4
Друзья Боба Шейна не хотели, чтобы Лора присутствовала на похоронах ее отца. Они считали, что двенадцатилетней девочке не выдержать столь тяжкого испытания. Однако Лора настояла на том, чтобы пойти, а если она чего-то сильно хотела – в данном случае сказать последнее «прости» своему отцу, – то отговаривать ее было бесполезно.
Тот день, четверг, 24 июля 1967 года, стал худшим днем в жизни девочки, даже хуже, чем вторник на той же неделе, когда умер отец. Первый анестезирующий шок прошел, и Лора вышла из оцепенения: эмоции рвались наружу и она не могла их контролировать. Лора начинала осознавать всю невосполнимость своей утраты.
Она выбрала темно-синее платье, поскольку черного у нее не было. Надела черные туфли и темно-синие носки, хотя и сомневалась в их уместности, так как носки придавали ей легкомысленный, детский вид. Но она пока еще не носила нейлоновых чулок, и надевать их впервые в жизни на похороны казалось столь же неуместным. Ведь папочка будет смотреть на нее с небес во время заупокойной службы, и ей хотелось быть такой, какой он привык ее видеть. Если папа увидит дочь в нейлоновых чулках – маленькую дурочку, пытающуюся сойти за взрослую, – ему придется за нее краснеть.
В траурном зале похоронного бюро Лора сидела на передней скамье между Корой Лэнс, хозяйкой салона красоты, расположенного неподалеку от бакалейного магазина Шейна, и Анитой Пассадополис, вместе с которой Боб занимался благотворительностью в пресвитерианской церкви Святого Андрея. Обеим дамам было ближе к шестидесяти, и они, словно две бабушки, взволнованно кудахтали над Лорой, ободряюще ее поглаживая.
Но беспокоиться за Лору им явно не стоило. Она не будет рыдать, не впадет в истерику, не станет рвать на себе волосы. Она понимала, что такое смерть. Каждому на этой земле суждено умереть. Умирали люди, умирали собаки, умирали кошки, умирали птицы, умирали цветы. Даже древние секвойи рано или поздно умирали, хотя и жили в двадцать или тридцать раз дольше, чем человек, что, конечно, было несправедливо. Хотя, с другой стороны, просуществовать тысячу лет в виде дерева – перспектива куда более безрадостная, чем прожить сорок два года счастливым человеком. Ее папе было всего сорок два, когда у него не выдержало сердце – бац, и внезапный сердечный приступ! – слишком мало. Но так уж устроен мир, и плакать из-за этого бессмысленно. Лора гордилась своей рассудительностью.
И, кроме того, для человека смерть не была концом, а на самом деле – только началом. Ведь за ней следовала другая – лучшая – жизнь. Лора знала, что это, скорее всего, правда, поскольку так говорил ей папа, а папа никогда не лгал. Ее папа был самым правдивым человеком, добрым и очень хорошим.
Когда священник взошел на кафедру слева от гроба, Кора Лэнс наклонилась поближе к Лоре:
– Милая, ты в порядке?
– Да, все хорошо, – ответила Лора, не глядя на Кору.
Девочка не решалась смотреть в глаза пришедшим на похороны и поэтому с интересом рассматривала неодушевленные предметы.
Она впервые в жизни попала в похоронное бюро, и ей здесь совсем не понравилось. Бордовый ковер казался до нелепого ворсистым. Шторы и обивка стульев были тоже бордовыми, с узкой золотой отделкой, абажуры на лампах, конечно, бордовые. Возникало ощущение, будто декорировавший траурный зал дизайнер по интерьерам помешан на бордовом цвете, ставшем для него фетишем.
«Фетиш» было новым словом в словаре Лоры. Она использовала его слишком часто, как и все новые слова, но на сей раз вполне уместно.
В прошлом месяце Лора, впервые услышав чудное слово «секвестрированный», означавшее «ограниченный» или «урезанный», стала использовать его по поводу и без повода, на что папа начал поддразнивать ее использованием этого слова в самых нелепых сочетаниях: «Эй, как сегодня дела у моей секвестрированной Лоры?» или «Картофельные чипсы – наиболее ходовой товар, поэтому мы переместим их в первый проход, поближе к кассе, потому что угол, где они лежат, предстоит секвестрировать». Папа обожал смешить Лору, например рассказывая сказки о сэре Томасе Жабе, земноводном родом из Великобритании, которого Боб придумал, когда дочери было восемь лет, и чью смешную биографию каждый день украшал новыми подробностями. В каком-то смысле отец был большим ребенком, и Лора любила его за это.
У Лоры задрожала нижняя губа. Девочка ее прикусила. Сильно. Если она заплачет, значит она сомневается в папином обещании, что на том свете человека ожидает другая, лучшая жизнь. Своим плачем она подтвердит, что он умер, умер раз и навсегда. Все, finito.
Лоре безумно хотелось, чтобы ее прямо сейчас секвестрировали в своей комнате над бакалейным магазином, в своей кровати, с натянутым на голову покрывалом. Эта идея показалась столь заманчивой, что Лора представила себе, как создаст фетиш для своего секвестрирования.
