– Пусть земля ему будет пухом, – вздохнул один из стариков, осеняя себя крестом.
– Это да, – кивнул я. – Пусть спит покойно. Но дело в другом. Я на кладбище был первый раз, поэтому задержался, осмотрелся. И нашел там пробои льда в старых могилах. Ямы глубокие во льду. А внутри – чьи-то чуток искромсанные человечьи ляжки. Среди нас живет людоед, мужики. Мне не верите – пошлите кого-нибудь, пусть посмотрит на могилки. Яму я только слегка ледком прикрыл.
– Да твою же мать! – в сердцах выругался охранник, ударив ладонью по столу. – Вот только этого нам и не хватало! Какая тварь, а? Вот какая тварь? Тьфу! Не кормят, что ли? Или пайку отобрали? А может, просто башкой двинулся?
– По кексам и рыбе тюремным скучает, – добавил второй. И сам не заметил, что в его голосе прозвучала отчетливая тоска. Этот уж точно скучает по сладкой сдобе. Он даже слюну сглотнул невольно.
– Мое дело сказать о проблеме, – пожал я плечами. – Совет, может, непрошенный, вы и сами люди опытные. Но, на мой взгляд, шухера наводить не надо. Если толпа на кладбище прибежит и начнет там массовые раскопки… люди всполошатся. Если есть у вас кто из жителей Холла надежный – пусть проследит тихонько за тем, кто на могилки наведывается. Это наверняка одиночка.
– Мы разберемся, – кивнул старший. – Возьми.
– Что это?
– Десять талонов.
– Нет, – отказался я. – Не надо.
– Чего так?
– Я не информатор платный, – мягко ответил я. – Просто, если среди нас людоед, – это общая проблема. Вдруг его перемкнет однажды и начнет живых кромсать, а не мертвых. Ни к чему это.
– Ну сам смотри… и не переживай. Найдем мы его и потолкуем.
– Если это мужчина, – заметил я. – Может, и женщина.
– Подозреваешь кого?
– Нет. Просто к слову.
– То же верно. Спасибо тебе, Гни… парень.
– Да не за что, – махнул я рукой и направился к Холлу.
Все мысли о тихом людоеде вылетели из головы, когда снизу донесся горестный вопль. Слетев по лестнице, закрутил головой. Что произошло? Котел с супом опрокинули?
Вопль повторился. И на этот раз прилетел сверху, из-под потолка. Глянув вверх, я бросился к нарам. Кричали из хижины главного охотника Антипия. Не успел преодолеть и пары этажей, в спешке хватаясь за раскачивающиеся конструкции, в хижине заплакали в голос:
– Да на кого же ты нас покинул, касатик! Добытчик ты наш! Кормилец! Что же теперь будет!
– Ты по человеку плачь, дура! А не по себе убивайся!
– Ой, с голоду помрем, – не унималась старушка. – Ой, конец нам пришел…
Пробежав по мостику, пролетел через веранду и оказался в крохотной комнатушке. На стенах аккуратно висит снаряжение. У окошка небольшой столик с парой книг. На низкой кровати вытянулся Антипий со скрещенными на груди руками. Под руками листок. Лицо умиротворенное. Уже заострившееся.
Чтоб меня…
Невольно схватился за косяк. Вы обалдели, люди?
– Ну и охота выдалась, – вздохнул тяжело старик и косо на меня глянул. – Ты на себя грех не бери. Часто такое случается.
– В смысле – часто?
– Что после охоты люди мрут как мухи. Старые мы, парень. Очень старые. И очень усталые. Где еще видано, чтобы старики под восемьдесят лет на зимнюю охоту хаживали? Да еще с рогатинами. И на медведя. Так что знай – здесь такое случается. И ты тут ни при чем. Это вот Антипия считали заговоренным. Но и он уже не хотел ходить на охоту. И не пошел бы. Да последний раз из шести охотников ни один не вернулся. Так и не ведаем, что с ними сталось.
– Вот как, – кивнул я, глядя на Антипия. – Вот как… да на себя грех брать и не думал. Черт…
– Ты выйди-ка, – шуганул седобородый перешедшую на тихое поскуливание бабку. – Хватит о себе переживать, перечница старая! Тьфу! Человек умер, а ты о мясе переживаешь!
