Исследования показывают, что у работающих матерей выше самооценка и они реже, чем домохозяйки, страдают от депрессии, но в сравнении с мужьями они больше устают и чаще болеют. В 1985 году Пегги Тройтс проанализировала два больших опроса: в каждом из них участвовало по 1000 мужчин и женщин, которых просили ответить, как часто за прошедшую неделю они испытывали каждый из 23 симптомов тревожности (например, головокружение или галлюцинации). Тройтс выяснила, что работающие матери больше, чем любая другая группа, были склонны страдать от тревожности.
В свете этих исследований образ женщины с развевающимися волосами кажется красивой обложкой, скрывающей мрачную реальность, как те картинки советских трактористов, с лучезарными улыбками на лице размышляющих о выполнении пятилетнего плана. Салаи проводил свое исследование в 1965–1966 годах. Я хотела выяснить, существует ли еще разрыв в досуге, который он тогда обнаружил, или он все-таки исчез. Поскольку в большинстве супружеских пар работают оба, а в будущем таких пар станет еще больше, и большинство женщин в этих парах трудятся лишний месяц ежегодно, я хотела понять, что означает этот «лишний месяц» для каждого человека и как он влияет на любовь и брак в эпоху большого количества разводов.
МОИ ИССЛЕДОВАНИЯ
Вместе с моими ассистентами Энн Мачун и Элейн Каплан я подробно опросила 50 пар и провела наблюдения в десятке домов. Мы начали с опросов квалифицированных рабочих, студентов и «белых воротничков» в Беркли, штат Калифорния, в конце 1970-х. Это было в самый разгар движения за права женщин, и многие из этих пар всерьез и осознанно стремились модернизировать базовые правила своей семейной жизни. Благодаря гибкому графику работы и сильной поддержке общества многим это удалось. Их жизненные обстоятельства были необычными, и поэтому они стали нашей «группой для сравнения», когда мы стали искать другие, более типичные для Америки пары. Наши поиски увенчались успехом в 1980 году, когда мы разослали анкету о работе и семейной жизни каждому 13-му из списка персонала крупной компании-производителя. В конце анкеты мы спросили пары, воспитывающие детей младше шести лет и работающие полный рабочий день, готовы ли они подробнее поговорить с нами о своей жизни. Эти пары, опрошенные в период 1980–1988 годов, их соседи и друзья, учителя их детей, работники детсадов и няни образуют ядро этой книги.
Когда мы звонили, некоторые из нянь отвечали, подобно одной женщине: «О, вы нас опрашиваете! Это хорошо. Мы тоже люди». Или как другая: «Рада, что вы считаете, что мы тоже трудимся. Многие так не считают». Выяснилось, что у многих работниц детских садов тоже были маленькие дети и работающие мужья, и мы поговорили об этом и с ними.
Мы также побеседовали с другими мужчинами и женщинами, не входившими в союзы с обоими работающими супругами: с разведенными родителями, которые были уставшими от войн ветеранами браков с обоими трудозанятыми партнерами, и с традиционными парами, чтобы понять, насколько обнаруженные нами проблемы характерны именно для работающих пар.
Я сосредоточила свое внимание на гетеросексуальных, состоящих в браке парах с детьми в возрасте до шести лет, их воспитательницах в детских садах и других людях из их мира (со всех ступенек социальной лестницы). Но вторая смена остается в центре внимания также и других типов пар – не состоящих в браке, геев и лесбиянок, бездетных пар и родителей детей постарше. В частности, как показывают исследования, геи и лесбиянки чаще гетеросексуальных пар разделяют друг с другом тяготы второй смены: родители-геи специализируются на определенных обязанностях, лесбиянки – выполняют похожие задачи[6 - Peplau L.A., Beals K.P. The Family Lives of Lesbians and Gay Men // Vangelisti A. (ed.). Handbook of Family Communication. Mahwah, NJ: Lawrence, 2004.].
Я также наблюдала за повседневной жизнью десятка домохозяйств по вечерам в будние дни, на выходных и в последующие месяцы, когда меня приглашали поехать на природу, на ужин или просто поговорить. Я сидела на ступеньках и ждала, пока измотанные родители и их голодные дети вылезут из семейной машины. Я вместе с ними ходила за покупками, к друзьям, смотрела телевизор, ела с ними, гуляла в парке и заходила в гости, когда они отправляли детей в сад, часто оставалась в доме у няни после того, как родители с ней попрощались. В доме я сидела на полу в гостиной, рисовала с детьми картинки или играла. Я смотрела, как родители купают малышей, читают им книжки на ночь и желают спокойной ночи. Большинство пар старались включить меня в свой семейный круг, приглашая поесть с ними и поговорить. Когда они со мной заговаривали, я отвечала, время от времени задавала вопросы, но редко сама заводила разговор. Я старалась быть такой же незаметной, как их собака. Часто я устраивалась у них в гостиной, тихо делала заметки. Иногда я вместе с женой поднималась наверх или спускалась вниз, провожала ребенка, когда он шел «помочь папе» ремонтировать машину, или смотрела телевизор вместе с остальными. Порой я выходила из своей роли, чтобы вместе с ними посмеяться над их шутками о том, как должна вести себя «образцовая» работающая пара. Или, возможно, шутки были хитроумной частью моей роли, помогавшей отвлечь их и заставить держаться более естественно. На протяжении двух-пяти лет я звонила или навещала эти пары, чтобы поддерживать контакт, даже когда перешла к изучению жизни других работающих пар – черных, мексиканцев, белых – из всех классов и слоев общества.
