– Да? И что? – спросил Скотт.
Мы с Диего переглянулись.
– Это странно, – проговорила я. – Если мэр должен был отужинать с нами, почему стол накрыт только на шестерых?
– Хочешь сказать, никто не придет, чтобы нас выпустить? – спросила Саша, и в ее голосе слышались, пожалуй, нотки паники.
– Должен же кто-то накрывать на стол и подавать еду, – предположил Скотт. – Официант или кто-то вроде того.
– Похоже, все необходимое уже сделано. – Взмахом руки Диего показал на подносы с полукруглыми крышками, выстроившиеся вдоль стола. – Но почему еду подали еще до того, как мы пришли?
Скотт снял крышку с подноса, который стоял ближе всего к нему. Под ней обнаружилась цельная жареная курица и дымящиеся овощи.
– Мне кажется или это и правда странно?
– Думаю, тебе не кажется, – пробормотал Робби, снимая крышку с салатницы.
– Что ж… – Облизнув губы, Прия взглянула на блюдо с жареными бататами. – Ну, мы можем поесть, верно?
– Думаю, да… – я прикусила губу.
Робби бросил крышку на пол себе за спину.
– Ладно. Давайте тогда начинать вечеринку, верно?
Он снял крышку с еще одного блюда с курицей.
– Есть в этой забегаловке что-нибудь выпить?
– Ага, но все в баре, снаружи, – сказала Саша, открывая тарелку с фаршированными яйцами. – Фу. Интересно, как долго они тут пролежали?
Я встала и подняла крышку с самого большого блюда, стоявшего в центре стола.
Саша и Прия одновременно вскрикнули, и я чуть не уронила крышку. Сердце словно провалилось куда-то вниз. Все потрясенно уставились на содержимое подноса.
Шприц.
Конверт.
И что-то, пугающе напоминавшее бомбу.
– Что это вообще за фигня? – спросил Робби. Я не отрываясь смотрела на шприц. По спине пробежала дрожь. Шприц был наполнен бледно-бежевой жидкостью. Не защищенная колпачком игла блестела в свете канделябра, висевшего у нас над головой.
– Что это за… хрень? – вскрикнула Саша.
Несколько пластиковых емкостей размером с пачку молока были прикреплены к полудюжине коричневых палок, сцепленных проводами с маленькими электронными часами и несколькими батарейками. Каждая емкость была до половины заполнена желтой жидкостью. Часы лежали горизонтально, красные цифры вели обратный отсчет – начиная с пятидесяти девяти сорока пяти. Пятьдесят девять сорок три. Пятьдесят девять сорок два.
– Похоже на бомбу, – сказал Робби, стиснув зубы.
– Я запустила таймер… – произнесла я, не обращаясь ни к кому конкретно, сжимая крышку обеими руками. – Наверное, он запустился, когда я подняла крышку…
– Это все не по-настоящему, – произнесла Прия. – Так ведь?
– А для чего шприц? – спросила Саша.
– На нем есть этикетка. – Диего наклонился и прочитал: – Ботулотоксин. Вот черт. – Он побледнел.
– Что такое этот боту… как его там? – спросила Прия. Она стиснула кулак так сильно, что костяшки пальцев побелели.
Диего продолжал читать.
– Тут написано: «Осторожно: не допускать попадания на кожу. Одна капля может быть смертельной. Введение всего содержимого шприца вызовет мгновенную смерть».
Мы потрясенно переглянулись.
– А что в конверте? – спросил Робби. Никто не шелохнулся.
Пятьдесят девять тридцать. Пятьдесят девять двадцать девять.
Я поставила крышку под стол, взяла конверт с подноса, открыла его и вытащила листок бумаги. Развернув его, я прокашлялась и прочитала вслух:
– Добро пожаловать на праздничный ужин. Еще раз поздравляем вас с тем, что прошли отбор. Теперь отбором займетесь вы. В течение часа вам следует решить, кто из присутствующих умрет. Если вы не примете решение, умрут все.
1 год и 1 месяц назад
Одиннадцатый класс, январь
Последние три года я провела, старательно избегая тварей типа Саши Харрис.