– Жрать что будем? – окрысилась бабка. – Ты, что ли, на охоту пойдешь? А?
– Мясо будет, уважаемая, – ровно произнес я. – Выйдите, пожалуйста. Дайте с Антипием попрощаться.
– Выйду, касатик, выйду, – тут же подобрела старуха, бросив на меня оценивающий взгляд. – Слова охотника как не послушать. Выйду. Теперь на тебя у нас все надежды, милай. Помрем мы без тебя. Ты уж не забывай нас немощных. Без сладкого мясца жить тошно…
Дождавшись, когда заботящаяся лишь о себе старуха покинет хижину, я подошел к узкой кровати и немного постоял над Антипием. Выражение лица спокойное. Расслабленное. Листок бумаги под руками. Осторожно вытащив его, поднес ближе к глазам. Темновато здесь.
«Все имущество мое отдать лучшему охотнику и никому более! Антипий».
И размашистая уверенная подпись. Листок бумаги старый и явно был несколько раз сложен и, скорей всего, хранился вон в той раскрытой книге, что лежит на столе. И я не удивлюсь, если старый охотник каждый раз, когда ложился в постель, не забывал достать и развернуть листок с коротким завещанием. Ведь в силу своего возраста он не мог быть уверен, что проснется на следующее утро.
– Владей, охотник! – хлопнул меня по плечу старик. Хлопнул с некоторой даже радостью. И с ожиданием в глазах – соглашусь ли принять вещи в наследство. Ведь вместе с ними приму на себя и обязанности охотника.
– Спасибо, – коротко ответил я. И добавил: – Антипия надо спустить вниз. Здесь слишком жарко.
– Надо! – согласился с тяжелым вздохом старик. – Тащить будет нелегко. А спускать по лестнице… ох и замаемся. Не уронить бы покойного…
– Тащить не придется. Спустим на веревках.
– И то верно! Голова! Вдвоем справимся?
– Справимся. Внизу пусть примут аккуратно.
– Сейчас гаркну! Ты пока собери его в последний путь, Охотник.
Так вот и прозвучало это слово – с большой буквы. Не как профессия, а как мое новое имя.
– Теперь я Охотник, – согласился я. – Так и называйте впредь. И другим передай.
– Все лучше Гниловоза!
– Кому как, – дернул я щекой. – Главное – суть. До этого возил гниль на крыше креста. А теперь стал охотником.
– Может, тогда Медвежатником тебя называть станем, а? Звучит! Уважения больше!
– Нет, – улыбнулся я этой неприкрытой лести. – Не дорос я еще. Просто Охотник.
– Понял тебя, Охотник! Насчет вещей не переживай – никто и не дернется! Я любому быстро мозги вправлю! – Старик воинственно потряс жилистым кулаком. – И прослежу, чтобы в твое отсутствие в хижину к тебе никто не лазал. С Антипием у нас тоже такой уговор был. И держались мы уговора свято.
– Вот за это спасибо.
– Жить тут будешь?
– Да, – особо не раздумывая, ответил я. – Жить буду тут.
– Стало быть, почти никаких изменений, – еще шире улыбнулся старик и заковылял к мостику. Перегнулся через веревочные перила и закричал, собирая народ.
Обернув Антипия простыней, я снял со стенного крюка веревку и крепко обвязал мертвое тело. С некоторой натугой вытащив труп на веранду, а оттуда на мостик, чуть передохнул, и мы приступили к спусканию бывшего охотника. Я не торопился. Травил веревку не спеша. Антипий спускался медленно и где-то даже торжественно. Услышав летящие снизу крики, призывающие спускать побыстрее, недовольно поморщился, но сдержался. А вот помогающий мне старик сдерживаться не стал и виртуозным матерным языком посоветовал всем особо торопливым заткнуться. Ему вняли, и остаток пути Антипий проделал в тишине. Едва веревку отвязали, смотал ее и повесил обратно на крюк. Аккуратность и порядок внутри роднили меня с умершим охотником. Тут всё на своем месте. Пусть так и остается.
