Пропавшая невеста
Белла Эллис
Тайны сестер Бронте
Йоркшир, 1845 год. Слух о жестоком убийстве потряс вересковые пустоши. Убита молодая Элизабет, только что ставшая второй женой Роберта Честера, – но тело пропало, осталась лишь огромная лужа крови. Это поразило Шарлотту, Эмили и Энн Бронте, дочерей скромного пастора, изнывающих от скуки в отцовском доме. Они решают освоить новомодную профессию детектива, которая и мужчинам-то не всем по зубам. Изобретательно расследуя таинственное исчезновение, на каждом шагу сестры Бронте сталкиваются с устоями общества, где считается, что женщине место только на кухне и в супружеской постели.
…Когда убивают женщину, никто не встает на защиту несчастной, просто еще одна жизнь гаснет, словно свеча на ветру, и это считается в порядке вещей. Покойной Элизабет нужен голос, и сестры Бронте станут им…
Белла Эллис
Пропавшая невеста
Bella Ellis
The Vanished Bride
© Екимова Н.В., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
* * *
Порой сердца переполняют
Надежды, тайные мечты;
Когда секрет их раскрывают,
Не остается красоты[1 - Перевод Фриды Шутман.].
Шарлотта Бронте, «Вечерние утехи».
Дом пастора в Хоэрте, декабрь 1851
Плотнее закутавшись в шаль, Шарлотта передвинула подставку для письма и вновь обмакнула перо в чернила. Но, как это случалось уже не раз, рука зависла над чистым листом, словно писать было немыслимо в лишенном радости доме.
Стояла тишина, даже огонь в камине горел бесшумно и тускло. Папа? был у себя в кабинете, как и почти всегда в последние дни. Табби с Мартой ушли на кухню запереть окна и двери на ночь, хотя часы на лестнице показывали всего семь. Темнота уже навалилась на маленький дом снаружи и со скрипом терлась тяжелой шкурой о стекла. В трубе громко выл ветер, но Шарлотта слышала лишь молчание. Чувствовала лишь пустоту. Знала лишь утрату.
Любимого пса Эмили, Кипера, тоже не было, никто не нарушал тишину сопением и лаем, не тянул Шарлотту зубами за подол. Зато она больше не видела его глаз, когда пес, услышав, что открывается дверь, смотрел на нее с мольбой и надеждой – вдруг войдет хозяйка; да и сама Шарлотта, почувствовав свежую струю воздуха из передней, не оживлялась, зная: Эмили не вернется с прогулки по пустоши. О, как ей не хватало их былого товарищества и поддержки, которые, как казалось раньше, будут с ней всегда!
Как недавно и в то же время неизмеримо давно кончилось то время, когда она делила с сестрами и братом не только отцовский кров, стол, но и всю жизнь. Здесь они говорили, писали, любили и раздражали друг друга так неистово, что весь мир, казалось, почтительно отступил, ожидая, когда же они насытятся обществом друг друга.
Здесь они смеялись и спорили, пока Шарлотта писала «Джейн Эйр», а ее сестры – свои романы, и никто не догадывался тогда, какие бури и невзгоды ворвутся вскоре в их скромную, незаметную жизнь. Теперь, когда Эмили, Энн и Бренуэлл отошли в лучший мир, существование в одиночестве стало для Шарлотты обузой.
И все же…
Уголки рта Шарлотты изогнулись в слабом подобии улыбки, когда она стала вспоминать приключения, которые выпали на их долю, тайны, которые они раскрыли, и секреты, которые они сохранили.
По обе стороны океана, в светских гостиных Лондона и на званых вечерах Нью-Йорка, только и разговоров было, что об «этих сестрах Бронте», которые осмелились показать в своих романах таких страстных и гордых героинь. Сначала многие усомнились, что так писать о женщинах могли мужчины, позже, когда псевдонимы были раскрыты, другие наотрез отказались верить в то, что авторами этих книг были женщины, ибо что могут они знать, тем паче рассказать о жестокости и беспросветном мраке?
