– Насколько нам известно, нет. Сейчас мы отвезем его в агротуристический комплекс в Карточето, где он побудет, пока мы не найдем для него пристанище получше. – Лупо заказал кофе, и продавщица сварила его, не отрывая взгляда от телефона. – Он совершеннолетний, но оставить его одного мы, разумеется, не можем.
Коломбе вспомнились испуганные глаза парня. Ей стало его жаль, хотя в последнее время у нее вошло в привычку жалеть только себя саму.
– Как я понимаю, в момент убийства он был дома, – сказала она.
– По всей вероятности, да. И убежал прямо в домашних тапках. Когда вы его нашли, он вам ничего не говорил?
– Нет, даже имя не назвал. Не уверена, что он вообще умеет говорить.
– А раньше вы его когда-нибудь встречали? Знали его родителей?
– Нет.
– И я тоже не знал. Они держались особняком. – Лупо надел очки для чтения, расстегнул куртку, под которой показался пуловер с узором из осликов и сомбреро, и достал из кармана лист бумаги. – Его мать звали Тереза, она была родом из Турина. А ее мужа-грека звали Аристид, – сказал он, сверяясь с записями. – Томми – сын Терезы от первого брака. Фамилия его отца – Карабба, но он умер, когда мальчику было лет пять-шесть. Сейчас Томми девятнадцать.
Коломба остановила его, подняв ладонь:
– Спасибо. Но меня это не касается.
– Тут вы, пожалуй, несколько ошибаетесь. – Лупо повозился со стареньким айфоном и протянул его Коломбе. – Вот в каком виде мы сегодня нашли комнату Томми.
На снимке виднелось только изголовье кровати и увешанная фотографиями стена. Она увеличила картинку: на всех фотографиях был запечатлен один и тот же человек.
Она, Коломба.
6
Не говоря ни слова, Коломба вернула Лупо телефон.
«Опять двадцать пять», – подумала она. Еще больше помрачнев, она принялась жевать размякший в чае лимон. А она-то надеялась, что одержимые поклонники остались в прошлом.
Лупо внимательно наблюдал за выражением ее лица:
– Вы не кажетесь удивленной, госпожа Каселли.
– После бойни в Венеции я превратилась в знаменитость. А некоторые фанаты Данте даже считают, что это я приложила руку к его исчезновению.
– Да, я, кажется, что-то об этом читал. В мире полно психов.
– По мнению Данте, семьдесят процентов населения – психи. А среди тех, кто носит форму, их и вовсе сто процентов, – с печальной улыбкой добавила она.
Лупо сочувственно поморщился:
– Этот Торре, должно быть, был отличным парнем.
– И до сих пор им является, – отрезала Коломба и чуть спокойней добавила: – Не знаю, где он, но он жив.
– Конечно, простите. – Фельдфебель участливо улыбнулся. – По словам соседей, Томми почти никогда не говорит, но если пожелает говорить, то может изъясняться, как ребенок.
– Вам нужен специалист. В Риме я была кое с кем знакома, но здесь даже не представляю, кого вам посоветовать.
Лупо виновато улыбнулся:
– А вы сами не хотите попытать удачи?
– Мой долг заключался в том, чтобы отвезти его к кому-то, кто сможет о нем позаботиться, и я его выполнила. На этом мое участие в деле окончено.
– Парень вами восхищается. Может, с вами он все-таки поговорит. Любая дополнительная информация нам бы очень пригодилась.
Коломба стиснула чашку в руках:
– Даже если бы Томми мне что-то рассказал, его показания ничего не стоят. Если у него действительно тяжелая форма аутизма, то он юридически недееспособен.
– Но показания парня помогли бы нам найти виновных в убийстве. А раз уж вы оставили службу, вам, в отличие от меня, не понадобится дозволение начальства, чтобы с ним побеседовать.
Вспомнив свои фотографии на стене, Коломба вздохнула:
– Криминалисты уже провели экспертизу места преступления?
– Нет. В такую погоду даже не знаю, когда они сюда доберутся.
– В таком случае, прежде чем снова встретиться с Томми, я хочу взглянуть на дом, – сказала она для очистки совести, надеясь, что Лупо ей откажет.
К сожалению, он не отказал.
