.
Он стоял на обрамленной деревьями аллее, золотые листья кружились в воздухе и падали на землю. Была осень. Перед ним расстилался центральный газон университетского кампуса. На травке сидели, уткнувшись в книги, несколько студентов; в отдалении обнималась какая-то парочка; на баскетбольной площадке рядом с газоном шла игра, спортсмены криками подбадривали друг друга… Тяньмин бесцельно побрел по дорожке. Должно быть, он по-прежнему здешний студент, но был слишком потрясен, чтобы задумываться, как он сюда вернулся.
Весь мир, казалось, осветился, когда в конце аллеи появилась знакомая фигурка. По мере того как расстояние между ними сокращалось, фигурка – молодая женщина в бледно-желтой ветровке – увеличивалась в росте. Подойдя, она остановилась перед ним, на ее лице заиграла улыбка.
– Ты пришел, – сказала она.
Тяньмин услышал ласковые нотки в голосе Чэн Синь. Увидел, как она берет его за локоть и прижимается к его боку, словно они пара влюбленных. Он впал в замешательство. «Когда… как…»
Любовь и нежность переполняли его сердце, но он сразу же понял, что происходящее слишком прекрасно, слишком сладостно, чтобы быть правдой. С глубоким содроганием он осознал, что это еще один сон – начало очередной страшной пытки.
– Нет! – закричал он. Но не проснулся. Чэн Синь смотрела на него в недоумении.
Встревоженный, Тяньмин оглянулся вокруг. Что сейчас произойдет – небо расколется и обольет его потоками крови? Или земля разверзнется под ногами? Или все эти студенты превратятся в зомби и нападут на них с Чэн Синь? А может, сама Чэн Синь обратится в мумию с клочковатыми белыми волосами или чудовище с кровавыми нарывами по всему телу? Их закопают живьем? Или хладнокровно разрежут на куски? Какие ужасы, какое зло ждет их в этом райском сне?
– Что с тобой, Тяньмин? – заботливо спросила Чэн Синь. – Ты в порядке?
Он смотрел в ее ясные невинные глаза и не мог даже подумать о том, какие мучения и пытки придется ей вытерпеть. Тяньмин упал наземь, не в силах выносить эту извращенную версию «жизни».
– Прекратите! Пожалуйста. Я не хочу больше видеть сны… Я… я буду вам помогать. Вы меня слышите?!
Все вокруг исчезло. Тяньмин оказался в постели, в той комнате, где проснулся в первый раз. Все его тело было мокро от пота.
– Прошу вас только об одном, – произнес он. – Я хочу каждую ночь видеть сны о Чэн Синь – что мы с ней вместе. Счастливые сны, не кошмары.
«Не проблема», – ответили трисоляриане парящей в воздухе строчкой. Тяньмин вообразил хищные усмешки на лицах пришельцев, написавших эти слова. Наверняка они думают: «Ты всего лишь клоп. Как бы ты ни брыкался, мы все равно победим».
* * *
Прервав рассказ, Тяньмин, однако, не очнулся от воспоминаний. ? АА обняла его сзади и прошептала:
– Ты ни в чем не виноват. Не виноват!
Но она запуталась в собственных противоречивых эмоциях, страх и горечь росли в ее сердце.
Герой, которого она возвела на пьедестал, оказался таким же уязвимым, как самый обычный человек.
На лице Тяньмина опять появилась кривая усмешка.
– Моя история совсем не так проста.
* * *
Достигнув понимания с пленником, трисоляриане предоставили ему все данные и документы, которые он затребовал. В общей сложности этой информации хватило бы на огромную библиотеку. Потратив некоторое время на просмотр файлов, Тяньмин объяснил, что задача – помочь трисолярианам обмануть людей – крайне трудна и ему надо подумать.
Инопланетяне оставили его наедине с собственными мыслями. Тяньмин расхаживал взад-вперед по своему искусственному мирку, время от времени присаживаясь, чтобы отдохнуть. В саду возвышалась семиярусная пагода. Он взобрался на самый верх и стал обозревать окрестности с высоты, погрузившись в глубокую задумчивость.
На следующий день он вернулся на вершину пагоды и пробыл там около часа. Трисоляриане его не беспокоили. Тяньмин пришел к выводу, что они, возможно, ослабили бдительность.
