– Я не знаю, где он живет, – покачал головой Борис. – Возможно, что в этом подъезде, хотя это было бы слишком большим совпадением. Я рано ухожу на работу, поздно возвращаюсь, а на выходные уезжаю домой. Я даже своих соседей по лестничной площадке за эти два года видел один раз, а уж кто живет на остальных этажах, в принципе, понятия не имею. Но этот человек нам обоим знаком. Он ехал с нами в поезде, и мы провели в одном купе ночь с воскресенья на понедельник. Его зовут Павел Николаевич Попов. По крайней мере, он нам так представился.
Взгляд следователя стал цепким, колким, злым. И Дина вполне его понимала. Сначала люди едут в поезде со случайным попутчиком, а спустя полтора суток его тело находят в их подъезде. Подозрительное совпадение, если честно.
– Та-а-ак, – сказал следователь голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – И чем вы можете объяснить, что этот самый Попов найден в вашем доме с проломленной головой? Да еще найден именно вами. Вы что, договаривались, что он приедет к вам в гости?
– Да ни о чем мы не договаривались, – Борис был абсолютно спокоен, и сейчас Дина остро завидовала его слоновьей толстокожести. Самой ей было очень страшно. – Мы попрощались в купе, и он ушел. Мы не собирались встречаться. Ни здесь, ни где бы то ни было еще. Как он оказался в нашем подъезде, я понятия не имею.
– И я должен в это поверить? – у следователя скептически изогнулась бровь.
– А это как вам будет угодно. Я говорю правду, но доказывать это не обязан. Есть такое понятие как презумпция невиновности. Хотя это вы и без меня знаете, наверное.
– Нам нужно осмотреть вашу одежду, снять отпечатки пальцев и сделать смывы с рук, – сообщил следователь. – Доказывать вы, конечно, ничего не должны, но в подозреваемые вполне годитесь. Не хочу бегать за вами по всей стране, когда мы найдем орудие преступления.
– Пожалуйста, я готов пройти все необходимые процедуры, – сообщил Борис, по-прежнему спокойно. – И Дина тоже.
Она кивнула, словно загипнотизированная мягким тембром его голоса. Как сквозь сон, она что-то подписывала, к чему-то прикасалась. На ее глазах наконец-то увезли накрытое простыней тело, лишь на плитке пола остался обведенный белым силуэт, точно такой, как она привыкла видеть в детективных сериалах. Боже мой, еще вчера вечером она считала, что любит детективы. Да она их терпеть не может.
В подъезд опасливо заходили соседи, которых до этого не пускали внутрь, держали на улице. Пугливо косились на меловой контур, брезгливо на Бориса и Дину, бочком заходили в лифт и уезжали, подальше от чужих неприятностей. Краем глаза Дина видела, что Борис позвонил и отменил вечернюю встречу, на которую уже точно не успевал, и подумала, что зря не купила продуктов на ужин.
Как бы то ни было, тягостная и муторная процедура все-таки подошла к концу, и их отпустили восвояси, велев завтра с утра явиться в отдел полиции. Услышав это, Дина снова запаниковала:
– Я не могу, у меня переговоры, если я не явлюсь, то сорву их. Никто не успеет найти другого переводчика за такое короткое время.
– Я приду с утра, – решительно сказал Борис. – А Дина подъедет, когда освободится. Давайте решим этот вопрос по-человечески. Тем более что вы понимаете, если она все равно не придет, ей за это, по большому счету, ничего не будет.
– Ладно, – после некоторого молчания ответил следователь. – Только я убедительно прошу вас из Москвы никуда не уезжать.
– Не уедем, – заверил Борис. На этом и распрощались.
Весь вечер Дина провела, завернувшись в теплый плед, найденный на диване. Несмотря на это, ее трясло в мелком ознобе, руки и ноги превратились в ледышки, и ей никак не удавалось согреться. Поглядев на нее довольно скептически, Борис оделся и куда-то ушел, а вернувшись, притащил с собой пакет всякой снеди и встал к плите. Через полчаса квартира наполнилась изумительными запахами, а еще минут через двадцать он пригласил Дину к столу.