Вскоре ритуал похорон повторился. Заупокойную молитву на этот раз читал я, вспомнив ее слова с куда большей легкостью, чем в прошлый раз. И я не позволил сбросить Антипия в стылую трещину. Для него я выбрал небольшое углубление у одной из стены кладбищенской пещеры. Сбил лед со дна, выгреб каменное крошево. Бережно уложил тело и обложил его камнями и льдом, сформировав нормальный могильный холм. Стоймя закрепил в изголовье длинный камень, сверху положил еще один поперек и еще выше поместил небольшой каменный обломок. Так получился крест. К этому времени со мной остался только имеющий здесь вес старик, чье имя я наконец-то узнал – Андрей. Но все его называли Василичем. Задумчиво поглядев на могилу, Василич неожиданно попросил:
– А мне такую сделаешь, как помру, Охотник?
– Сделаю, – после короткого раздумья ответил я, – того же и для себя прошу, если умру раньше.
– Ты молодой. С чего раньше меня помрешь?
– Всякое бывает. Пошли на ужин?
– Если там хоть что-то осталось, – хохотнул старик, и мы покинули кладбище.
Холл гудел. Холл ревел. Холл пел и хохотал.
Двое умерли этим днем. Но всем было плевать. Люди жадно жевали, хлебали, обливаясь крепким бульоном, торопливо глотали полупережеванное мясо. Кто-то от жадности давился, выпучивал глаза, соседи с хохотом хлопали того по трясущейся спине. Едва откашлявшись, тот снова бросался на кусок мяса. Ели большей частью руками. Из столовых приборов только ножи у всех, редко ложки, чаще всего бульон пили прямо из тарелок и чашек. Мясо отрезали у самого рта, едва не срезая себе носы.
Смеющиеся лица, с пятнами застывающего бульона на щеках и подбородках, сияющие восторгом глаза уже подернуты ленивой поволокой сытости и сонливости.
Запах… его не описать. Тут смешался восхитительный запах вареного мяса и вонь немытых тел. Огромный столб пара поднимался над столами и скапливался под потолком. Я невольно обрадовался, что мое новое жилище находится чуть в стороне. Старый охотник знал, где разместить подвесную хижину. Мудрый старикан, что успел показать и рассказать мне немало. Отсюда и моя ему последняя благодарность.
Я ненадолго присел к краешку одного из столов, выпил большую чашку бульона и съел чашку мяса. Соли маловато. На меня никто не обращал внимания. Это к лучшему. Встав, я отошел к стене и добрался до лестницы. Поднявшись в хижину, сел в стоящее на веранде кресло, опустил руки на подлокотники. И минут пятнадцать сидел, сверху вниз глядя на праздник обжорства. Подняв глаза, на потолке увидел глубоко вырезанные буквы.
«Не быть таким никогда!»
Что ж…
Я полностью согласен с этим утверждением. Умерший старый охотник сиживал тут не раз, с высоты наблюдая за редкими пиршествами. И ему точно не доставляло удовольствия видеть такое. Как и мне сейчас.
Чуть в стороне имелось еще несколько высказываний.
«Ешь меньше!»
«Двигайся больше!»
«Верь не словам, а делам!»
Надо же…
Настоящий кодекс поведения. И он подходит мне, идеально вписываясь в рамки моих собственных жизненных правил.
Жаль, что я не узнал Антипия лучше. Судя по всему, он был одним из тех редких людей у кого можно почерпнуть немало жизненной мудрости. Но не судьба. Смешно, но, пожалуй, Антипий был единственным человеком, кто показывал и рассказывал мне что-то без личной выгоды. А до меня, держась особняком, ни с кем не сближаясь, он тем не менее исправно снабжал этот сброд свежим мясом.
Почему сброд?
Да потому, что им плевать на смерть кормильца. Особенно сейчас, когда их оповестили, что перебоев с поставкой мяса не предвидится. Они радостно пируют, нажираются, нет-нет да бросая взгляды вверх, на хижину нового охотника. И никто не бросил ни единого взгляда на закрытую дверь, ведущую на стылое кладбище, что только что приняло еще двух постоянных жителей.