После похоронного бюро все отправились на кладбище.
На кладбище не было надгробий. Лишь бронзовые дощечки на мраморных основаниях могил. Холмы с зелеными лужайками в тени индийских лавров и более низких магнолий можно было вполне принять за парк – место, чтобы играть, бегать и смеяться, – если бы не свежевырытая могила, в которую опустили гроб с Бобом Шейном.
Прошлой ночью Лора дважды просыпалась от отдаленных раскатов грома, и сквозь сон ей показалось, будто она видела, как в окне сверкнула молния, но если ночью несвоевременная гроза и прошла где-то в стороне, то сейчас от нее не осталось даже следа. День был ясным, безоблачным.
Лора стояла между Корой и Анитой, которые гладили девочку и шептали бесполезные слова утешения. С каждым словом заупокойной молитвы давящее чувство в душе лишь усиливалось. Девочке вдруг показалось, что она стоит не в тени раскидистого дерева в теплое безветренное июльское утро, а голая на морозе и кругом царит арктический холод.
Распорядитель похорон включил электрический лифт. Тело Боба Шейна предали земле. Когда начали опускать гроб, Лора, неожиданно почувствовав приступ удушья, выскользнула из ласковых рук двух новоиспеченных бабушек и сделала два шага по кладбищу. Она была холодной, как мрамор, и ей не терпелось выйти на солнцепек. Лора остановилась, оказавшись на солнце, которое приятно пригревало кожу, но не могло растопить лед внутри.
Она решила спуститься с пологого холма и буквально через минуту увидела какого-то мужчину, стоявшего в дальнем конце кладбища в тени небольшой рощицы из лавровых деревьев. На мужчине были светло-коричневые слаксы и белая рубашка, слегка светившаяся в сумраке, словно человек этот был призраком, сменившим покров ночи на яркий солнечный свет. Мужчина наблюдал за Лорой и другими скорбящими, собравшимися у могилы Боба Шейна на вершине холма. На таком расстоянии Лора не могла толком разглядеть лица, но заметила, что это высокий мускулистый блондин – и он ей кого-то до боли напоминал.
Незнакомец заинтриговал Лору, она и сама не знала почему. Девочка, точно завороженная, спустилась с холма, осторожно обходя могилы. И чем ближе она подходила к блондину, тем более знакомым казалось его лицо. Поначалу мужчина не отреагировал на ее появление, но Лора знала, что он пристально за ней наблюдает: она чувствовала на себе его тяжелый взгляд.
Кора с Анитой окликнули Лору, но она не отреагировала. Охваченная необъяснимым волнением, девочка ускорила шаг, теперь от незнакомца ее отделяло не более ста шагов.
В страхе, что он ускользнет, прежде чем она сумеет получше его рассмотреть, но по-прежнему не понимая, почему для нее это так важно, Лора перешла на бег. Подошвы новых черных туфель оказались слишком скользкими, пару раз она едва не упала. В том месте, где стоял мужчина, трава была утоптана, значит он явно не привидение.
Лора уловила между деревьями какое-то движение, белым пятном мелькнула рубашка блондина. Девочка поспешила за ним. Под кронами лавров, куда не проникали лучи солнца, трава была чахлой, бледной. Со всех сторон тянулись вездесущие корни и предательские тени. Споткнувшись, Лора ухватилась за ствол и, восстановив равновесие, подняла голову, но незнакомец исчез.
Роща оказалась довольно густой. Ветви деревьев плотно переплелись, пропуская лишь тонкие золотистые ниточки света, словно раздергивая ткань, из которой сотканы небеса. Лора поспешила вперед, щурясь в полумраке. Несколько раз ей казалось, будто она видит мужчину, но то был лишь обман зрения, игра света или воображения. Когда поднялся легкий ветерок, Лоре почудилось, будто она слышит в шорохе опавших листьев крадущиеся шаги. Она пошла на этот звук, но его источник исчез.
Через пару минут роща закончилась, и Лора оказалась на дороге, идущей через другой участок большого кладбища. На обочине были припаркованы мерцавшие на солнце автомобили, в ста ярдах от них другая группа скорбящих принимала участие в заупокойной службе у открытой могилы.
Лора, вконец запыхавшаяся, стояла на дороге, ломая голову, куда мог подеваться человек в белой рубашке и что заставило ее пуститься за ним в погоню.
Ей стало не по себе от ослепительного солнца, внезапного затишья после порыва ветра и воцарившегося на кладбище безмолвия. Солнечные лучи, казалось, пронизывали ее насквозь, тело вдруг стало прозрачным, и Лора ощутила необыкновенную легкость, почти состояние невесомости и слабое головокружение. Казалось, будто она попала в удивительный сон и теперь парит над нереальным ландшафтом.
Я сейчас потеряю сознание, подумала она.
Лора оперлась рукой о переднее крыло одного из припаркованных автомобилей и стиснула зубы, стараясь не упасть в обморок.
В свои двенадцать лет девочка обладала рассудительностью взрослого человека и считала, что уже вышла из детского возраста, но лишь до этого момента на кладбище, когда внезапно ощутила себя очень юной, слабой и беззащитной.