Я спрашивала, кто что выполнял из разнообразных домашних обязанностей и в каком объеме. Кто готовит еду? Пылесосит? Заправляет постели? Шьет? Поливает цветы? Посылает открытки на Новый год и Хануку? Кто моет машину? Ремонтирует бытовые приборы? Заполняет налоговые декларации? Наводит порядок во дворе? Я выясняла, кто берет на себя бо?льшую часть планирования по дому, кто замечает, например, что ребенку пора стричь ногти, кто больше озабочен тем, как выглядит дом, или переменами в настроении ребенка.
ЧТО ТАКОЕ ЛИШНИЙ МЕСЯЦ В ГОД
Женщины, которых я опрашивала, казалось, сильнее разрываются между работой и семьей, чем их мужья. Они дольше и с бо?льшим оживлением говорили о неутихающем конфликте между этими сферами. Как бы они ни были заняты, женщины чаще радовались идее дополнительного интервью. Они чувствовали, что вторая смена – это их проблема, и большинство мужей с ними соглашались. Когда я позвонила одному из них договориться об интервью, объяснив, что хочу расспросить его о том, как он справляется с работой и семьей, он добродушно ответил: «О, это будет очень интересно моей жене».
Именно женщина предложила мне метафору из заводской жизни – «вторая смена». Сама она никак не соглашалась с идеей, что домашние дела – это «рабочая смена». В семье для нее был смысл жизни, и она не хотела воспринимать ее как работу. Но как она выразилась: «На работе вы при исполнении. Приходите домой и тоже при исполнении. Затем снова идете на работу и снова при исполнении». После восьми часов на работе, где она приводила в порядок страховые иски, она приходила домой готовить рис на ужин, ухаживать за детьми и стирать. Хотя она была с этим не согласна, ее домашняя жизнь ощущалась как вторая смена. Такова была реальная история, и в этом и заключась проблема.
Мужчинам, делившим с женщинами работу по дому, казалось, так же не хватает времени, как и их женам, и они так же разрываются между требованиями карьеры и маленькими детьми, как показывают истории Майкла Шермана и Арта Уинфилда. Но большинство мужчин не участвовали в работе по дому. Одни отказывались категорически. Другие – неявно: оказывая эмоциональную поддержку и сочувствующе выслушивая, когда их работающие жены сталкивались со сложностями, которые оба супруга считали проблемой жены. Поначалу мне казалось, что вторая смена затрагивала только один пол. Но постепенно я поняла, что на мужей, мало помогавших по дому, очень часто влияют негативные эмоции жен, и им приходится искать способы справляться с обидами. Эван Холт, о котором я пишу в гл. 4, продавец мебели, мало помогал по дому и играл со своим четырехлетним сыном Джоуи, когда ему было удобно. Поначалу казалось, что жонглирование работой и семьей – проблема жены. Но Эван сам страдал от побочных эффектов «ее» проблемы. Супруга, конечно, отрабатывала вторую смену, но очень злилась из-за этого и полуосознанно выразила свою фрустрацию и гнев, потеряв интерес к сексу и сосредоточив все внимание на Джоуи. Так или иначе, большинство мужчин, с которыми я беседовала, страдают от серьезных пертурбаций, вызванных тем, что я считаю переходной фазой в жизни американской семьи.
Одна из причин того, почему женщин больше волнуют проблемы сочетания работы и семьи, в том, что, даже когда мужчины добровольно делят с ними тяготы, они все равно чувствуют бо?льшую ответственность за дом. Женщины чаще следят за графиком посещения врачей, организуют детские игры и поддерживают отношения с родственниками. Больше матерей, чем отцов, волновались из-за хвоста на костюме ребенка для Хэллоуина или о подарке на день рождения школьного друга. Находясь на работе, они чаще звонили няне, чтобы узнать, как идут дела.
Отчасти из-за этого больше женщин чувствуют, что разрываются между одним или другим срочным делом: потребностью успокоить ребенка, который боится оставаться в детском саду, и необходимостью показать начальнику на работе свою «серьезность». Больше женщин, чем мужчин, задавались вопросом о том, насколько они хорошие родители, или, если не задавались, то спрашивали себя, почему не задаются. Женщины чаще мужчин колеблются между осуществлением своих амбиций и дистанцированием от них.
