Виктор Шендерович "Шестеро против Шекспира. Печальные комедии современности"

Посмотрите, сказала она, это мой начальник – Вениамин Ионович Есафов. Я вам про него еще не рассказывала? Я взял фото и стал присматриваться. На вид мужчине было лет сорок пять. Высокий тестостерон, тогда об этом мало знали, позволил Есафову приобрести устойчивую лысину, которая была на фото, и четверых детей, которых на фото не было. Мужчина был худ. Черный костюм, вполне возможно еще довоенный, сидел на нем мешковато. Вениамин Ионович улыбался и смотрел на меня. А я думал. Я думал о том, что отчество «Ионыч» я встречал до этого только в рассказе у Чехова. И что Чехова я знаю, хотя никогда не видел, и Есафова знаю. Но Чехов, чтобы я о нем знал, делал все возможное: писал пьесы, повести и рассказы, приобретал усадьбы, которые стали потом музеями, а Вениамин Ионович и не подозревал, что некто я, отстоящий от него на много лет и километров, будет его знать и помнить. Значит, для того, чтобы о тебе помнили, необязательно быть Чеховым, достаточно быть просто Есафовым…

Склероз исчезает. Вдруг Майя резко отстраняется от Есафова, хватает телефон.

Майя. Постойте! Я вспомнила! Я должна сделать последний звонок. Это важно! Алло!

Саша (голос по телефону). Майя Аркадьевна, вы? Откуда, мне сообщили, что…

Майя. Саша, не волнуйтесь, вам все правильно сообщили! Эти врачи – что они могут? Особенно когда подошел срок. Хотя, вы знаете: умерла – не умерла, это еще большой вопрос… Когда-то все думали, что один человек тоже умер, а на третий день он воскрес… Шучу, это, конечно, с еврейским счастьем, но не с моим. Но не это самое удивительное. Слушайте, Саша. Вдруг! Внезапно! Перед уходом…. Я не знаю, как получилось, но я вспомнила! Я вспомнила – это вы принесли мне яблоко!! Верно?

Саша. Верно… Майя Аркадьевна, у вас прошел склероз?!

Майя (оглядываясь). Да, его нет. Он исчез. Но в конце концов, что здесь удивительного? Склероз – это болезнь. И я, наверное, успела от него выздороветь!

Саша. Майя Аркадьевна, это первый в мире случай, когда склероз отступил!

Майя. Кто-то же должен быть первой?! Почему не я? Убейте меня…

Саша. Зачем мне вас убивать?

Майя. А квартира? Впрочем, теперь делайте с моей квартирой что хотите!.. Я только вот что еще должна сказать. Если жизнь – это корабль, который рано или поздно пойдет ко дну, то память – это крыса, которая бежит с тонущего корабля первой, а юмор – это капитан, и он уходит последним с гордо поднятой головой. А вот с кораблем, даже когда он опускается на дно, навсегда остается только одно – любовь… Вениамин Ионович Есафов!

Есафов снова подходит к Майе. Майя Аркадьевна кладет трубку.

Есафов. Я здесь, Маечка.

Майя. Вениамин Ионович! Я вам так и не сказала. Я вас – любила!!! (Поет, вспомнив все слова.)

Отцвели уж давно хризантемы в саду,
Но любовь все живет в моем сердце больном.

Есафов (поет как бы в ответ). Сердце красавицы склонно к измене и к перемене, как ветер, Майя…

Майя Аркадьевна кладет голову Есафову на плечо, он обнимает ее за плечи, и они уходят. В миноре звучит мелодия гимна целлюлозно-бумажного комбината, и гимн звучит лирично. Так что непонятно: то ли это гимн, то ли – реквием…

Целлюлозно-бумажный,
Для страны крайне важный,
Целлюлозно-бумажный наш родной комбинат.
Коллектив здесь отважный,
Боевой и бесстрашный,
И работать на совесть каждый в нем очень рад!

Свет гаснет, затем медленно зажигается. Это рассветает. Появляется Склероз.

Склероз. Собственно говоря, мне нечего больше сказать… Но болезни сентиментальны. Они привязываются к людям. И так не хочется с ними расставаться. Давайте вспомним еще одно утро.

На софе под одеялом, как в самом начале, лежит Майя Аркадьевна. К ней подходит Склероз.

Майя Аркадьевна, просыпайтесь!

Майя. Зачем? Мне так хорошо. С вами и с тем, что я помню. Воспоминания – это не так мало, согласитесь.

Склероз. Конечно. Немало…

Майя. Совсем немало. Это все, что у меня осталось. Да… Старость дается человеку один раз, и до нее надо дожить!.. Только непонятно: зачем?

Склероз. Как зачем?

Майя. Зачем, если всех, и даже вас, я только раздражаю. И почти все, с кем мне хочется общаться, уже умерли. Нет, уходить из жизни, как уходить со сцены или из спорта, нужно вовремя.

Склероз. Майя Аркадьевна, прежде всего в вашем возрасте нужно соблюдать режим. Утром нужно завтракать и принимать лекарства.