В который уже раз Шарлотта улыбнулась, думая о том, как мало знали о них эти люди. Как далеки от истины были их представления о ней и ее сестрах.
Сестры и брат умерли. И никто не знал их так, как Шарлотта. Ни одно воспоминание обо всем страшном и необычном, свидетелями чего им довелось стать, не было доверено бумаге, а письма, которые могли бы пролить свет на их приключения в поисках тайны и ключа к ней, Шарлотта своими руками предала огню, все до единого.
И когда, по бесконечной милости Создателя, Шарлотта отправится на встречу с сестрами и братом, все произошедшее с ними в то волнительное и славное время – последние годы, которые они провели вместе, – умрет с нею. Никто никогда не узнает об их приключениях. О том, что за тонким стеклом, дрожавшим в оконной раме при каждом порыве ветра, она видела все человечество, которое мчалось вперед со скоростью урагана, увлекаемое вихрями жизни и смерти. И все его тайны, даже самые мрачные, были перед ней как на ладони, главное – знать, куда смотреть.
Чуть заметно улыбнувшись, Шарлотта поднесла к бумаге перо, вновь готовое к сотворению мира из чернил, и подумала, что не было на свете человека, который прожил бы такую богатую приключениями и опасностями жизнь, как они – три сестры из безвестной деревни посреди продутой ветрами, дикой вересковой пустоши.
Такова их тайна, которая никогда не будет раскрыта и навсегда сохранит свою прелесть.
Пролог
Сначала Матильда Френч увидела вот что: из-под двери в коридор медленно текла густая темная жидкость, и ее было много. Озадаченно поглядев на нее, девушка почувствовала запах железа, как в тот день, когда умерла мать, и она поняла – это кровь.
Матильда не завизжала и не потеряла сознание, сделав такое неожиданное и страшное открытие в предутренней сонной тишине – нет, она застыла, потрясенная. А после, словно под действием месмерической силы, протянула руку к двери и, как всегда, дважды постучала в нее костяшками пальцев.
– Мадам? – Подошвы ее туфель щелкали по липким половицам, коридор был темен, в углах затаились тени. Голос изменил девушке, и она шепотом задала вопрос, бессмысленный перед лицом открывшегося ужаса: – Миссис Честер, у вас ничего не случилось?
Девушка толчком распахнула дверь и увидела пустую комнату, где не было ни следа хозяйки, зато крови столько, что у Матильды невольно захватило дух: как бы не захлебнуться.
Когда ее глаза привыкли к полумраку, она разглядела, что кровать хозяйки пуста, а постель от подушки до изножья залита чем-то похожим на чернила: словно огромная бабочка опустилась на середину и распростерла чудовищные крылья по краям.
Дрожа и все еще задерживая дыхание, Мэтти прошла через комнату к окну, где раздвинула тяжелые портьеры, щелкнула задвижкой, впуская в комнату холодный сырой воздух, и лишь тогда сделала судорожный вдох. Первый робкий свет раннего утра просочился в комнату, когда Мэтти нашла в себе силы повернуться лицом к пустой постели, и очевидность открылась ей во всей своей ужасающей наготе.
Здесь произошло убийство.
Глава 1. Шарлотта
Хоэрт, 1845
– Эмили, не стой здесь, – со смехом воскликнула Шарлотта, врезавшись в спину рослой сестры, которая так глубоко ушла в свои мысли, что сама не заметила, как остановилась. – Нашла время!
В последние недели у них троих вошло в привычку ходить вокруг маленького обеденного стола, вслух проговаривая свои мысли, прядя ниточку каждая своего замысла, покуда им не начинало казаться, что слова повисают у них над головой в облаке дыма от камина, освещенные его пламенем.