На нем стояла запеченная в фольге семга, зажаренный картофель по-домашнему, салат из овощей и сваренный горячий глинтвейн, в котором плавали кружки оранжевого апельсина, солнечного лимона, имбиря и палочка корицы.
– Пей, – Борис почти силком усадил Дину на стул, пододвинул к ней чашку, над которой поднимался ароматный пар, и она обхватила ее двумя руками, словно к печке прижалась. – Пей и ешь. Никакой вселенской катастрофы не произошло. Смерть отвратительна, и мне правда жаль, что тебе сегодня пришлось это все увидеть, но этот человек для тебя никто, поэтому остро горевать о его смерти не стоит. И не смотри на меня так, это не цинизм, а эмоциональная гигиена. Меня, кстати, этому твой дед научил. Он как-то объяснил, что врач не может умирать с каждым своим пациентом, потому что очень быстро действительно умрет и не сможет больше никому принести пользу.
– Но я же не врач, – слабо возразила Дина.
Горячий глинтвейн стекал по пищеводу, согревая желудок, от которого по всему организму расходились волны тепла. С каждым глотком Дина тряслась все меньше, словно пила не подогретое вино, а волшебный эликсир, снимающий гигантское внутреннее напряжение.
– А какая разница? – он пожал плечами. – Нужно уметь выстраивать внутри себя защитный экран, через который не могут проникнуть неприятности, которые не касаются напрямую тебя и твоих близких. Все остальное рассосется, так зачем тратить на это нервные клетки?
– Мне кажется, ты не понимаешь, – медленно сказала Дина и сделала еще глоток. В чашке почти ничего не оставалось, и, заметив это, Борис встал, посвященнодействовал у стоящей на плите кастрюли и поставил перед ней новую чашку, забрав старую, для чего ему пришлось разжать ее пальцы.
– Ты не понимаешь, – повторила она с напором. – Убийство Попова касается нас с тобой напрямую. Мы – самые удобные подозреваемые, и мне кажется, что никто и не будет искать других. Мы вместе ехали в поезде. Могли узнать что-то важное. Или, наоборот, он узнал что-то про нас, стал свидетелем какого-то, скажем, твоего разговора, начал шантажировать.
– Ты, случаем, детективные романы не пишешь? – с улыбкой спросил Борис.
– Нет, только читаю, – огрызнулась Дина. – Тем более что жизнь гораздо шире любого романа и гораздо круче тоже. Борь, я серьезно, мы вляпались в очень крупные неприятности, и я считаю, что у нас есть только один способ из них выбраться.
– Какой же?
– Понять, кто убил Павла, самим.
Борис смотрел на нее так странно, что Дина вдруг испугалась. Сбежавший было холод вернулся, заставив вздрогнуть. Она схватилась за кружку, как за спасательный круг.
– Ты чего?
– Откуда у тебя мой паспорт? – выпалила Дина. – И почему ты оказался возле дома в неурочное время? Ты говорил, что поедешь на свою встречу прямо с работы. Зачем ты соврал, что заезжал за мной? И вообще про то, что мы с тобой пара?
– Ух, сколько вопросов, – восхитился Борис. – Прямо «Следствие ведут знатоки». Динка, ну подумай сама. Мы и так действительно выглядим подозрительно, тут я с тобой согласен. Теперь представь, что мы бы еще начали объяснять, что и в одном купе оказались случайно, и ехали в разные места, а к себе домой я тебя забрал потому, что ты потеряла паспорт. Зачем усложнять то, что и без того непросто?
– Но я действительно поехала к тебе домой, потому что без паспорта меня бы не пустили в гостиницу, а теперь этот мой документ оказался у тебя. Что я должна думать?