Майя. Я не хочу. Помните, я вам рассказывала про свою соседку, Таисию Карловну. Она не выходит у меня из головы.

Склероз. Майя Аркадьевна, не забывайте, она была одинока. А у вас есть я! Вы хотите жить сегодняшним днем?

Майя. Теперь все говорят, что надо жить сегодняшним днем.

Склероз. Они просто еще не поняли, что жить только сегодняшним днем – это… так скучно.

Майя. Невыносимо скучно.

Склероз. Жутко скучно… Все, Майя Аркадьевна, довольно. Слушай, старуха, мою команду: рота, подъем!

Майя Аркадьевна поднимается и садится в постели.

Отлично! Майя Аркадьевна, вы уже встали?

Майя. Я уже сижу.

Склероз. Бортовые системы работают нормально?

Майя смотрит в свою тетрадку.

Майя. Восемь тридцать – я встала. А больше пока ничего не было.

Склероз. Будет. Если бы у вас так работала голова, как работает…

Майя. Фи, а еще говорят, склероз – это болезнь интеллигентных людей.

Склероз. Это вы сказали.

Майя. Какая разница! Не придирайтесь. А где мой халат? Склероз. Никакого халата! Только платье. Вот это – надевайте! Узнаете? (Подает Майе старое подвенечное белое платье.)

Майя. Да! Это же – подвенечное платье моей мамы. Оно чудом сохранилось… Но как же я оденусь?.. При всех…

Склероз. Эх, что бы вы без меня делали?! Я вас прикрою!

Склероз поднимает одеяло и закрывает Майю от публики. Она надевает платье.

Майя. Я готова.

Склероз опускает одеяло. Майя в подвенечном платье рядом со Склерозом.

Склероз. Супер, Маечка! И у меня к вам – предложение. Давайте сделаем с вами финальное селфи.

Майя. А что – давайте! Отличная идея! И пусть нас забросают лайками!

Склероз. Забросают, уж будьте уверены. Никуда не денутся!! Ну-ка!

Склероз обнимает Майю, достает смартфон и щелкает. Склероз и Майя замирают.

На заднике сменяют друг друга их селфи.

Конец.

Ноябрь 2014 – май 2015 – январь 2016

Александр Володарский. Орловская порода

Пьеса в двух действиях

Действие первое

На заднике переливается огнями внушительный логотип фирмы – «ORLOV». Рядом висит большой портрет изобретателя швейной машинки Зингера. Легкая музыка. На сцене – фуршет. Тусовка – все участники спектакля. В руках гостей – бокалы с напитками, закуски. В центре событий – кутюрье Феликс Орлов, по виду – уже немолодой, но молодящийся мужчина, в безукоризненном фраке. К нему походят, поздравляют, с ним чокаются, дарят цветы, подарки. Возможно, портрет Зингера не висит, а Феликсу Орлову его дарят.

Феликс Орлов(указывая на портрет). Дорогие друзья, коллеги! Минутку внимания! Скажите, кто этот могучий старик?

Гость 1. Исаак Зингер. Изобретатель швейной машинки.

Феликс Орлов. Верно! Но Зингер не изобретал швейной машинки и не утверждал этого. В середине девятнадцатого века уже были швейные машинки. За десять дней, которые «потрясли мир» и сделали его богачом, Зингер усовершенствовал конструкцию этих моделей. Он расположил челнок горизонтально, благодаря чему нить перестала запутываться. Придумал столик-доску для ткани и ножку-держатель иглы – это позволило делать непрерывный шов. А также снабдил машину ножной педалью – освободив наши руки. Первый «Зингер» был продан за сто долларов. Это был уникальный случай, когда первый образец не только окупил все затраты на разработку, но и принес прибыль.

Гость 2(поднимает бокал). За отца всех закройщиков и портных – Исаака Зингера! И за главу дома моды «Орлов» – кутюрье Феликса Орлова!

Гости аплодируют, выпивают.

Феликс Орлов. Вот так же и дом моды «Орлов» начинался не с меня… В небольшом домике, на окраине еврейского местечка, где жила семья Орловых, в том углу, где у православных обитателей городка висели иконы, висел портрет этого человека. В нашей семье шили все. В десять лет мой отец сам сшил себе костюм. Его дед говорил ему, что он очень способный. Но потом жизнь отца сложилось так, что он никогда не брал в руки иголку. Недавно мой отец ушел… Домашние в детстве звали моего папу – Шуня, Галя-молочница – Сашко, в метрике было написано – Шимон.

Неожиданно появляется Мама— молодая женщина, обитательница местечка начала XX века. Она явно кого-то ищет.

Мама(кричит). Шуня! Шуня! Гей эсенн!

Присутствующие в недоумении пропускают ее, отходят в сторону, в темноту… Гаснет логотип. Тусовка на сцене быстро внешне преображается – это уже обитатели старого еврейского местечка.

Обитатель 1. Это был обычный городок, местечко. Кто не в курсе, гуглите Википедию и читайте сами: «Местечко – небольшое поселение полугородского типа в Восточной Европе с преобладающим еврейским населением».