Когда женщины стали в массовом порядке выходить на рынок труда, по семьям ударило «ускорение» трудовой и семейной жизни. С тех пор как жены сидели дома, часов в сутках не прибавилось, но делать сегодня приходится вдвое больше. Принимать на себя это «ускорение» приходится в основном женщинам. 20 % мужчин в моем исследовании наравне с женщинами занимались работой по дому. 70 % выполняли изрядное ее количество (меньше половины, но больше трети), а 10 % выполняли меньше трети. Даже когда пары более справедливо распределяют работу по дому, женщины выполняют две трети ежедневных дел, таких как готовка и уборка, то есть дел, которые встраивают их в жесткую рутину. Большинство женщин готовит ужин, а большинство мужчин меняет масло в семейном автомобиле. Но, как заметила одна мать, ужин надо готовить каждый вечер около шести, тогда как менять масло – раз в полгода, в любой день, в любое удобное время. Женщины больше, чем мужчины, ухаживают за детьми, а мужчины больше чинят бытовую технику. Ребенком надо заниматься каждый день, а ремонт бытовой техники часто можно отложить до той поры, когда «у меня будет время». У мужчин больше контроля за тем, когда они вносят свой вклад в домашнее хозяйство. У них может быть много обязанностей по дому, но, подобно начальнику, который может сказать секретарше «подержи звонок на линии», у мужчин больше контроля за временем. Обычно, как и в случае с секретаршей, это обязанность работающей матери – «принимать звонки».
Еще одна причина, по которой нагрузка на женщин больше, чем на мужчин, в том, что они чаще делают две вещи одновременно – например, выписывают чеки и отвечают на звонок, пылесосят и присматривают за трехлетним ребенком, складывают постиранные вещи и обдумывают список покупок. Мужчины чаще готовят ужин или ведут ребенка в парк. Женщины же чаще жонглируют тремя сферами – работой, детьми и домашними заботами, тогда как мужчины разбираются только с двумя – работой и детьми. Со временем, которое они проводят с детьми, у женщин конкурируют два, а не один вид деятельности.
Женщины не только больше делают работы по дому, но и уделяют этому больше времени, чем уходу за детьми. Мужья дома, напротив, в основном занимаются с детьми. Иными словами, работающие жены сравнительно больше времени проводят, «заботясь о доме», а их мужья – «заботясь о детях». Поскольку большинство родителей предпочитает проводить время с малышами, а не заниматься уборкой, мужчины чаще делают то, что им и так нравится. Мужчины чаще, чем женщины, водят детей «развлекаться» в парк, в зоопарк, в кино. Женщины больше времени занимаются собственно уходом за детьми, например, кормят и моют их, что само по себе, конечно, приятное занятие, но не такое веселое или запоминающееся, как поход в зоопарк. Мужчины также реже занимаются «грязной» работой: реже моют туалеты или драют ванную.
В результате женщины склонны чаще заводить разговор о том, как они вымотались, больны и «эмоционально истощены». Многих женщин я была не в состоянии оторвать от темы сна. Они рассуждали о том, сколько могут «протянуть на» шести с половиной, семи, семи с половиной часах сна… Говорили о том, сколько сна, больше или меньше, нужно их знакомым. Некоторые извинялись за то, что им нужно так много спать («Боюсь, мне нужно спать по восемь часов»), так, как будто восемь часов – это слишком много. Они говорили о том, какое воздействие на сон ребенка оказывает смена няни, рождение второго ребенка или командировка. О том, как можно не до конца просыпаться, когда ребенок зовет ночью, и как после этого снова заснуть. Эти женщины говорили о сне так, как голодный говорит о еде.
В любом случае, если в данный период американской истории семья с обоими работающими супругами страдает от ускорения рабочей и семейной жизни, работающие матери оказываются его первыми жертвами. Есть ирония в том, что именно женщинам часто выпадает роль «эксперта по времени и перемещениям» в семейной жизни. Проводя наблюдение в домах, я замечала, что часто именно мать подгоняет детей: «Быстрее! Пора идти», «Доедай свои мюсли!», «Потом сделаешь», «Пошли!». Когда на мытье отведено время с 7:45 до 8:00, часто именно мать бросает клич: «А ну-ка, кто быстрее искупается?». Часто младший ребенок будет спешить, чтобы первым оказаться в кровати, а более старший и опытный – тормозить, сопротивляться, иногда обижаться: «Мама всегда нас подгоняет». К сожалению, на женщинах чаще вымещается семейная агрессия, вызванная ускорением семейной и рабочей жизни. Они выступают как «отрицательные персонажи» в процессе, который делает их своими первыми жертвами. Именно это, даже больше чем долгие часы работы, недосыпание и метания между семьей и работой, – самая печальная цена, которую приходится платить женщинам за лишний месяц работы в течение года.