Сброд… за очень редким исключением.
Настолько думающие только о себе люди, что я даже не могу сделать скидку на их возраст. Да и не собираюсь даже пытаться – я слишком хорошо помню бескорыстность своей бабушки, трудившейся до последнего вздоха. Она такой не была никогда.
Дверь на кладбище…
Я увидел, как в нее тихо и быстро проскользнуло двое мужчин, прошедших вдоль стены. Замковые следователи? Похоже на то. Отрадно, что не оставили мое сообщение без внимания. Пусть разбираются. А я…
А что я?
Подумав, оценив силы и энергию взбодренного крепким бульоном и мясом организма, решительно встал. Рано еще на боковую отправляться. Дел полным-полно, и начну с самого сложного и опасного.
Одевшись в меха, прихватил со стены пару снегоступов, палки, веревку и тяжелую рогатину. С угловой полочки взял начищенный до блеска, в нескольких местах смятый термос с металлическим корпусом. Советский. Я приметил его еще в первый свой визит в хижину. Еще бы не приметить. Предмет весьма ценный в здешних условиях.
Закрепив взятое на спине, начал спускаться, старательно запоминая каждую ступеньку, каждую скобу, стремясь максимально изучить путь, чтобы в дальнейшем сделать его предельно быстрым и безопасным.
Пройдя у стены, миновал кладбищенскую дверь, покосившись на несколько выбитых и нарисованных над ней религиозных символов. Оказавшись у выхода, без удивления обнаружил, что около них нет ни единого человека. Все пируют.
Дойдя до котла, наполнил термос горячим бульоном. Поймав проходящего мимо старика, велел ему закрыть дверь. Тот, качаясь от сытости, осоловело кивнул, утер жирный рот грязной ладонью, что-то просипел неразборчиво. Вслушиваться я не стал. Отодвинул запоры и вышел наружу. По лицу тотчас ударила снежная крупа. Обернувшись, сквозь косой снегопад некоторое время смотрел на светящуюся громаду Столпа. В ушах звучал шепот, порой переходящий на бормотание. Я не понимаю тебя… я не понимаю…
Неумело закрепил на ногах снегоступы. Убедился в надежности крепления. Кивнул сам себе с одобрением. И снял снегоступы. Опять надел. Снова снял. Опять надел. Повторил операцию десять раз, каждый раз стараясь ускорить ее. Я должен добиться автоматизма в незнакомом умении. В каждом из охотничьих умений.
Это и была моя цель одиночной вылазки.
Я боялся окружающей местности. И боялся справедливо.
Что вокруг нас?
Холод. Снег. Пронизывающие ветра. Снежные черви и медведи. Провалы и торосы. И кто знает, какие еще опасности скрываются в здешних местах. Поэтому я и боялся. И продолжу бояться. А чтобы мои страхи не превратились в реальность, чтобы я однажды не сдох тут из-за банальной оплошности или неумения в чем-то, я должен начать долгие и упорные тренировки.
Закончив со снегоступами, неловко переступая, добрался до небольшого холма. Помогая себе палками, взобрался на вершину, где и улегся в хрустящий снег. Сложил перед собой руки – в одной сжимая нож, – положил сверху подбородок и затих, внимательно вглядываясь в унылую местность. Разглядывать здесь особо нечего. Но это на первый взгляд. Плюс я хотел привыкнуть к лежанию в снегу. Одет я очень тепло. Недавно поел жирной пищи. И с собой у меня кое-что есть для подпитки тела энергией.
Через четверть часа неподвижного лежания – а это оказалось чертовски трудно – позволил себе достать термос. Отпивая из крышки бульон, полежал еще десяток минут. На первый раз достаточно. За прошедшее время увидел немало интересного – небольшую стаю стремительно куда-то ползущих червей, к примеру. А в сгустившемся поодаль сумраке мелькнула пара теней покрупнее.
Встав, взялся за рогатину и принялся отрабатывать показанные Антипием удары. Резкие, быстрые, сильные, на выдохе.
Выпад…
Выпад…
Выпад…
Остановился, когда плечи и руки уже жгло огнем от непривычной нагрузки.