Название «столовая» было слишком торжественным для этой комнаты: и без того узкая, она стала совсем тесной, когда сюда внесли нарядный круглый стол и потертый черный диван. Обои выбирала Шарлотта, она же повесила над диваном портрет своего героя, адмирала Нельсона: надменно приподняв аристократический нос, он смотрел на них сверху вниз и хотя с пренебрежением, но все же наблюдал за их жизнью.
– Шарлотта, я тут подумала… – Эмили повернула голову и взглянула на сестру чудными серо-голубыми глазами, которым та всегда завидовала. – Да, это хорошая мысль, даже отличная, дай-ка я ее запишу, пока не забыла. Пусти. – Отодвинув стул, она села и склонилась над листами бумаги, лежавшими как раз на букве «Э», которую сама Эмили, еще совсем малышкой, вырезала в столешнице красного дерева. Другой отец непременно высек бы дочь за такой проступок, подумала Шарлотта и вспомнила, как сестра, сообразив, что натворила, целое утро прикрывала ладошкой испорченное место. Но им повезло: их папа увлеченно учил своих детей, развивал в них наклонности к творчеству, и потому поцарапанный стол оказался для него сущим пустяком в сравнении с тем, что его дочь пишет свои первые буквы.
Сдерживая улыбку, Шарлотта и Энн переглянулись и снова пошли вокруг стола, причем за ними увязалась любимица младшей, собачка Флосси. Тем временем Эмили, нетерпеливо скрипя пером, поверяла свои мысли бумаге с такой же страстью, с какой делала в жизни все. В камине весело потрескивал огонь, а за окнами пасторского дома поливал дождь, да так, что капли барабанили в стекло, будто кто-то бросал в него галькой, пригоршню за пригоршней. Ниже по склону холма съежился на жестоком ветру Хоэрт.
Стояло обычное йоркширское лето.
– Ничего сегодня не выходит, – разочарованно вздохнула Шарлотта, подошла к окну и стала глядеть на разбросанные по склону могильные камни – те так накренились вперед, в сторону церкви и деревни, словно их толкали мертвецы, торопясь выбраться из-под них и вернуться домой. – Голова, как чистая страница, такая же пустая и бессодержательная. Точнее, содержимое в ней есть, но это все чувства, а они мешают мысли. Пары приличных строк, и то не сочинить.
– Ну так научись думать чувствами, – бессвязно бросила Эмили, пока ее перо плясало по бумаге, оставляя на ней корявые, испещренные кляксами строки, которые неизменно приводили в отчаяние аккуратную Шарлотту. Зато Эмили непринужденно заполняла своими стихами целые тетради, ревниво храня их от всех. Больше всего она писала о Гондале, фантастическом королевстве, которое они с Энн придумывали в детстве, когда Бренуэлл и Шарлотта создавали свою Ангрию. Шарлотту особенно поражало страстное упорство сестры, продолжавшей жить в выдуманном мире, хотя Бренуэлл, Шарлотта и даже Энн уже давно оставили позади детские сказки. Куда бы ни отправилась Эмили, вокруг нее тотчас возникал Гондал, жители которого значили для нее не меньше, чем люди из плоти и крови, с сердцами, бьющимися в груди. Больше того, всякое столкновение с неизбежными требованиями повседневности Эмили рассматривала как большое неудобство. Ее воображение было ее свободой, с завистью понимала Шарлотта, сожалея о собственной неспособности оставить заботы бренного мира и целиком уйти туда, где все совершается по ее воле. Туда, где никто не разбил бы ей сердце.
– Садись, отдохни. – Рука Энн скользнула под локоть Шарлотты – малышка точно знала, о чем, вернее, о ком грустит старшая сестра, хотя и ни за что не осмелилась бы произнести его имя вслух, так же как Шарлотта никогда не осмелилась бы его назвать. Но каждый ее лишенный упругости шаг, каждое движение и взгляд, – все выдавало ее потерю и тоску по тому, с кем она не могла быть. – Займись чем-нибудь, что тебя развлечет: почитай книгу или вот лондонскую «Таймс», – номер совсем свежий, всего двухдневный, и в нем есть любопытная статья о новой профессии «детектив», который решает преступные загадки.