Но теперь мне нужно было обратиться к ней с просьбой, и от этого зависело мое будущее.
Будучи руководительницей театрального клуба, каждое полугодие она решала, какую пьесу ставить, и я хотела написать саундтрек к следующей. Это был мой единственный шанс попасть в Южно-Калифорнийский университет, чтобы учиться писать музыку к фильмам. Папа недавно ошарашил меня новостью, что не сможет оплатить мне поездку на прослушивание осенью, так что мне нужно было придумать способ поразить членов приемной комиссии – сделать то, на что окажутся неспособны остальные две тысячи потенциальных кандидатов. В стране есть только три программы, на которые принимают сразу после школы, так что конкуренция высока. Написать для школьной пьесы саундтрек, который будет исполнять живой оркестр, и отправить запись приемной комиссии – лучший план, который я смогла изобрести.
Но это означало, что мне придется поговорить с ней – с чертовой Сашей Харрис, настоящей королевой Брюстерской высшей школы – надменной, высокомерной, чертовски устрашающей и в то же время необъяснимо почитаемой. До девятого класса мы не пересекались – в нашем городе было две средних школы, ученики которых затем попадали в Брюстерскую. Так что мы с Прией ходили в Кромпонд, а Саша и ее подруги – в Хэмптон. Но до меня доходили слухи о ее мерзком характере, о том, какой беспощадной она может быть. Доводилось ли мне самой быть тому свидетельницей? Нет. Подходила ли я к ней достаточно близко, чтобы это могло произойти? Не смешите. Я не хотела бы оказаться ее следующей жертвой.
До этого момента.
Так что теперь, в первый день после зимних каникул, я наблюдала за ней с другого конца столовой, продумывая, как к ней подойти. Ее лучшие подружки, Эми и Мария, крутились вокруг нее как мошки, убивая время за пережевыванием последних слухов. Не знаю, что пугало меня сильнее – перспектива не попасть в Южно-Калифорнийский университет или Саша.
– У меня руки дрожат. – Я подняла руку на уровень глаз, продемонстрировав дрожащие пальцы. – Черт побери, я не справлюсь.
Услышав эти слова, Прия, моя лучшая подруга, заметно расслабилась.
– О, ну и слава богу. Валим отсюда. – Она повернулась, собираясь уходить. Ее длинные, блестящие черные волосы хлестнули меня по руке.
– Подожди! – я схватила ее за запястье. – Ты так легко позволишь мне испугаться?
– Ты не боишься – в тебе просыпается здравый смысл, – заключила она, бросив взгляд на Сашу и ее свиту. – Тебе не нужно писать саундтрек для этой дурацкой пьесы. Уверена, со своими записями ты пройдешь на любую музыкальную программу, на какую захочешь.
– У остальных кандидатов тоже есть записи. – Я вытерла пот с верхней губы, наблюдая, как те трое наконец уселись за пустой столик посреди столовой. – Но они подают всякие стандартные записи – ну, знаешь, треки для рекламы, для трейлеров и тому подобное. А мне нужно сделать что-то эпичное. То, что будет выделяться.
Прия подняла брови.
– Что, твоих десяти тысяч подписчиков на ютьюбе недостаточно, чтобы выделяться?
– Десять тысяч – это ни о чем. У других ребят больше. Мне непременно нужно сделать это.
– Почему ты думаешь, что Саша вообще станет думать об этом? Они всегда выбирают какую-нибудь бродвейскую постановку, так что музыка к ней уже есть. Предлагать Саше сочинить новую музыку к пьесе – все равно что спрашивать, не захочу ли я вступить в какую-то дурацкую команду чирлидеров. Этому не бывать.
Прия всегда мечтала стать чирлидером. Но проблема заключалась в том, что у нее не хватало смелости попробовать.
– Давай так: если я заставлю ее согласиться, ты тоже попробуешь записаться в команду чирлидеров.
Ее глаза стали размером с блюдца.
– Я тоже не стану. Саша там капитан. Она мне никогда не разрешит.
Я снова взглянула на Сашу. Как ей удалось запустить свои когти буквально во все? Как будто ей на роду написано постоянно быть в центре внимания. И никто не может сказать «нет» Саше Харрис.