На третий день он опять взошел на пагоду, но, взойдя наверх, перепрыгнул через перила и полетел вниз с более чем двадцатиметровой высоты.
Он заранее продумал последовательность действий: первоначальный отказ, затем признание поражения во сне и согласие на сотрудничество после пробуждения. Целью всей затеи была его собственная смерть. Гравитация на корабле была примерно такая же, как на Земле, и Тяньмин долго и тщательно взвешивал, где и как совершить прыжок. Он летел головой вниз; как только его череп расколется, мозг разлетится брызгами. Какими бы передовыми технологиями ни обладали трисоляриане, Тяньмин подозревал, что это разбитое яйцо им не собрать. Единственное, чего он боялся, – это что трисоляриане смогут навести силовое поле, которое задержит его в воздухе и не позволит разбиться.
Земля приближалась стремительно, заполняя все поле его зрения, и у него едва хватило времени на вспышку радости и облегчения перед тем, как настала тьма. Юнь Тяньмин совершил самое счастливое самоубийство за всю историю человечества.
* * *
– Так как же они оживили тебя? – Голос АА дрожал. Осознание того, что Тяньмин остался жив после попытки самоубийства, не изгнало не поддающийся описанию страх из ее души.
– Я снова проснулся и обнаружил, что лежу на постели в той же комнате, жив и невредим. Все в точности как раньше.
– Но… но как же это? Ты хочешь сказать… Ох… – АА догадалась.
– Верно. Я никогда не прыгал с пагоды. – На лице Тяньмина появилось выражение насмешки над самим собой. – Не существовало ни пагоды, ни пробуждения, ни клонированного тела. Все это было очередным сном, который они внедрили в мой мозг. Трисоляриане не встревожились, потому что в действительности никакая опасность мне не угрожала. Сознательного обмана с их стороны не было – они не информировали меня об этой подробности, потому что не посчитали ее важной. Хотя общение со мной во сне велось просто из соображений удобства, позже трисоляриане сказали, что на них произвела впечатление моя попытка применить хитрость с последующим самоубийством – сами они не в состоянии придумать такую уловку. Они подозревали, что если бы наделили меня клонированным телом, то остановить меня им бы не удалось. Это лишний раз убедило их, что они сделали верный выбор, что я способен на стратегическую ложь. Какая ирония, не правда ли?
После этого поединок воль между мной и трисолярианами разгорелся с новой силой. Я отказывался сотрудничать, и в наказание они состряпали множество чудовищных кошмаров. Каждый раз, когда силы оставляли меня, я соглашался помогать, а потом придумывал всяческие предлоги, чтобы потянуть время, или выдавал им негодные идеи. Понятно, что дурачить трисоляриан становилось все труднее, ведь они изучали мой мозг уже так долго, что мои мысли стали для них более прозрачны, чем мысли какого-нибудь другого человека.
С другой стороны, ужасы и пытки постепенно закалили мой разум и я даже научился сознательно подавлять ощущение физической боли, которую мучители проецировали в мой мозг. Наконец им надоела эта игра в кошки-мышки, и они решили воздействовать на мозг напрямую, без моего согласия.
– Как это – напрямую? – спросила АА.
Тяньмин объяснил, что человеческий мозг можно в каком-то смысле считать машиной для решения проблем. Если его простимулировать, он ответит определенным, предсказуемым образом. Чаще всего это происходит без вмешательства сознания. Многие важные когнитивные задачи решаются на подсознательном уровне, сознание обеспечивает лишь дополнительные функции, такие как мониторинг, хранение, организация и корректировка. Тем не менее, если подопытный не желал сотрудничать, они могли произвольно вмешиваться в эти почти автоматические процессы. Чтобы заставить подсознание Юнь Тяньмина служить им, трисоляриане аккуратно изолировали его сознание от остального мозга, а потом воспользовались компьютерами, чтобы контролировать и направлять оставшиеся когнитивные функции.
Но опыт провалился. Истязатели обнаружили, что компьютер не может заменить рефлективную и корректирующую функции живого сознания, – особенно трисолярианский компьютер, плохо совместимый с человеческим разумом. Трисоляриане должны были заставить всего Тяньмина служить им, включая и его сознательную волю.