– Ты можешь подумать, что я вытащил паспорт из твоей сумки, чтобы обманом завлечь тебя в свою квартиру, – сухо сказал Борис. – А сделал я это для того, чтобы заманить невинную девочку в логово одинокого развратника. А еще ты можешь подумать, что вчера утром я позвонил на наш родной вокзал и узнал, что твой паспорт нашли там, где он и лежал, – на путях, и попросил отправить его вечерним поездом в Москву, потому что все понимают, что в чужом городе без паспорта невозможно. Это было не очень просто, потому что вообще-то они возвращают документы лично в руки, но тут мой депутатский статус помог. А еще то, что начальник вокзала мой приятель. А сегодня утром я встал пораньше, чтобы встретить поезд на вокзале и привезти паспорт тебе. Не тебя же, дурочку, было гонять. Выбери, пожалуйста, какой из двух вариантов тебе нравится больше.
Теперь Дине было жарко. Так жарко, что она отставила чашку и скинула с плеч плед. Господи, ну почему, почему, почему, почему она такая дура? Посадский действительно не выпускал из виду ни одну мелочь, а потому нет ничего удивительного, что именно он сразу же выяснил судьбу ее «краснокожей паспортины», в то время как ей, Дине, это даже не пришло в голову. Нашел, организовал доставку, да еще и смотался на вокзал, несмотря на то что для этого нужно было встать в пять утра, а лег он в час, не раньше.
– Спасибо, – покаянно сказала Дина.
Отчего-то ей вдруг пришло в голову, что она бы не расстроилась, узнав, что Боря специально стащил ее паспорт, чтобы, как он выразился, завлечь к себе домой. Изнутри покусывало странное разочарование. Странное, потому что никогда он ей ни капельки не нравился. Детский знакомый, даже не друг. Какая может быть дружба между десятилетней соплячкой и шестнадцатилетним почти студентом. Фу ты, какие глупости в голову лезут.
– Так, ешь все, что лежит у тебя на тарелке, – строго сказал он. Точно, как старший брат, которому оставили на попечение настырную сестренку, – и иди уже спать, ради бога. Твоей нервной системе сегодня изрядно досталось, поэтому и драму ты видишь там, где ее нет. Точнее, есть, но тебя она не касается. И еще. Заруби на своем распрекрасном носу, что играть в частного сыщика я тебе не позволю. Это не детективный роман, который лежит на твоей кровати. Это жизнь, и в ней, бывает, по-настоящему убивают. А я, между прочим, за тебя отвечаю.
Надо же, и детектив уже рассмотрел и, разумеется, осудил. Конечно, куда ей, тундре неогороженной, до человека, который читает Ландау и Хомского. Слезы встали в горле, мешая проглотить хотя бы кусочек упоительно пахнущей рыбы.
– Знаешь, что, Борис Посадский, а иди ты к черту, – вспылила Дина, выскочила из-за стола, закрылась в своей комнате, рухнула ничком на кровать и зарыдала, уткнувшись в подушку. И плакала, пока не заснула.
* * *
Под утро Дине снился какой-то то ли детектив, то ли триллер. Она часто видела такие сны, в которых выступала словно зритель, с интересом наблюдающий за разворачивающимися событиями, но непосредственно в них не втянутый. Во сне было много погони, перестрелок, выяснения отношений, вот только, проснувшись от звонка будильника в шесть часов утра, Дина ничего не помнила, только отдельные всполохи.
Выключив будильник, она села на своем диване и нащупала ногами тапочки, зевнула широко, от души, потерла глаза, которые почему-то казались отекшими и даже плохо открывались. А да, точно, наревелась на ночь, теперь будет полдня смотреть на мир через узкие щелочки.
Представив, как она сейчас выглядит со стороны, Дина тяжело вздохнула. И как в таком виде из комнаты выходить, спрашивается. Из кухни доносились звяканье посуды и аромат кофе. Значит, Боря уже встал и сам готовит завтрак. Ну конечно. От такой жилички, как она, ни толку, ни профиту. Полежать еще немного, что ли? Вдруг он уйдет, и тогда можно будет выйти в ванную и на кухню, не боясь показаться чучелом.