Глава 2
Брак в забуксовавшей революции
Каждый брак несет на себе отпечаток экономических и культурных тенденций, которые берут начало далеко за его пределами. Вывод промышленных производств в другие страны и упадок профсоюзов (что сократило возможности мужчин зарабатывать), расширение сферы услуг, создавшее рабочие места для женщин, новые культурные образы (вроде женщины с развевающимися волосами), делающие привлекательным положение работающей матери – все эти изменения не просто происходят вокруг брака. Они происходят внутри брака, и трансформируют его. Проблемы в отношениях мужей и жен, кажущиеся «индивидуальными» и «семейными», часто связаны с тем, что индивиды переживают мощные экономические и культурные потрясения, которые вызывают не один человек и не два. Ссоры Нэнси и Эвана Холт, Джессики и Сета Стейн и Аниты и Рея Джадсон, как мы увидим, во многом вызваны трениями, возникающими между женщиной, которая меняется быстро, и мужчиной, который меняется медленно, между темпами сдвигов, которые и сами обусловлены различной скоростью, с которой мужчины и женщины входят в индустриальную экономику.
У экономического развития США есть два аспекта – «ее» и «его». Во второй половине XIX века преимущественно мужчины уходили с ферм, чтобы вступить в мир оплачиваемого труда в промышленности, и преимущественно мужчинам приходилось менять свой образ жизни и идентичность. В тот исторический момент мужчины стали меньше походить на своих отцов, чем женщины на своих матерей. Сегодня стрелка развития экономики указывает на женщин. Именно они входят в мир оплачиваемого труда и переживают изменение образа жизни и идентичности. Женщины в большей степени отрываются от привычек своих матерей и бабушек[7 - Это больше относится к белым женщинам и представительницам среднего класса, чем к черным или малоимущим женщинам, чьи матери работали вне дома. Но тенденция, о которой я говорю – рост числа американок на оплачиваемых должностях с 20 % в 1900 году до 55 % в 1986 году, – повлияла на огромное число людей.].
Как более раннее вступление в индустриальную экономику мужчин, так и более позднее – женщин, повлияло на отношения между полами, особенно на их отношения в браке. Ранее произошедший рост числа мужчин среди наемных работников привел к усилению их власти, а нынешний рост числа женщин на этих работах в некоторой степени укрепил их позиции. В общем и целом переход мужчин к наемному труду не привел к дестабилизации семьи, тогда как увеличение числа работающих женщин, при отсутствии других изменений, спровоцировало рост числа разводов.
Приток женщин в экономику не сопровождался доминирующим в культуре пониманием брака и труда, которое сделало бы этот переход более гладким. Женщины изменились. Однако большинство рабочих мест так и осталось нечувствительным к семейным нуждам своих работников, а дома большинству мужчин еще только предстоит приспособиться к переменам в женщинах. Этот конфликт между изменением женщин и практически полным отсутствием изменений где-либо еще позволяет мне говорить о забуксовавшей революции.
Общество, не пострадавшее от такой «пробуксовки», было бы обществом, безболезненно адаптированным к тому, что большинство женщин трудится не дома. В нем родители имели бы возможность работать неполный день, делить обязанности, пользоваться гибким графиком, уходить в декретный отпуск, ухаживать за больными детьми и заботиться о здоровых. Как это представляла себе Долорес Хейден в книге «Переделывая американскую мечту», такое общество предполагало бы дешевое жилье недалеко от места работы и, возможно, коммунальные столовые и прачечные. В нем были бы мужчины, чьи представления о мужественности поощряли бы их активно заниматься детьми и хозяйством. Забуксовавшей революции, напротив, недостает социальных механизмов, которые облегчали бы жизнь родителям, и недостает мужчин, которые делили бы с женщинами вторую смену.
Если женщины начинают меньше заниматься бытом, потому что у них остается меньше времени, если мужчины делают по дому лишь немного больше, чем раньше, а бытовые заботы и уход за детьми при этом требуют приблизительно одних и тех же усилий, тогда вопросы о том, кто что делает дома и что «нужно делать», становятся ключевыми. Они могут стать источником серьезных конфликтов в семейной жизни, которые я и буду исследовать в этой книге.
Из-за конфликтов, вызванных «пробуксовкой» в этой социальной революции, многие мужчины и женщины стали избегать браков, в котором оба супруга работают. Одни женились или выходили замуж, но продолжали цепляться за традицию, в которой мужчина был добытчиком, а женщина занималась домашним хозяйством. Другие отвергали сам институт брака. В «Сердцах мужчин» Барбара Эренрайх описывает «мужской бунт» против финансового и эмоционального бремени, которое накладывает содержание семьи. В «Женщинах и любви» Шер Хайт описывает «женский бунт» против не приносящих удовлетворения и неравных отношений с мужчинами. Но пары, которым посвящена эта книга, не состоят в традиционных браках и не отказываются от брака. Они изо всех сил пытаются примирить требования двух работ со счастливой совместной жизнью. С учетом этой долгой экономической истории и сегодняшней забуксовавшей революции я хотела выяснить, как живет семья с обоими работающими супругами.