Поэтому, чтобы получить хотя бы некое подобие сотрудничества, они прибегли к другим способам. Например, накачивали мозг пленника наркотиками, вводя того в галлюцинаторное состояние, и пытались вытянуть из него методы стратегического обмана. Однако затуманенный разум Тяньмина не желал генерировать полезные идеи.
Трисоляриане попробовали также применить способ, который Тяньмин позже окрестил «психошоковой терапией». Он состоял в том, что подопытному давали задачи и принуждали думать, как их решить. Как только Тяньмин пытался сопротивляться, его мозговой центр подавал специфический сигнал, запускающий механизм шока: мощная волна стимулов причиняла Тяньмину ошеломляющее душевное страдание и вызывала ощущение непереносимой физической боли. Такими методами трисоляриане надеялись сломить строптивца.
Вначале им сопутствовала некоторая удача. Но затем Тяньмин научился пользоваться некоторыми ментальными приемами, похожими на практики йоги и чань-буддизма. Вместо активного сопротивления он приводил свой рассудок в состояние пустоты. Он ни о чем не думал и тем самым уводил мысли в тайный сектор, где они текли, никем не прерываемые. Он также развил в себе почти сверхчеловеческую способность терпеть физические пытки, которым подвергали его трисоляриане, и выходить из них несломленным.
Обычный человек использует только крохотную часть своего мозга, а бессердечные трисоляриане непреднамеренно заставляли Тяньмина открывать все новые и новые возможности своего безграничного умственного потенциала. Несмотря на повторные массированные атаки в этой эпической психомахии[4 - От греческих слов «психе» – душа и «махи» – битва, борьба.], технологически гораздо более развитые трисоляриане так и не смогли проделать брешь в крепостной стене, которой Тяньмин окружил свой разум, и вынуждены были признать поражение.
* * *
Недоумение АА росло.
– Если трисоляриане не смогли победить твой разум, почему же ты все-таки поддался им?
Тяньмин ответил вопросом на вопрос:
– Как ты думаешь, в чем ключ к успешной лжи?
АА поколебалась.
– Думаю… в правдоподобных деталях? Или, может, в понимании психологии противника?
– Нет. В искренности. Надо быть настолько искренним, чтобы даже отъявленный лжец тебе поверил. – Тяньмин вздохнул.
Трисоляриане отнюдь не отличались единодушием. Встреча с цивилизацией людей потрясла их общество до основания. В первые годы Эры Устрашения, когда шла борьба за душу Юнь Тяньмина, трисолярианское общество само столкнулось с беспрецедентным кризисом. Устрашение положило конец мечтам о завоевании Земли, и осознание провала привело к социальной нестабильности. Популярность земной культуры и облачный компьютинг нанесли еще один удар основам традиционного трисолярианского общества. Засверкали искры недовольства, бунтарские настроения стали распространяться как по Трисолярису, так и в межзвездном флоте. И тут неожиданно грянула Эра Хаоса, приведшая к социальному коллапсу и буре трисолярианской революции.
Поскольку трисоляриане жили в крайне враждебных для жизни условиях, стабильность была превалирующей идеей их политической философии. За всю историю планеты произошло очень немного событий, которые можно было бы расценить как настоящую революцию. Даже если когда-либо в народе и зрели зерна восстания, неспособность трисоляриан ко лжи делала невозможным использование обычных революционных методов вроде тайных заговоров или подпольных организаций. Трисоляриане, исповедующие крамольные идеи, не умели их маскировать, а это значит, что их схватили бы за мыслепреступления задолго до того, как они претворили бы свои намерения в жизнь. Мысль о том, что можно организовать тайное общество с целью изменить статус-кво, стала посещать головы трисоляриан только после контакта с человечеством.
Но теперь у них имелся облачный компьютинг. Хотя рядовым гражданам применение устройств было запрещено, правительственные и армейские исследовательские институты по-прежнему располагали некоторым их количеством. Благодаря маскирующим возможностям этой техники революционеры избегали разоблачения вплоть до периода социальной нестабильности в конце Эры Порядка, а когда наступила Эра Хаоса, они подняли бунт. Тот покатился словно снежный ком и вскоре вышел из-под контроля. Революционерам сопутствовал успех, превзошедший их самые смелые мечты, потому что правящая элита была застигнута врасплох. Всего одна ночь – и старый порядок рухнул.