Теперь я должна добиться, чтобы она не сказала «нет» мне.
Глубоко вдохнув, я немного помедлила и вынула из правого уха наушник, впитывая последние отголоски энергии из саундтрека к масштабному фэнтезийному сражению. Некоторые для смелости выпивают, а мне нужна лишь доза музыки. Мощные аккорды и крещендо заставляли меня чувствовать себя так, словно я смело иду навстречу врагу, готовая к битве.
– Сейчас я это сделаю.
– Я тебе официально запрещаю. – Прия вцепилась мне в локоть, когда я попыталась сделать шаг в их сторону. – Как твоя лучшая подруга, я не могу допустить, чтобы ты оказалась на пути Саши. Сейчас она не догадывается о нашем существовании, и это не должно меняться. Помнишь, что стало с твоей сестрой? Помнишь, на что способны такие люди, как Саша?
У меня сжалось горло от одного только упоминания моей сестры, и я рывком освободила локоть от хватки Прии.
– Думаешь, мне нужно напоминание?
Смерть моей сестры Мэгги научила меня избегать девушек с подлым характером, словно чумы. Я знала, каково это – быть жертвой их жестокости, жить под бременем их насмешек. Я и не догадывалась, что испытывала Мэгги, пока все не зашло слишком далеко. Она была старше меня на четыре года и уже заканчивала школу, когда я училась в восьмом классе, так что после начальной школы мы оказались в разных учебных заведениях. Каждый раз, когда я вспоминала о Мэгги, меня душило чувство вины: я совершенно не замечала, как те девочки издевались над ней.
Когда я узнала правду, было уже слишком поздно.
После того, как она умерла, я порвала со своими подружками. Отчасти из страха, что в итоге их жертвой могу стать и я. Но по большей части из-за того, что их жалость была для меня невыносима. Большинство людей чувствуют себя ужасно неловко рядом с кем-то, кто скорбит о потере. Они пялились на меня своими широко раскрытыми печальными глазами, и из-за их неловкости мне начинало казаться, будто это я должна их успокаивать.
Тогда я была не в силах с этим справиться. Вид скорбящих родителей угнетал меня. Мне требовалось быть сильной ради них. Рядом осталась только Прия, которая поддерживала меня, позволяла мне изливать свои чувства и не смотрела при этом на меня таким встревоженным и настороженным взглядом, как они.
Так что вместо того, чтобы ходить в гости к одноклассникам или кружиться в танце на школьных вечеринках, мы закрывались в моей комнате и устраивали киномарафоны или «джем-сейшены» – я работала над очередной композицией за клавиатурой синтезатора, надев огромные красные наушники, от которых вибрировал сам череп, а она, растянувшись на ковре с Варежкой, читала фэнтези или разучивала фокусы Дэвида Т?рстона из его шоу «Безумная магия» на «Нетфликсе». Прия, как образцовый интроверт, наслаждалась такой жизнью, но я иногда тосковала по возможности ощутить себя частью большой группы.
– Прости, – с напряжением в голосе произнесла Прия. – Я просто не хочу видеть, как тебе делают больно. – Она окинула взглядом Сашу и ее подружек, которые сгрудились вокруг стола, о чем-то оживленно перешептываясь. Они выглядели так, будто прямо сейчас готовы выйти на подиум – особенно по сравнению с девушками за соседним столиком. Там сидела Бекки Уоллес и наша прежняя компания. У них были слишком большие очки, свитера и неаккуратные французские косы.
Внезапно Саша хлопнула по столу, запрокинула голову и от души рассмеялась. Я и представить не могла, что когда-нибудь смогу настолько явно и громогласно демонстрировать уверенность в себе. Люди начали удивленно оглядываться, словно ожидая продолжения шутки. Если Саша Харрис сочла что-то смешным, к этому явно стоит прислушаться.
Пока речь не заходит о тебе.
У меня внутри все сжалось. Я могу позволить страху по-прежнему определять мое будущее, если я и дальше буду бояться таких девушек, как Саша. Или я могу подняться над всей этой чертовой мутью, из которой состоит жизнь в старшей школе, и сделать то, что нужно, чтобы начать учиться музыке и в будущем создавать невероятные саундтреки для кино и телевидения.