7
В сопровождении Лупо Коломба впервые с детства оказалась в центре Монтенигро. Многие дома этой деревушки романской эпохи опустели и постепенно превращались в развалины. Жили здесь по большей части пенсионеры, которые подрабатывали, продавая найденные в лесу трюфели. Сейчас все они, рискуя получить обморожение, высыпали на улицу полюбопытствовать, что происходит. В деревне было и несколько новых вилл в стиле миланских предместий. К ним относился и выкрашенный охряной краской дом Меласов с просторной верандой, поддерживаемой аляповатыми колоннами из искусственного мрамора.
За двухцветной лентой, перекрывающей подступы к дому, переминались с ноги на ногу несколько замерзших военных. Пожилой бригадир поднял ленту, пропуская их на участок, и Коломба машинально полезла в карман за полицейским жетоном. Разумеется, никакого жетона там не было: в свой последний день в Риме она швырнула его в стену кабинета, едва не попав в голову начальнику мобильного подразделения. Возможно, ее жетон расплавили или раздавили прессом. Она понятия не имела, какая судьба уготована удостоверениям сотрудников, вышедших в отставку.
Они надели латексные перчатки и бахилы, достав их из картонной коробки, лежащей на ступенях перед входом.
– Есть следы взлома? – спросила Коломба.
Лупо покачал головой:
– Я ничего такого не видел.
Снова густо повалил снег. В водосточных трубах журчало, окна походили на бельма слепца. Пройдя через заваленную обувью и зонтами прихожую, они попали на кухню. В мойке валялась бутылка минералки с почти полным отпечатком окровавленной руки. В таких же отпечатках был и холодильник, а на полу темнели кровавые следы босых ног. Коломба не сомневалась, что это следы парнишки.
– Ну и бардак, – пробормотала она.
– Да, Томми набедокурил. Отпечатки пальцев принадлежат ему, мы проверили, пока его переодевали.
Оставленные пальцами багровые полосы привели Коломбу сначала в коридор с увешанными фотографиями хищных птиц стенами, а затем в гостиную. На главной стене висели свадебные снимки Меласов: невеста в тесноватом в талии белом платье излучала безудержное счастье, а жених – спортивный мужчина в черном – улыбался в объектив.
Лупо достал из кармана листок бумаги и снова надел очки.
– Согласно документам, они поженились полтора года назад. Но мы только мельком просмотрели данные, пробив их по базе, на большее времени пока не хватило. – Фельдфебель локтем подтолкнул дверь в супружескую спальню. – Их убили здесь. Зрелище не из приятных, – сказал он. – Можете не смотреть, если не хотите.
– Не сомневайтесь, я видала и похуже, – сказала Коломба.
Она оказалась права, однако взгляду ее предстала и впрямь омерзительная картина. Тела Меласов будто побывали под колесами грузовика, причем, переехав их, водитель еще раз сдал назад. Оба лежали на пропитавшейся кровью кровати – муж на боку, с запутавшимися в постельном белье ногами и полуотрубленной кистью руки, жена на животе. Правая нога женщины соскользнула на пол, словно, когда ее убили, она пыталась сбежать. Ее большая берцовая кость торчала наружу. Удары наносились с такой силой, что его пижама в красную полоску и ее кружевная ночная сорочка превратились в лохмотья. Коломба полагала, что смерть супругов наступила в результате ударов по голове. Затылок мужчины был расплющен, оторванный кусок скальпа спадал на лоб. Голова женщины заканчивалась над бровями – дальше были только волосы и серое вещество.
Коломба ощутила во рту тошнотворный кислый привкус лимона.
– Орудие убийства нашли?
– Пока нет. Как думаете, что это?
– Судя по форме ран, скорее всего, большой тяжелый молоток, вроде плотницкого, с квадратным бойком.
– И сколько, по-вашему, было нападающих?
– Я вам не криминалист, – сухо ответила Коломба.
– Но вы служили в отделе убийств, и опыта у вас побольше, чем у меня.
– Я полагаю, что обе жертвы убиты одним оружием. – Коломба показала на потолок, исчерченный скрещивающимися, будто дуги бочарного свода, полосами крови. – Вертикальные полосы оставлены убийцей, когда он снова заносил оружие после нанесенного удара. Горизонтальные…
– Когда он менял цель. Вперед и назад, – сказал Лупо, продемонстрировав, что разбирается в криминалистике гораздо лучше, чем хочет показать. – Значит, нападающий был один.
– Их могло быть хоть десять при условии, что они передавали друг другу оружие и сохраняли одинаковый угол наклона.
– Однако это довольно маловероятно.
Коломба заколебалась, не зная, как лучше ответить. Настойчивость Лупо ей была не по душе.