Восставшие на Трисолярисе свергли старого правителя и властную элиту и отказались от планов стратегической контратаки против Земли. В глазах нового правительства земная цивилизация была окутана романтическим флером, и новые лидеры стремились заключить мир с землянами в обмен на возможность поселиться на одной из планет Солнечной системы. По каналам мгновенной софонной связи они взяли на себя командование межзвездным флотом. Хотя на флоте господствовали «ястребы», поставившие себе целью завоевать Землю и уничтожить человечество, они подчинились новому правительству. Послушание было инстинктивной реакцией большинства трисоляриан, ведь они не привыкли говорить одно, а замышлять другое.
Находясь на межзвездном корабле, Тяньмин не знал всех подробностей случившегося на Трисолярисе, однако он быстро ощутил некие перемены в своих тюремщиках. Мучения, которым они его подвергали, становились все реже, а потом и вовсе прекратились. Через некоторое время инопланетяне возобновили контакт с ним и сообщили, что дома, на Трисолярисе, произошли кое-какие перемены. Теперь они хотели, чтобы Тяньмин выступил в роли моста между двумя цивилизациями и помог выстроить отношения дружбы и доверия.
– Минутку! – воскликнула АА. – Но ведь это наверняка была уловка! И ты что – поддался на нее?
Хотя сама АА одно время верила в дружелюбие трисоляриан, опыт инопланетного завоевания разбил ее иллюзии целиком и полностью. Она бы никогда не поверила ничему, сказанному трисолярианами.
– Нет, это не была уловка, – ответил Тяньмин, качая головой. – Если бы трисоляриане были способны на такой хитроумный обман, им мои услуги были бы ни к чему. Если бы я пошел на сотрудничество с ними, возможно, я и впрямь смог бы помочь двум народам найти способы мирного сосуществования. Но история полна неожиданных поворотов и иронических вывертов… Я упустил шанс.
Тяньмин не поверил в искренность своих мучителей и продолжал упорствовать. На этот раз трисоляриане, занятые проблемами, возникшими в ходе революции, оставили его в покое, дали спокойно спать и видеть сны. Они больше не мучили его искусственно созданными кошмарами и не будили. С этого момента Тяньмин жил в мире собственных грез и не осознавал течения субъективного времени. Может, он провел так две тысячи лет, а может, и пять, и десять тысяч.
– А сколько на самом деле? – спросила АА.
– Объективных ориентиров, таких как восходы и закаты солнца, там не было, поэтому не могу сказать точно. В реальности, возможно, прошло лет двадцать, но для меня это было все равно что тысяча. В одной из своих грез я даже основал цивилизацию и наблюдал ее расцвет и падение…
– Они замкнули тебя в царстве снов на тысячелетия?! Это… это же куда страшнее, чем смертная казнь! – рассердилась АА.
– Да вовсе нет, – возразил Тяньмин. – Этот долгий-долгий сон был самым счастливым временем моей жизни. Я существовал внутри собственного разума, и никто меня не беспокоил. Такого счастья я не испытывал, даже живя на Земле.