– Наверное, ты права, Энн, – кивнула Шарлотта, опускаясь на стул напротив Эмили. – У меня действительно есть несколько писем, которые требуют ответа.
Шарлотта думала о последнем письме своему бывшему наставнику, месье Эгеру: она вложила в него всю себя – и душу, и тело. Но он не ответил. Напрасно она живописала мучения своего разбитого сердца, напрасно молила хотя бы о крохе сострадания – он не ответил. Да и как он мог? Ведь он человек женатый. Но все же… Закрыв глаза, Шарлотта сосредоточилась на душевной боли, готовой в любую секунду выплеснуться наружу, представила ее в виде листа бумаги, мысленно сложила его в несколько раз, затем расправила, вновь сложила, так что он стал крохотным, как те игрушечные книжки, какие они делали в детстве, и засунула его в щель между кирпичами непробиваемого спокойствия, стеной из которых она окружила себя в последнее время. Если бы она этого не сделала, несчастье поглотило бы ее целиком, задушило бы ее. Так она находила в себе силы терпеть ту боль, которую доставляла ей безответная любовь, и выносить безразличное молчание возлюбленного.
– Держитесь крепче, сестренки. – Дверь распахнулась, и в комнату шагнул Бренуэлл, а с ним и ненастный вечер – капли дождя стекали по носу брата, красно-рыжие волосы прилипли к бледной коже, одежда распространяла крепкий запах пива и табачного дыма. – Бросайте свою глупую девчачью болтовню и готовьтесь выслушать ужасающую весть!
– Что, в «Быке» наконец-то кончился джин? – Эмили окинула брата взглядом, когда тот опустился рядом с ней на стул и встряхнулся, точно мокрый пес.
– До Хоэрта дошел слух о том, что совершилось убийство. – При этих словах глаза Бренуэлла сверкнули кровожадным восторгом. – Мне рассказал об этом парень, который разливает в «Быке» пиво, а ему рассказал возчик, который доставляет эль в гостиницу в Арунтоне: там, поблизости, все и случилось. Вчера всего в нескольких шагах от нашей с вами двери было совершено страшное, кровавое преступление. Преступник скрылся с телом, ни больше ни меньше, и, возможно, прямо сейчас крадется в темноте у нас под окнами.
– С мертвым телом в обнимку? – нахмурилась Эмили. – Не слишком удобно красться, когда на тебе висит труп.
– В Арунтоне? Боже мой! – воскликнула Энн и вскинула руку к горлу. – Как страшно знать, что совсем рядом творятся подобные жестокости.
– Милый Бренуэлл, будет лучше, если ты станешь придерживаться фактов, а не стараться напугать нас до полной потери соображения, – осадила брата Шарлотта. – Кто же стал жертвой?
– Некая Элизабет Честер, супруга Роберта Честера из Честер Грейндж. – Бренуэлл откинулся на спинку стула. – По крайней мере, так предполагают.
– Что значит «предполагают»? – раздраженно набросилась на него Шарлотта. – Бедная леди либо жива, либо убита – никакой середины тут просто не может быть.
– И вот тут, дорогая Шарлота, ты как раз ошибаешься. – Бренуэлл погрозил ей пальцем. – Ибо в ранние часы сегодняшнего утра в спальню второй миссис Честер вошли и обнаружили там море крови и никаких следов ни хозяйки, ни ее бренных останков. Конечно, предполагают, что это ее кровь, но наверняка ничего сказать нельзя, поскольку иных следов леди не оставила. А ведь она всего год как вышла замуж.
– Как ужасно, – сказала Энн. – То есть ее взяли и унесли? Какой кошмар!
– Как интересно, – добавила Эмили, ее глаза блеснули. Шарлотта еще не знала, ужасаться ей, как делала Энн, или не скрывать любопытства, как Эмили, когда ее посетила страшная мысль.