Когда после занятий в Беркли я ездила по отдаленным пригородам, небольшим городам и районам залива Сан-Франциско, чтобы понаблюдать за парами с обоими работающими супругами у них дома и задать вопросы, а потом возвращалась в собственную работающую семью, на смену моему изначальному интересу к разделению труда в доме постепенно пришел ряд более сложных вопросов. Что заставляет одних работающих матерей в одиночку делать все домашние дела – следовать стратегии, которую я называю стратегией супермамы, – а других давить на мужей, чтобы те взяли на себя хотя бы часть их нагрузки? Почему одни мужчины искренне хотят разделить с женой бытовые тяготы и уход за детьми, другие поддаются давлению с чувством обреченности, а третьи упираются и не уступают?
Как представления супруга о мужественности влияют на его мнение о том, что ему «положено чувствовать» по отношению к дому и работе? Что он на самом деле ощущает? Вступают ли его реальные чувства в конфликт с тем, что, по его мнению, он должен испытывать? Как он решает этот конфликт? Те же самые вопросы относятся к женам. Как стратегия, при помощи которой супруги решают проблему второй смены, влияет на детей, работу и брак? Такого рода вопросы вывели меня на сложную взаимосвязь между нуждами семьи, стремлением к равенству и счастьем в современном браке.
Мы можем описать пару как богатую или бедную, и это многое скажет нам об этом браке. Мы можем описать ее как католическую, протестантскую, иудейскую, черную, мексиканскую, азиатскую или белую, и это еще добавит информации о ней. Мы можем описать брак как сочетание двух личностей, например, «обсессивно-компульсивной» и «нарциссической», и снова это даст нам какие-то данные. Но знания о классе, этничности и личности дает нам только ограниченное понимание того, кто разделяет вторую смену, а кто нет, и становится ли брак от этого счастливее.
Когда я стала сравнивать одну пару, в которой оба супруга делят вторую смену между собой, с тремя другими, которые так не поступают, многие ответы, которые могли бы показаться очевидными, – более высокий доход мужчины, его долгий рабочий день, тот факт, что его мать была домохозяйкой или что отец ничего не делал по дому, его представления о гендерных ролях – на самом деле не объясняли, почему одни женщины работают лишний месяц в году, а другие нет. Они не объясняли, почему одни женщины, казалось, рады трудиться лишний месяц, а других это делало глубоко несчастными. Когда я сравнивала одну пару, которая решала бытовые задачи вместе и была счастлива, с другой, в которой супруги тоже совместно занимались домашним хозяйством, но были при этом глубоко несчастны, стало ясно, что чисто экономических или психологических ответов недостаточно. Постепенно я почувствовала необходимость изучить то, насколько глубоко укоренена гендерная идеология в каждом мужчине и женщине. Некоторые мужчины и женщины казались сторонниками равноправия «внешне», но традиционалистами «внутри», или наоборот. Я старалась обращать внимание на различие между поверхностной идеологией (расходившейся с внутренними чувствами) и глубинной (которая этими чувствами поддерживается). Я изучала, как каждый примирял идеологию со своей остальной жизнью. Я ощущала потребность исследовать то, что я называю гендерными стратегиями.
В ВЕРХНЕЙ И В НИЖНЕЙ ТОЧКЕ ГЕНДЕРНОЙ ИДЕОЛОГИИ
Гендерная стратегия – это план действий, при помощи которого человек пытается решить насущные проблемы, опираясь на существующие культурные представления о гендере. Реализуя ту или иную гендерную стратегию, мужчина опирается на определенные идеи мужественности и женственности, которые были заложены в раннем детстве и обычно связаны с глубинными эмоциями. Он устанавливает связь между тем, что он думает о своей мужественности, что чувствует по отношению к ней и что делает. Точно так же это работает для женщин. Гендерная идеология определяет для каждого человека, с какой сферой он хочет идентифицироваться (с домом или работой) и сколько власти в браке хочет иметь (меньше, больше, равное количество).
Я обнаружила три типа идеологии в брачных ролях: традиционную, переходную и эгалитаристскую. Даже если она работает, «чисто» традиционная женщина хочет идентифицироваться со своей домашней деятельностью (как жена, мать, мама для соседских детей), хочет, чтобы идентичность ее мужа была основана на работе, и хочет иметь меньше власти, чем у него. Того же самого хочет традиционный мужчина. «Чистая» сторонница эгалитаризма хочет идентифицироваться с теми же сферами, что и ее муж, и иметь столько же власти в браке, сколько он. Одни хотят, чтобы пара была совместно ориентирована на дом, другие – чтобы на карьеру, или же оба желают вместе поддерживать некий баланс между ними. Между традиционным и эгалитаристским типом находится переходный, полученный любым из всевозможных сочетаний двух других типов. Но в отличие от традиционной женщины, женщина переходного типа хочет идентифицироваться со своей ролью и на работе, и дома, но полагает, что идентичность ее мужа должна быть более основана на работе. Типичная представительница переходного типа хочет идентифицироваться одновременно и с заботой о доме, и с помощью мужу в добывании денег, но при этом хочет, чтобы ее муж фокусировался на заработке. Типичный мужчина переходного типа горой стоит за то, чтобы жена работала, но при этом ждет, что она возьмет на себя львиную долю домашних дел. Большинство людей, с которыми я говорила, относились по своим убеждениям к переходному типу.