– Выйдем там.
Они вернулись в украшенную фотографиями погибших гостиную, и Коломба представила эти снимки на могильных камнях.
– Думаете, это было ограбление? – спросил Лупо.
– А сами-то вы что думаете?
– Обычно я занимаюсь украденными телятами и сварами между соседями, – ответил Лупо, пожав плечами. – Мое мнение немногого стоит.
– Бывает, что при виде таких изуродованных трупов тошнит даже опытных полицейских, а ваша реакция показалась мне очень спокойной.
– Иногда угон скота плохо кончается.
Коломба покачала головой: если Лупо и дальше собирается корчить из себя деревенского дурачка, это не ее проблема.
– Грабитель убивает, чтобы его не опознали, от страха или в наказание за отказ выполнять его приказы. А Меласов убили во сне или почти во сне.
– И молоток не орудие закоренелого убийцы, а значит что? Выходит, преступление совершено в состоянии аффекта?
Глаза Коломбы стали светло-зелеными.
– Хватит ходить вокруг да около. Вы думаете, что убийца – их сын. И надеетесь, что он расплачется у меня на плече и во всем признается.
Лупо улыбнулся:
– Что вам сказать, госпожа Каселли? Я рассматриваю все возможности.
– Какой у Томми мог быть мотив?
– Парень болен, ему не нужны причины.
– Аутизм – это синдром, а не болезнь, – сказала Коломба. – Люди с тяжелой формой аутизма – такие, как Томми, – иногда наносят другим увечья в приступе ярости или не рассчитав собственной силы. Но зарубить своих спящих родителей – совсем другое дело.
– Джеффри Дамер был аутистом.
– Возможно, у него был синдром Аспергера, – ответила Коломба. – Он был совершенно не похож на Томми, который даже не в состоянии сам о себе позаботиться. Парень мог застать родителей врасплох, но не мог убить их обоих так быстро, что они не успели отреагировать. У него слишком плохая координация движений. Я видела, как он ходит.
– Может, ему повезло.
– Поглядим на его комнату.
Сначала Коломбе показалось, что она попала в кладовую. Единственное окно было заложено картонкой, и в комнате не было ничего, кроме узкой кровати, сундука и маленького шкафа без дверок, где хранилась одежда Томми. На постельном белье был принт с диснеевскими персонажами, старенький компьютер стоял на столике рядом со столь же старым, но прекрасно сохранившимся струйным принтером. Однако прежде всего взгляд Коломбы привлекли ее фотографии, которых было не меньше ста. Снимками, напечатанными на листах А4 или вырезанными из газет, Томми завесил почти все стены и часть потолка.
– Ну и видок, а? – сказал Лупо. – Думаете, они его тут запирали?
Коломба обвела комнату изучающим взглядом:
– Нет. Здесь нет ни засова, ни веревок. Возможно, так ему было комфортнее.
– Или он считает себя вампиром.
Притворившись, что не слышала, Коломба принялась изучать кровать и пол. Скомканные простыни, никакой крови: Томми не возвращался в свою комнату после того, как нашел родителей мертвыми. Или после того, как их убил. Он убежал прочь в чем был, даже не накинув куртку.
– Фельдфебель, вы не оставите меня одну на несколько минут?
– Что-то не так?
– Нет, мне просто нужно спокойно обдумать одну идею.
– Только не задерживайтесь, пожалуйста. Если вас здесь увидят, мне придется как-то объяснить ваше присутствие.
– Не беспокойтесь.
Лупо вышел. Дождавшись, пока затихнет шелест его бахил, Коломба включила компьютер Томми, надеясь, что он не запаролен. Пароля не было. Быстро отыскав папку со своими фотографиями, она удалила ее, очистила корзину и запустила программу очистки диска. Может, файлы и удастся восстановить какому-нибудь специалисту, но по крайней мере не первому попавшемуся журналюге, который даст на лапу карабинерам, чтобы его впустили в дом. Она выключила компьютер и принялась срывать со стен фотографии, начав с той, где на ней была форма с нашивками комиссара. Некоторые снимки были распечатаны на бланках некоего доктора Палы, «подросткового психиатра и терапевта», который, судя по указанному адресу, принимал неподалеку. Скомкав фотографии, Коломба сунула их под куртку. С опустевшими стенами комната стала казаться еще мрачнее и тревожней. Данте просто помер бы в таком местечке, подумала она. Возможно, для Томми все наоборот.
«Не забывай, он прошел пешком три километра».