Я должна это сделать. Просто обязана.
Кроме того, каков худший сценарий? Она может отказать. Или посмеяться надо мной. Поиздеваться надо мной. Превратить меня в посмешище, так что я сама захочу…
– Уф. – Кто-то, пробираясь позади меня, задел мою руку, заставив отвлечься от этих мыслей.
– Извини! – бросил через плечо Зейн Картер, направляясь к столу Саши.
Пока я потирала руку, Прия пристально разглядывала его.
– Боже. Он до тебя дотронулся.
– Это еще слабо сказано.
Прия уже много лет сохла по Зейну. Он был вылитой копией ее любимого фокусника, Дэвида Т?рстона. Учитывая его сверкающие зеленые глаза, лохматые каштановые волосы, четко очерченные скулы и неизменную ухмылку, сложно было ее в чем-то обвинить.
Ну, мне самой эта ухмылка не слишком нравилась.
Она немела, широко распахнув глаза, всякий раз, когда он появлялся в поле ее зрения, и от нее невозможно было добиться чего-нибудь осмысленного. Мне показалось, что за зимние каникулы она наконец забыла о нем (лично я забыла), но пару дней назад, отправившись с мамой в магазин за продуктами, она заметила, как он изучает этикетку на протеиновом коктейле в седьмом отделе. Я запомнила, что это был седьмой отдел, потому что Прия рассказала мне об этом семнадцать раз.
– Знаешь… если мы подойдем вон туда, – произнесла я, – тебе, быть может, удастся поговорить с Зейном. – Мне нужно осуществить задуманное, а это будет намного проще, если мне не придется разговаривать с Сашей в одиночку.
– Что? – удивленно воскликнула Прия. – Он же со мной не разговаривает. Даже не думай.
– Почему нет? Я слышала, он в прошлом месяце порвал со своей девушкой. – Я подтолкнула ее локтем. – Может, теперь он тобой заинтересуется.
– Ага, конечно!
– Давай просто проверим! – я ухватила Прию за запястье и, не обращая внимания на ее сумбурные возражения, потащила к столику, где сидели Саша и Зейн. Он печатал что-то на смартфоне, опираясь локтями о колени, а девочки над чем-то хихикали.
– Привет, ребята…
Ох. О нет. Рядом с Зейном уселся Робби Нельсон, его товарищ по бейсбольной команде. Он торопливо дописывал домашнее задание. Я не сразу заметила его, потому что бейсболка скрывала его лицо. Он поднял взгляд на меня, и у меня в животе тихонько заурчало.
На лицо Робби было невозможно не засмотреться – с точеными чертами, выразительным прямым носом, угловатым подбородком и серыми волчьими глазами, которые заставляют того, на кого он смотрит, чувствовать себя оленем в свете фар. Хотя я не попадала в поле зрения Саши – как я и планировала, – с Робби я то и дело пересекалась взглядом в школьных коридорах. Он наклонял голову, словно изображая вопросительный взгляд, и смущенно улыбался. Я всегда отводила взгляд первой, опасаясь, что кто-то упрекнет меня, что я на него пялюсь. Поскольку у нас не было никаких общих занятий, он, наверное, даже не знал, как меня зовут.
Но я не могла допустить, чтобы он вывел меня из равновесия. Мне обязательно нужно поговорить с Сашей.
– Ну так вот, привет, – начала я снова. Я отбросила волосы назад и широко улыбнулась, стараясь не обращать внимания на дрожь в коленях. – Как провели каникулы?
Все пятеро одарили меня отсутствующими взглядами. Я продолжала улыбаться, пытаясь сдержать жар, грозивший залить краской мою шею. У меня в голове стало совершенно пусто, я как будто забыла, что такое слова. Все сценарии, которые я продумывала, принимая утренний душ, смешались в моей голове. О чем вообще говорят популярные ребята? Вот черт. Они устроились на самом высоком насесте, а мы – словно червяки, копошащиеся на полу курятника. На что я вообще надеялась?
Наконец, Робби нарушил тишину.
– Весьма неплохо. Ты Эмбер, верно?