В действительности я обнаружила противоречия между заявленными людьми представлениями о своих ролях в браке и тем, что они чувствовали по отношению к этим ролям. Одни мужчины казались мне эгалитаристами снаружи, но традиционалистами внутри. Другие – традиционалистами снаружи и эгалитаристами внутри[8 - Общенациональное исследование, проведенное в 1978 году Джоан Хюбер и Гленной Спице, показало, что 78 % мужей думают, что, если муж и жена оба работают полный рабочий день, они должны поровну делить работу по дому (Huber J., Spitze G. Sex Stratification: Children, Housework and Jobs. N.Y.: Academic Press, 1983). На самом деле мужья работающих женщин в среднем выполняют самое большее треть работы по дому.]. Очень часто глубинные чувства человека были реакцией на назидательные истории из детства, как и реакцией на взрослую жизнь. Порой эти чувства укрепляли фасад гендерной идеологии человека. Например, страх Нэнси Холт стать безответной «половой тряпкой», какой, по ее ощущениям, была ее мать, придавал эмоциональный заряд ее убежденности в том, что ее муж, Эван, должен делить с ней вторую смену.
С другой стороны, чувство отчужденности Энн Майерсон от ее успешной карьеры подрывало и ее внешнюю преданность работе, и готовность разделить вторую смену с мужем. Она хотела чувствовать такую же увлеченность своей карьерой, как и ее супруг своей. Она думала, что должна любить свою работу, должна думать, что она важна. Но на самом деле, как Энн призналась мне дрожащим голосом, она не любила свою работу и не считала ее важной. Она переживала конфликт между тем, что, как ей казалось, должна была чувствовать, и тем, что в действительности переживала. Ее гендерная стратегия, среди прочего, оказалась попыткой разрешения этого конфликта.
Мужчины и женщины, которых я описываю, по-видимому, формировали свою гендерную идеологию путем бессознательного синтеза определенных культурных идей и чувств по отношению к своему прошлому. Но в то же время они развили эту идеологию, исходя из возможностей, которые у них были. Некогда в юности они сравнили свои личные «активы» с возможностями, имеющимися у мужчин и женщин их типа. Они увидели, какая гендерная идеология лучше всего подходит к их обстоятельствам и – часто независимо от своего воспитания – идентифицировались с определенной версией мужественности или женственности. Для них она «имела смысл». Она помогла им «чувствовать себя теми, кто они есть». Например, женщина оценивает свое образование, ум, возраст, обаяние, сексуальную привлекательность, тип сексуальности, потребность в содержании, устремления и соотносит все это с пониманием того, на что женщины вроде нее могут рассчитывать на рынке труда или на брачном рынке. Какую работу она может получить? Каких мужчин? Если она желает выйти замуж, каковы шансы равного брака, традиционного брака, счастливого брака, вообще выйти замуж? Среди ухажеров, из которых она может выбирать, есть только очень традиционные мужчины? Она это учтет. Точно так же она оценит перспективы работы. В этом случае определенная гендерная идеология, например, традиционная, «имеет смысл». Женщина примет ту идеологию, которая соответствует тому, как она оценивает свои шансы. Она будет придерживаться определенной версии женственности («хрупкий цветок», например). Будет идентифицироваться с ее обычаями (мужчины, открывающие перед женщиной двери) и символами (кружевные платья, длинные волосы, слабое рукопожатие, потупленный взгляд). Она попытается сформировать у себя «идеальный характер» (почтительный, зависимый) не потому, что ее этому научили родители, не потому, что он соответствует ее «истинной природе», но потому, что именно эти обычаи соответствуют ее ресурсам и ее общему положению в забуксовавшей революции. Тот же самый принцип применим к мужчинам. Какой бы искренней или двусмысленной ни была чья-то гендерная идеология, как правило, она отвечает ситуации.
ГЕНДЕРНЫЕ СТРАТЕГИИ
Когда мужчина пытается применять свои представления о гендере к жизни, он, сознательно или бессознательно, следует гендерной стратегии[9 - Понятие гендерной стратегии – это переделка понятия стратегии действия, предложенной Энн Свидлер (Swidler A. Culture in Action – Symbols and Strategies // American Sociological Review. 1986. Vol. 51. P. 273–286). Свидлер пишет о том, как индивиды используют аспекты культуры (символы, ритуалы, истории) в качестве «инструментов» для создания линии поведения. Я здесь сосредоточусь на аспектах культуры, влияющих на наши представления о мужественности и женственности, и на нашей эмоциональной подготовке и эмоциональных последствиях наших стратегий.]. Он намечает курс. Он может стать «суперпапой» – много работать и укладывать спать ребенка поздно вечером, чтобы успеть провести с ним время. Или может пораньше возвращаться с работы. Или сократить количество бытовых забот и проводить меньше времени со своими детьми. Или же он может пытаться активно помогать жене разделить вторую смену.