После многих лет жесточайших умственных пыток мой разум превратился в точнейший инструмент. Я не только создал с его помощью невообразимо огромный внутренний ландшафт – я был полновластным хозяином этого нового домена. Образование в области классической литературы, которое навязали мне родители в юности, оказалось бесценным – оно снабжало меня сырьем для строительства мира моих грез. Я вместе с героями эпоса отплывал на «Арго» за золотым руном, готовый сражаться с морскими змеями и прочими чудищами; или следовал за Гренгуаром по темным улочкам средневекового Парижа, слушая перезвон колоколов Квазимодо; или летел на облачной колеснице, запряженной крылатыми конями, над укрытыми снегом вершинами, чтобы навестить Царицу-Мать Запада в горах Куньлуня…
Я не просто был гостем в этих мирах – я их создавал. Воображал себе мельчайшие детали этих вселенных: новозаветный Иерусалим, или Ад и Рай «Божественной комедии»; или Бяньлян[5 - Бяньлян – старинное название Кайфэна (Кайфына), городского округа в провинции Хэнань. Во время империи Сун (960–1127 гг.) был столицей Китая. Это он запечатлен на знаменитом живописном свитке «По реке в День поминовения усопших» (XII в.), не раз упоминающемся на страницах трилогии Лю Цысиня «Воспоминания о прошлом Земли».] с полотна «По реке в День поминовения усопших», или Небесный дворец и Чистые Земли Будды, как они описаны в «Путешествии на Запад»… Я также придумал немало чудес, дотоле никем не описанных: царства на лепестках цветов, вселенные в ореховых скорлупках, огромные города на морском дне, сады, парящие в космосе…
Я был творцом этих грез, а потому мне не надо было вникать в технические детали или следовать научным законам. Все, что от меня требовалось, это вообразить их – и они возникали. Да будет свет, объявлял я, и вселенная сияла. Я воздвигал здания, которые, согласно законам механики, не могли существовать, однако существовали – величественные, впечатляющие, возвышенные… Я конструировал чудеса, перемешивающие времена и пространства: Венецию в пустыне, первобытный лес в сердце громадной столицы, водопады, ниспадающие на землю со звезд, тропические острова, парящие в воздухе…
Я населил свои миры колоритными персонажами и изумительными сказаниями. В них были войны между богами, таинственные сокровища, легендарные герои, юные искатели приключений, любовь, выжигающая душу и разбивающая сердца… Собственно, бо?льшую часть историй, позже рассказанных трисолярианам, я сочинил именно в то время.
– Вот как? – воскликнула АА. – А я-то думала, тебе пришлось тяжко трудиться, выдумывая все эти волшебные истории, и всё только затем, чтобы замаскировать тайные послания в трех сказках для Чэн Синь!
– Не так уж тяжко, – улыбаясь, сказал Тяньмин. – Когда твое время ограниченно, тебе почему-то хочется помедлить, расслабиться, подремать. А когда у тебя времени вдосталь, тебе не хочется делать ничего другого, кроме как творить. Те сказки были лишь малой частью всего того, что я насочинял.
– Тогда почему бы тебе не рассказать мне какую-нибудь из своих романтических историй? – попросила АА. Ее так захватил рассказ Тяньмина, что она позабыла, зачем он все это говорит. Она с нежностью обвила руками его шею и прильнула к плечу.
– Ладно. Что же тебе рассказать… О, знаю. Вот одна из моих самых любимых историй.
В Древнем Китае, у истоков реки Янцзы, в деревне у подножия гор Тангла жил юноша-тибетец. Юноша любил представлять себе мир за горами, в котором никогда не бывал. Однажды через деревню шел купец из срединного Китая. Паренек повсюду следовал за ним и расспрашивал обо всем, что тот повидал. Купец рассказал, что ручей, бегущий мимо их деревушки, уходит на восток и, вбирая в себя множество других ручьев и речек, становится шире и глубже, течет в ущельях между гор и по равнинам, огибая холмы; и, преодолев двенадцать тысяч ли, впадает в бескрайнее море. Это самая могучая река в стране.
Паренек не знал, что такое море, и купец поведал ему, что это водоем, такой огромный, что корабль не может доплыть до другого берега. В него впадают все реки мира, и зеркало его вод больше любой суши, а синева так же чиста, как небесная лазурь. Около моря, в нижнем течении реки Янцзы, расположена Цзяннань – страна зеленых холмов и подернутых дымкой озер, где расписные беседки и изящные домики красуются на лугах, подобные фигурам на картине или словам в поэме. Женщины, одетые в струящийся шелк, гребут в легких челноках по спокойным водам и напевают песенки на нежном, утонченном наречии У.
Юношу зачаровал рассказ купца, и он захотел уйти с ним в Цзяннань, но никто в деревне не поверил байкам проезжего торговца, и родители не отпустили сына. Купец ушел, но оставил новому знакомому бутылочку из Цзяннани. Юноша написал письмо на тибетском диалекте, в котором обрисовал свои мечты и фантазии, вложил его в бутылочку вместе с кусочком чистого нефрита с близлежащих гор, запечатал и бросил в ручей, бегущий за деревней, с надеждой, что река принесет его послание в Цзяннань, за тысячи ли отсюда.
Через полгода одинокая девушка гуляла по берегу Янцзы за стенами Цзянькана – Города Камней и самой большой столицы в мире, увидела бутылочку, качавшуюся на волнах, и…
Тяньмин остановился, увидев на лице АА ужас, – ужас при осознании грозной тайны.