– Динка, хватит прятаться, выходи, – услышала она и неожиданно расхохоталась. Умный человек всегда догадывается о том, что происходит за закрытой дверью. Как же она об этом забыла. Борис услышал звонок ее будильника и правильно оценил трусливое замешательство. Что ж, снимаем шляпу.
– Иду! – прокричала Дина, которой почему-то было легко-легко, как будто это не она рыдала полночи.
Соскочив с дивана, она накинула халат, расчесала волосы, подула на непослушную челку и, смирившись с неизбежным, вышла в коридор.
– Умывайся и за стол, – строго велел выглянувший из кухни Борис, – ты вчера вечером ничего не ела, так что нужно срочно восстанавливать силы, если не хочешь посредине очередного раунда переговоров хлопнуться в обморок.
Дина шмыгнула в ванную и долго плескала на лицо холодной водой, надеясь, что сумеет привести себя в божеский вид. Постояв под контрастным душем, она быстро накрасилась, снова прошмыгнула в свою комнату и вместо халата натянула джинсы и свитерок. Ходить перед посторонним мужчиной распустехой казалось ей совершенно неприемлемым. А уж в деловой костюм она переоденется после завтрака.
– Доброе утро, – с независимым видом сообщила она, появляясь наконец на пороге кухни.
– Доброе, доброе, – Посадский шмякнул на стол тарелку с омлетом, от которого поднимался пар. – Так, вот булка с маслом, вот соленая семга, вот колбаса. Захочешь сосиски – сама сваришь. Кофе на плите, я побежал.
– Ты долго сегодня? – спросила Дина и тут же расстроилась, что не успела поймать себя за язык. Не имела она права на такие вопросы.
– С утра съезжу на завод, потому что там есть срочные дела, которые нужно доделать. На обед назначил ту встречу, которая отменилась вчера. Вопрос отлагательств не терпит, так что дальше его не отодвинешь. Потом поеду в полицию, тут уж ничего не попишешь. А оттуда сразу на вечернюю встречу. Там заказчик новый, мы в нем заинтересованы, поэтому ни отменить, ни перенести нельзя. Так что ты сегодня сама. После работы езжай в участок, чтобы не нервировать органы правопорядка. Придерживайся вчерашней версии и ничего не бойся. Скрывать тебе совершенно нечего, кроме мелких деталей, которые не имеют отношения к делу. Вернешься домой, доешь вчерашний ужин. Он в холодильнике. Вечером увидимся. Пока.
Через пару мнут хлопнула входная дверь, и Дина осталась в одиночестве, раздумывая над тем, как этот человек ничего не забывает и все успевает. Несмотря на всю ее системность и серьезный подход к жизни, сама она ТАК точно не умела.
Дина допивала вторую чашку кофе, когда у нее зазвонил телефон. Борис.
– Слушай, – скороговоркой сказал он. – Будь другом, помоги мне, пожалуйста.
– Да, конечно, – с готовностью откликнулась она.
– Я оставил в коридоре портфель. Мне он сегодня не нужен, но в нем лежит кое-что, что нужно спрятать получше. Ты можешь сейчас это сделать?
– Могу, но я не понимаю, что именно и куда я должна спрятать.
– Иди в коридор. Видишь у вешалки портфель?
Дина видела. Портфель из мягкой кожи знаменитой испанской фирмы стоял, небрежно брошенный в угол, словно и не стоил небольшое состояние.
– Так, портфель я нашла.
– Открывай, – скомандовал Борис. – Среднее отделение открывай, то, что на большой молнии. Там увидишь небольшой контейнер.
Внутри портфеля лежало что-то, что Дина приняла за маленький пластмассовый термос.
– Вижу термос, – сказала она. – Его надо достать и вымыть?
Он засмеялся, как будто она сказала невесть что смешное.
– Не надо его мыть. И открывать не надо. Это не термос, это действительно контейнер. Емкость, в которой мы перевозим сапфиры. Я вчера забрал их с завода и не успел отвезти по нужному адресу. Но негоже им валяться на полу. Этот контейнер тянет тыщ на пять баксов, так что я тебя очень прошу, отнеси его в мою спальню. Идешь?