Термин «стратегия» относится и к плану действий, и к эмоциональной подготовке к реализации этой стратегии. Например, мужчина может заставить себя задушить свои карьерные амбиции, чтобы посвятить себя детям, или не обращать внимание на милые детские просьбы, закаляя себя для конфликтов на работе. Он может сделаться нечувствительным к просьбам жены или же стать тем родителем, который подбегает к ребенку, когда тот зовет на помощь.
Я пыталась распознавать трещины в гендерной идеологии, конфликты между разумом и чувствами и эмоциональную работу, необходимую для того, чтобы соответствовать гендерному идеалу, когда внутренние потребности или внешние условия делают это сложным.
По мере развития этой социальной революции проблемы семей с обоими работающими супругами будут не уменьшаться, а увеличиваться. Если мы не можем вернуться к традиционному браку и не хотим в отчаянии махнуть рукой на брак в целом, очень важно понимать его как магнит, притягивающий к себе проблемы забуксовавшей революции, и понимать гендерные стратегии как основную динамику брака.
ЭКОНОМИКА БЛАГОДАРНОСТИ
Взаимодействие между гендерными идеологиями мужчины и женщины предполагает более глубокое взаимодействие между его благодарностью ей и ее благодарностью ему. Ибо в том перетягивании каната, каковым является брак, идентичность людей влияет на представления о даре. Если мужчина считает более высокий заработок супруги противоречащим его идеалу мужественности, то его согласие «терпеть» это может выглядеть как его дар ей. Но муж также может испытывать те же чувства, что и один из моих информантов: «Когда моя жена начала зарабатывать больше меня, я подумал, что напал на золотую жилу!». В этом случае дар – зарплата его жены, а не его способность снисходительно ее принять. Пары редко ссорятся только затем, чтобы выяснить, кто что делает. Гораздо чаще они спорят о том, кто что приносит и получает в дар.
СЕМЕЙНЫЕ МИФЫ
Когда я наблюдала за парами у них дома, я начала понимать, что они часто на ходу придумывают семейные мифы – версии реальности, скрывающие глубинную истину, чтобы избегать напряжения в семье[10 - Термин «семейный миф» я позаимствовала в: Ferreira A.J. Psychosis and Family Myth // American Journal of Psychotherapy. 1967. Vol. 21. P. 186–225.]. Эван и Нэнси Холт справлялись с неразрешимым спором, связанным с распределением работы по дому, при помощи мифа о том, что теперь они «делили ее поровну». Другая пара, неспособная признать конфликт, стала верить, что «мы не дискутируем о том, кто берет на себя выполнение домашних обязанностей, мы и без того слишком заняты нашими карьерами». Еще одна пара была убеждена, что муж по рукам и ногам связан карьерой, потому что «этого требовала работа», тогда как на самом деле за этим скрывалось то, что они с женой друг друга избегали. Не всем парам требуются семейные мифы. Но когда они возникают, то, по моему мнению, зачастую нужны, чтобы справляться с ключевыми конфликтами, которые так или иначе связаны с длинной рукой забуксовавшей революции.
Спустя некоторое время после того как я начала интервьюировать пары, я стала предлагать семьям, которые этого хотели, мою интерпретацию того, как они встраиваются в общую картину, которую я наблюдаю, и какие, на мой взгляд, у них были стратегии для решения проблемы второй смены. Очень часто пары с облегчением узнавали о том, что не одиноки, и получали стимул начать диалог об истоках своих бед.
Многие пары из этой книги работали допоздна и имели очень маленьких детей: в этом отношении им выпала нелегкая судьба. Но в одном кардинальном отношении им повезло больше, чем большинству супружеских пар в Америке: бо?льшая часть из них принадлежала к среднему классу. Кроме того, многие работали в компании, которая проводила прогрессивную политику в отношении персонала, не скупилась на зарплаты и премии. Если уж этим парам из среднего класса с трудом удавалось жонглировать работой и семьей, что говорить о многих других семьях по всей стране, которые меньше получают, у которых более жесткий график, менее стабильная или оплачиваемая работа и которые не имеют хороших детских садов.
Мы с Энн Мачун начали проводить интервью в 1976 году и закончили большинство из них к началу 1980-х. Я закончила в 1988 году. Около половины моих более поздних интервью были продолжением контактов с парами, с которыми я говорили ранее, другая их половина были новыми.