– Честер Грейндж! – Она схватила Эмили за руку. – Это тот дом, куда устроилась гувернанткой наша подруга по несчастью, Матильда Френч! Ты ведь помнишь Мэтти, Эмили, – ту девочку, которая была с нами в Кован Бридж, пока папа не забрал нас оттуда, и с тех пор мы с ней переписываемся. Господи, уж не она ли обнаружила следы преступления?
– Матильда – милая, робкая, почти без способностей, – да, я ее помню, – сказала Эмили, откладывая перо. – Представляю, каково это – проснуться и обнаружить, что, пока ты мирно спала в своей постели, убийца с ножом крался по коридорам и, может быть, под самой твоей дверью! Действительно страшно.
Но, судя по ее виду, Эмили ничуть не испугалась.
– Положим, нож ты придумала только что, – сказала Шарлотта, устремляя глаза к потолку. – Но все равно, бедная Мэтти. Она с этим не справится, я уверена, не справится. Надо немедленно ей написать.
Взявшись за перо, Шарлотта на мгновение замешкалась и тут же ощутила приятную дрожь предвкушения: в ее голове сложился план.
– Нет, я поступлю лучше. Я не буду писать, а поеду к ней, прямо с утра.
– Я с тобой, – сказала Эмили. – Мне всегда была так симпатична эта бедняжка Марта Френч.
– Матильда, дорогая, – поправила сестру Шарлотта. – До Честер Грейндж час ходьбы, если идти через холмы напрямую. Так что я буду рада любому спутнику, лишь бы этот человек не увязался за мной с единственной целью – поглазеть на чужое несчастье.
Эмили с тоской поглядела в окно, на дождь, в котором словно растворился город. Не верилось, что где-то за плотным пологом туч по-летнему ярко светит солнце.
– Хватит мне быть пленницей дождя и этого дома. Хочу на волю, и пусть я промочу ноги и даже замерзну!
Шарлотта взглянула на Энн: та сидела, сложив руки на коленях, и выглядела совершенной паинькой, какой ее и считали те, кто знал ее совсем мало. Но Шарлотта была уверена: кротость для младшей сестры – личина.
– Что ж, не могу же я отпустить вас одних, – сказала Энн. – В конце концов, кто-то ведь должен позаботиться о том, чтобы ваша затея выглядела прилично.
– Я тоже пойду, – пообещал Бренуэлл в широте душевной. – Кто-то должен защитить вас от сумасшедшего убийцы с ножом и все такое прочее.
– Ах, дорогой брат, – с легкой обидой в голосе возразила ему Энн. – Боюсь, что если дело дойдет до защиты, то скорее мы втроем прикроем тебя, чем ты станешь нам опорой. Так что, думаю, мы вполне можем обойтись без тебя.
– Ты все еще сердишься на меня, Энн? – спросил Бренуэлл так, словно с того дня, когда ей пришлось отказаться от места гувернантки в Торп Грин по причине бурного романа, который Бренуэлл, учитель рисования в том же доме, закрутил с женой хозяина миссис Робинсон, прошло не меньше тысячи лет. На самом деле брат и сестра возвратились в Хоэрт всего несколько недель назад, покрытые позором. Конечно, у Энн были основания сердиться на брата и за потерю заработка, и за тень, которая по его милости легла на репутацию всей семьи, однако Шарлотта поняла – едва взглянув на Бренуэлла, чье лицо выражало глубочайшее раскаяние и скорбь, сестра тут же пожалела о своих словах.
– Неужели это несчастное происшествие будет преследовать меня вечно? – сказал он. – Пожалуйста, прошу вас – дайте мне хотя бы на время забыть о том, что причинило мне такую боль, и сопровождать вас в вашей экспедиции, как раньше. – Он по очереди посмотрел на сестер. – Ну можно мне пойти?
– Да! – выпалила Эмили.
– Думаю, не стоит, – тут же возразила Шарлотта.