– Но… но это же «Сказки Янцзы»! – наконец воскликнула она. Сотни лет назад АА показала этот удостоенный многочисленных наград фильм своей подруге Чэн Синь. Поскольку после этого АА провела бо?льшую часть времени в гибернации, фильм все еще был свеж в ее памяти.
Ты живешь на одном конце Янцзы, а я на другом.
Я думаю о тебе, любимая, каждый день,
хоть нам и не встретиться.
Мы пьем из одной реки.
АА была так счастлива поделиться с Чэн Синь этим великолепным произведением искусства, сообщив ей, что его создали трисоляриане! А по словам Тяньмина, эту историю соткал его разум во сне…
– Верно, я рассказываю тебе «Сказки Янцзы», – спокойно подтвердил Тяньмин. И тем же ровным тоном сделал следующее признание: – Этот фильм, как и огромное множество других так называемых художественных произведений трисоляриан, я сочинил во сне. Трисоляриане завоевали доверие землян с помощью моих грез.
* * *
Стратегической целью трисоляриан было уничтожить земную систему гравитационной связи, так чтобы земляне не успели осуществить всеобщую космическую передачу, положив тем самым конец Устрашению. Для этого необходимо было склонить землян к выбору на пост Держателя Меча кого-нибудь добросердечного и слабого, например Чэн Синь. А единственным способом достичь этой цели было убедить землян, что трисоляриане больше не представляют угрозы.
Уверить людей в том, что у трисоляриан вырваны клыки, можно было по-разному, но наиболее эффективный метод – это установить отношения доверия и доброй воли. Чтобы люди поверили захватчикам, в них нужно вызвать эмпатию к пришельцам, внушить им мысль: «Они такие же, как мы».
Эта цепочка рассуждений сложилась в результате многократных долгих дискуссий между трисолярианскими лидерами. Но они не представляли себе, как выполнить первую задачу в этой цепочке, а именно: изменить восприятие людьми трисоляриан как непреодолимо чуждых существ. Слишком велики были различия между двумя цивилизациями. В начале Эры Устрашения трисоляриане по неопытности открыли землянам некоторые факты об организации своего социума. Например, что родители, соединив свои тела при спаривании, умирают, распадаясь на нескольких «детей»; или что стариков и инвалидов принудительно дегидрируют и сжигают, чтобы повысить эффективность функционирования общества. В результате люди начали относиться к инопланетянам с величайшим ужасом и отвращением. Знаменитое изречение, когда-то брошенное людям трисолярианами, земляне подхватили и обернули против пришельцев:
«Вы клопы!»
Этой фразой трисоляриане хотели подчеркнуть огромный разрыв между двумя цивилизациями в научных знаниях и технологических достижениях. Но люди вложили в нее моральное и культурное осуждение. Как только на Трисолярисе пришли к власти сторонники мира, они попытались улучшить отношения между двумя народами, но историческое бремя и культурная пропасть были таковы, что их усилия не дали практических результатов. Трисоляриане были существами рациональными, мало подверженными эмоциям и сантиментам, а вот люди… Люди не могли забыть о зверствах, совершенных чужаками во время битвы Судного дня. Такая непримиримая ненависть казалась трисолярианам абсолютно иррациональной, они не понимали, как с ней бороться.
И тогда они вспомнили про Юнь Тяньмина и попытались найти ключ к сердцу землян в его разуме. Они записали все его сновидения, которые считали настоящей сокровищницей. Сам Тяньмин стал идолом для поклонников земной культуры. После тщательной обработки его сны были претворены в литературные и визуальные композиции, встретившие широкое одобрение среди трисоляриан. После тщательной адаптации эти работы были пересланы на Землю под видом творений трисолярианского искусства.
Осталось неясным, намеревались ли инопланетяне с самого начала обмануть людей. Возможно, отправка на Землю произведений Тяньмина была просто жестом, призванным продемонстрировать добрую волю. К тому же трисолярианской культуре был присущ крайний коллективизм, а потому концепция авторства у них практически отсутствовала. Слегка переделав сны Тяньмина согласно своим вкусам, они совершенно естественно стали считать их собственными произведениями. К тому времени трисоляриане уже более-менее научились базовым принципам сохранения тайны, поэтому когда земляне спросили об источнике этих творений, они не дали прямого ответа. Эта уклончивость была вершиной их способности ко лжи. Люди же и понятия не имели, что в распоряжении пришельцев есть человеческий мозг, который бессознательно создает для них произведения искусства, и, само собой, пришли к заключению, что творцами были сами трисоляриане.