Что изменилось в период с 1976 по 1988 год? На практике немногое. Но в то же время кое-что поменялось. Больше пар хотели делить домашний труд и воображали, что они делят его. Дороти Симс, директор по персоналу, воплотила в себе эту новую смесь идеи и реальности. Она охотно объясняла мне, что они с мужем, Дэном, «занимались поровну всей работой по дому» и что они «в одинаковой мере ухаживали» за девятимесячным сыном Тимоти. Ее муж, продавец холодильников, с энтузиазмом отнесся к ее карьере и скорее радовался ее высокой зарплате, чем пугался ее. Он заставлял ее учиться читать океанские карты и подсчитывать процентные ставки (чему она до тех пор учиться не хотела), потому что в наши дни «женщина должна это уметь». Но однажды за ужином произошел показательный эпизод. Подавая ужин с курицей, Дороти передала Тимоти мужу. На коленях у отца ребенок задремал. «Как ты думаешь, когда мне уложить Тимми?», – спросил Дэн. Последовала долгая пауза, во время которой Дороти – а затем, думаю, и Дэн, – сообразила, что этот вроде бы незначительный вопрос показал мне, что это она обычно решала такие проблемы, а не он или «они». Дороти скользнула по мне взглядом, оперлась локтями на стол и сказала мужу медленно и четко: «Итак, что мы думаем?».
Когда Дороти и Дэн описывали свой «типичный день», картина их совместного домашнего труда показалась еще менее убедительной. Дороти работала в офисе те же девять часов, что и муж. Но, придя домой, она готовила ужин и ухаживала за Тимми, тогда как Дэн успевал сыграть в сквош – три раза в неделю с шести до семи (в удобное для своего партнера время). Дэн чаще читал газеты и дольше спал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=56566601&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Одно из зданий университета. Там, в частности, размещается факультет гендерных и женских исследований. – Примеч. ред.
2
Энн Мачун – директор по образовательной отчетности Калифорнийского университета. Получила степень доктора политических наук в Висконсинском университете в Мадисоне. Автор публикаций о высшем образовании и семейных отношениях в журналах Change и Feminist Studies.
3
Цифры по занятости матерей в сфере оплачиваемого труда за 1975 и 2009 годы см.: Women in the Labor Force: A Databook. Report 1026. December 2010. U.S. Department of Labor & U.S. Bureau of Labor Statistics. Tables 5, 7. Washington, DC: U.S. Department of Labor, 2010. http://www.bls.gov/cps/wlf-databook-2010.pdf (http://www.bls.gov/cps/wlf-databook-2010.pdf). Цифры по числу матерей с детьми до года см.: Employment Characterisics of Families – 2009. U.S. Bureau of Labor Statistics, May 2010. Table 6. Washington, DC: U.S. Department of Labor, 2010. http://bls.gov/news.release/famee.t06.htm (http://bls.gov/news.release/famee.t06.htm). Цифры по занятости с неполным рабочим днем в 1975 и 2009 годах и по занятости с неполным рабочим днем матерей с маленькими детьми см: Women in the Labor Force… (цит. выше). Table 20, Table 6.
4
Szalai A. (ed.). The Use of Time: Daily Activities of Urban and Suburban Populations in Twelve Countries. Paris: The Hague Mouton, 1972. P. 668. Table B. Другое исследование показало, что мужчины проводят больше времени за едой, чем женщины (Coverman Sh. Gender, Domestic Labor Time and Wage Inequality // American Sociological Review. 1983. Vol. 48. P. 626). Что касается сна, то у мужчин и женщин паттерны различаются. Чем выше мужчина по социальному классу, тем больше он спит. Чем выше социальный класс женщины, тем меньше она спит. (Мужчины-начальники в среднем спят 7,6 часа в день. Мужчины-подчиненные, квалифицированные и не квалифицированные, в среднем спят 7,3 часа. Женщины-начальники в среднем спят 7,1 часа, женщины-подчиненные – 7,4. Квалифицированные рабочие – 7,0, неквалифицированные – 8,1 часа). Получается, что работающие женщины справляются с требованиями, которые им предъявляет сложная карьера, экономя на сне, а работающие мужья высыпаются.
Более подробно о том, сколько времени занятые мужчины и женщины уделяют домашним делам и уходу за детьми, см. в приложении.
5
Baruch G.K., Barnett R. Correlates of Fathers’ Participation in Family Work: A Technical Report. Working Paper No. 106. Wellesley, MA: Wellesley College, Center for Research on Women, 1983. P. 80–81. См. также: Walker K.E., Woods M.E. Time Use: A Measure of Household Production of Goods and Services. Washington, DC: American Home Economics Association, 1976.
6
Peplau L.A., Beals K.P. The Family Lives of Lesbians and Gay Men // Vangelisti A. (ed.). Handbook of Family Communication. Mahwah, NJ: Lawrence, 2004.
7
Это больше относится к белым женщинам и представительницам среднего класса, чем к черным или малоимущим женщинам, чьи матери работали вне дома. Но тенденция, о которой я говорю – рост числа американок на оплачиваемых должностях с 20 % в 1900 году до 55 % в 1986 году, – повлияла на огромное число людей.
8