– Иду-иду, – чуть сварливо сказала Дина, которой, во-первых, было страшно держать в руках подобную ценность, а во-вторых, отчего-то неловко было переступать порог Бориной спальни. – Все, пришла.
В спальне царил образцовый порядок. Широкая, чуть ли не трехспальная кровать, при виде которой Дина почувствовала, что краснеет, застелена шелковым покрывалом, да так ровно, что ни морщинки. На стульях ни одной впопыхах забытой вещи, створки шкафов закрыты, шторы раздвинуты, а на стоящем в углу столе ни пылинки, ни соринки, ни бумажки. Сама Дина не могла похвастаться подобным порядком в собственной квартире, а уж для одинокого холостяка комната выглядела и вообще фантастически. Уникальный человек Борис Посадский. Уникальный.
– Так, открывай левую дверцу шкафа, там на самой нижней полке увидишь сейф, – командовал тем временем голос в трубке.
В шкафу царил тот же образцовый порядок, что и во всей комнате. Вещи лежали ровными стопками, словно в фешенебельном магазине. У самого пола Дина действительно увидела встроенный в шкаф металлический сейф.
– Так, я у цели, – сказала она.
– Отлично, набирай комбинацию цифр.
– Какую комбинацию?
– Ту, что я тебе сейчас продиктую, – он снова засмеялся, и Дина почувствовала себя совсем тупой. – Один, пять, один, один, один, девять, восемь, ноль.
Кажется, он диктовал дату своего рождения, и Дина с неким превосходством вдруг подумала, что это совсем неправильно. Злоумышленники, появись у них желание ограбить директора завода Посадского, наверняка знали бы дату его рождения.
Сейф мягко чпокнул, открываясь, и Дина засунула туда контейнер, не глядя, что еще лежит внутри. Больше всего на свете она боялась быть обвиненной в том, что посягает на чужое пространство. Впрочем, кажется, сейф был пустым.
– Все, я положила, можно закрывать?
– Ага, – ответил Борис. – Только не трогай цифровую панель на внутренней стороне дверцы. Если ты это сделаешь, код изменится. Все, спасибо за помощь.
В трубке запищали гудки, и Дина осталась в одиночестве стоять у открытого шкафа. Снова нагнувшись к сейфу, она, словно движимая какой-то странной силой, начала быстро нажимать кнопки на внутренней стороне дверцы. Те самые, которые Борис велел не трогать. Два, семь, ноль, три, один, девять, восемь, шесть. Дверца снова чпокнула, закрываясь, только теперь кодом служил день рождения самой Дины. Зачем? Она не знала.
Больше в спальне ей было делать совершенно нечего. Да и на работу пора собираться. Опоздать она не может. Пройдя по коридору, Дина снова оказалась в прихожей и взяла в руки портфель, чтобы убрать его в более подходящее место. Взгляд ее упал на вешалку с верхней одеждой. Здесь был ее пуховик, отсутствовало то пальто, в каком ходил Борис, зато висела его куртка, видимо, используемая реже, чем статусный кашемир, который Дина привыкла видеть на его плечах. Этим пальто, серым в елочку, длинным, мягким, чуть не бархатным на ощупь, Дина втайне любовалась все эти дни. Борис выглядел в нем очень солидно и статусно.
Впрочем, сиротливо висевшая на вешалке куртка тоже была не из дешевых. Темно-синий пуховик из плотной, явно качественной ткани со значком акулы на бирке. Где-то Дина уже видела такой, причем совсем недавно. Она потянула за рукав и прочитала красиво выписанные вязью слова «PAUL&SHARK».
Ну да, конечно. Именно такой логотип был на куртке Павла Попова, которую Дина видела сначала валяющейся в купе, а потом в подъезде. Борина куртка вообще была точно такой же. И по фирме, и по ткани, и даже по цвету. От этого открытия Дине стало нехорошо.
Вчера в подъезде Бориса Посадского, куда он возвращался с работы, имея в портфеле искусственные сапфиры на сумму в пять тысяч долларов, был убит человек примерно того же возраста и телосложения, одетый к тому же в точно такую же куртку, как у Бориса. Это не могло быть простым совпадением.