То, что сны Тяньмина были насквозь проникнуты идеями гуманизма и имели глубокие корни в человеческой культуре, должно было разбудить в людях подозрения, но чрезмерная самонадеянность, присущая Эре Устрашения, и искреннее восхищение, которое испытывали трисоляриане к земной цивилизации, сделали землян слепыми. Они верили: несмотря на то, что цивилизация Земли – это только-только проклюнувшийся в темном лесу росток, человечество уже выработало универсальные моральные ценности, применимые повсюду в мироздании независимо от места и времени. Им казалось естественным, что варвары-пришельцы так восторгаются земной культурой и подражают ей. Самым весомым доказательством универсального характера человеческих ценностей был тот факт, что трисоляриане, другая продвинутая цивилизация, должным образом стимулированная, создала произведения искусства, похожие на земные. Кроме того, в процессе адаптации трисоляриане добавили в сны Тяньмина некоторые трисолярианские элементы и подмешали несколько подлинно трисолярианских творений, сработанных в подражание земным, хотя и не такого высокого качества, как грезы Тяньмина. Полученный результат усыпил бдительность землян.
Слушая рассказ, АА припомнила еще одну «очеловеченную» трисолярианскую поделку.
– Погоди-ка… А ты случайно не приложил руку к созданию Томоко? – АА передернуло при мысли о трисолярианской «посланнице», которая являлась то в облике ниндзя, то в виде классической японской красавицы.
Тяньмин смущенно кивнул.
– Да. Томоко тоже вышла из моих грез…
Поскольку на Земле Тяньмин вел одинокий образ жизни, сторонясь общества, в его снах, пока он спал на трисолярианском корабле, появлялось не так уж много женских персонажей, если не считать матери, сестры и Чэн Синь. И все же одна женщина часто возникала в его воображении – иногда нежная и робкая, иногда страстная и дерзкая. Трисоляриане весьма заинтересовались этой таинственной фигурой и после долгих исследований с помощью софонов обнаружили, что ею была японская актриса из Общей Эры, которую звали Ран Асакава[6 - Современная японская порноактриса.]. Студентом Тяньмин частенько наслаждался ее интернет-клипами, сидя в одиночестве в своей комнате в общежитии, а после того как начал работать, купил целую коробку ее фильмов. Ран, по всей видимости, являлась представительницей некоего проявления японской культуры, которое в ту эпоху пользовалось чрезвычайной популярностью в большой части Азии.
Поначалу трисоляриане уделяли Японии не слишком много внимания, но сны Тяньмина побудили их стратегов заинтересоваться этим географически изолированным государством. Они узнали, что Японские острова, лежащие на разломе тектонических плит, подвержены разрушительным природным катаклизмам, таким как землетрясения, цунами и извержения вулканов. Одно из самых сильных цунами, случившихся в конце Общей Эры, забрало жизни десятков тысяч человек. Многие японские лидеры высказывали озабоченность тем, что острова находятся в зоне нестабильности, и в течение своей истории Япония не раз совершала завоевательные походы на материк. О японцах отзывались как о людях суровых, дисциплинированных, приверженных строгому порядку… Не оставляет сомнений, что японский опыт стал для трисоляриан весьма полезен.
Наиболее поучительным эпизодом был для них один, произошедший задолго до рождения Юнь Тяньмина. Японцы осуществили кровавое вторжение на родину их пленника, в Китай, в результате которого обе нации стали непримиримыми врагами. Однако не прошло и нескольких десятков лет, как японская развлекательная продукция получила в Китае широчайшее распространение. Миллионы китайцев стали поклонниками японской культуры и фанатами японских звезд, позабыв многолетнюю вражду. Исходя из этого, трисолярианские ученые пришли к выводу: чтобы заставить человечество забыть о нанесенных ему в сражении Судного дня жестоких ранах, надо повторить успех Японии.