Дина вытащила из кармана джинсов телефон и набрала его номер.
– Слушай, мне уже не очень удобно говорить, – услышала она в трубке голос, к которому за два с половиной дня успела привыкнуть. – Если ничего не случилось, то я тебе позже перезвоню.
– Ничего не случилось, только ответить мне на один вопрос, – быстрой скороговоркой проговорила Дина. – Скажи, как часто ты носишь пуховик, который висит у тебя в прихожей?
Борис молчал, видимо, не в силах понять логику ее мыслей. Конечно, спросить человека о какой-то дурацкой куртке после того, как он сказал тебе, что занят, – поступок явно неадекватный. Но Дине сейчас было совершенно все равно, что он о ней подумает.
– Довольно часто, – наконец ответил он, скорее всего, из вежливости. А может, для того, чтобы побыстрее отделаться от дурацких расспросов. – Если у меня нет деловых встреч, то в куртке удобнее ездить в машине на завод, чем в пальто. Да и теплее она. В этом году зима теплая, а в мороз в кашемире, конечно, не порассекаешь. Это все, что ты хотела узнать?
– Да, все, – сказала Дина и отключилась. Ей нужно было подумать.
Переводила она в этот день машинально, не вникая в смысл того, о чем шла речь на переговорах. На самом деле Дина просто ждала того момента, когда закончится очередной раунд и можно будет поехать в полицию, где ее сегодня ждали. Почему-то Дина была уверена, что к ее словам о том, что настоящей жертвой неведомого преступника должен был стать Борис Посадский, а Павел Попов погиб совершенно случайно, только потому, что у него такая же куртка, прислушаются со всей внимательностью. Однако ее надеждам не суждено было оправдаться.
– Девушка, – проникновенно сказал ей следователь. Не тот, что вчера выезжал на место преступления, потому что дежурил, а совсем другой, назначенный на это дело, – я, конечно, понимаю ваше желание выгородить своего возлюбленного, но не стоит тратить на это ни свое, ни тем более мое время. Одинаковые куртки, ей-богу, что за бред. Ваша, с позволения сказать, версия не выдерживает никакой критики. А знаете почему?
Дина не знала.
– Да потому что она совершенно не объясняет, что делал в вашем подъезде потерпевший. По вашим с Борисом Посадским показаниям, выходит, что в поезде вы видели этого человека в первый раз в жизни. Распрощались на вокзале и разъехались. Тем не менее именно он погиб в вашем доме. Он что, специально приехал туда, чтобы его перепутали с Посадским?
– Да не знаю я, – в отчаянии сказала Дина. – Мы его точно в гости не приглашали, если вы об этом. Но у Попова могли в нашем доме жить родственники, знакомые какие-то, я не знаю.
– Да-да, именно в вашем подъезде. Вы сами-то в это верите? Но чтобы закрыть наконец этот вопрос, скажу, что мы опросили всех жителей вашего подъезда. Никто из них не имеет даже самых отдаленных родственных связей с погибшим, никто его не знает, так что шел он именно к вам. Больше не к кому.
– Ну хорошо. На мгновение представим, что он шел к нам, хотя я никак не могу понять, зачем ему было это надо и откуда он узнал адрес. Но пусть. Допустим, он шел к нам и в подъезде напоролся на убийцу, который подстерегал Бориса, в темноте принял за него Павла, потому что у него такая же куртка, нанес удар, а потом понял, что перепутал, и убежал. Такое могло быть?
– Теоретически, конечно, могло, – согласился следователь. – Но пока вы оба не вспомните, зачем Павел Попов собирался с вами встречаться, мы все равно не сдвинемся с мертвой точки. Он шел к вам. Это неоспоримый факт. Он шел к вам, и кто-то его убил. Давайте начнем сначала. Зачем именно вы назначили ему встречу?
– Я никакой встречи не назначала, – Дина чуть не плакала.
– А если не вы, а Борис Посадский?