По дороге, слегка притормаживая, проехал коричневый «форд». За рулем сидел человек в белой рубашке.
Увидев его совсем близко, она сразу поняла, почему он показался ей знакомым. Четыре года назад. Ограбление. Ангел-хранитель. И хотя Лоре тогда было всего восемь лет, его лицо навсегда врезалось ей в память.
Максимально сбросив скорость, незнакомец медленно ехал мимо Лоры, пристально вглядываясь в нее. Их разделяло всего несколько футов.
Через открытое окно автомобиля девочка могла рассмотреть каждую черту красивого лица незнакомца так же отчетливо, как и в тот ужасный день, когда он появился в их бакалейной лавке. Ярко-голубые глаза молодого мужчины не утратили своей притягательности, и, поймав его внимательный взгляд, Лора вздрогнула.
Он ничего не сказал, не улыбнулся, а только еще пристальнее всмотрелся в ее лицо, словно пытаясь запечатлеть в памяти ее внешность. Он глядел на нее, как путник в пустыне глядит на стакан холодной воды. Его упорное молчание, немигающий взгляд пугали Лору и одновременно давали странное чувство защищенности.
Автомобиль проехал мимо Лоры. Она крикнула:
– Погодите!
Оторвавшись от машины, на которую она облокачивалась, Лора кинулась к коричневому «форду». Незнакомец нажал на газ и умчался прочь, оставив девочку одну на солнцепеке. И тут у нее за спиной послышался мужской голос:
– Лора?
Оглянувшись, она сперва никого не увидела. Тогда мужчина снова окликнул ее, очень тихо, и она увидела его в пятнадцати футах от дороги, на краю рощи. Он стоял в фиолетовой тени индийского лавра. На мужчине были черные слаксы и черная рубашка, что для лета выглядело несколько неуместно.
Заинтригованная и озадаченная, Лора невольно задалась вопросом, не связан ли этот человек с ее ангелом-хранителем. Она сделала буквально два шага в сторону незнакомца, но неожиданно поняла, что он смотрится неуместно в этот теплый летний день не только из-за черной одежды: от этого темного человека веяло стужей, словно он был создан для жизни в полярных районах или в ледяных пещерах заснеженных гор.
Лора остановилась менее чем в пяти футах от него.
Он больше не произнес ни слова, но напряженно вглядывался в девочку, и взгляд этот озадачивал ее не меньше всего остального.
Она увидела шрам на его левой щеке.
– Почему именно ты? – Ледяной человек сделал шаг вперед, протянув к Лоре руки.
Лора испуганно отшатнулась, крик замер у нее в горле.
И тут из-за деревьев послышался голос Коры Лэнс:
– Лора?! Ты в порядке? Лора?
Мужчина со шрамом, мгновенно отреагировав на появление Коры, повернулся и начал пробираться сквозь заросли лавра; его черная фигура тотчас же растворилась в тени, словно это был не реальный человек, а ожившая частица тьмы.
Через пять дней после похорон, во вторник 29 июля, Лора вернулась в свою комнату над бакалейным магазином впервые за все это время. Нужно было собрать вещи и сказать «до свидания» месту, которое было ее домом с тех пор, как она себя помнила.
Остановившись, чтобы передохнуть, Лора села на край измятой кровати, пытаясь вспомнить, как счастлива она была в этой комнате еще несколько дней назад. На книжной полке в углу стояло по меньшей мере сто книг в бумажной обложке, в основном рассказы о собаках и лошадях. Пятьдесят фигурок собачек и кошечек – стеклянных, латунных, фарфоровых, оловянных – украшали полки на стене у изголовья кровати.
У нее не было домашних животных, поскольку санитарные правила запрещали держать животных в квартире над бакалейным магазином. Но Лора надеялась, что в один прекрасный день заведет собаку, а может, и лошадь. Но в любом случае когда она вырастет, то будет ветеринаром – целителем больных и раненых животных.
Папа говорил ей, что она может стать кем угодно: ветеринаром, адвокатом, кинозвездой и так далее.
– Ты можешь стать погонщицей оленей, если захочешь, или танцовщицей на шесте. Тебе открыты все пути.
Она улыбнулась, вспоминая, как папа изображал танцовщицу на шесте. Но сразу вспомнила, что папа умер, и в душе возникла чудовищная пустота.
Вынув вещи из шкафа, Лора аккуратно сложила одежду в два больших чемодана. У нее был еще кофр, куда она спрятала любимые книги, несколько игр и плюшевого мишку.
Кора и Том Лэнс проверяли остальное содержимое маленькой квартиры и бакалейной лавки на первом этаже. Лора должна была остаться в этой семье, хотя и не знала, навсегда или на время.
Разнервничавшись при мысли о туманных перспективах на будущее, она снова принялась паковать вещи. Открыла ящик ближайшего из двух ночных столиков и оцепенела при виде миниатюрных сапожек, крошечного зонтика и игрушечного шарфика, которые приобрел ее папа в доказательство того, что сэр Томми Жаба действительно снимал у них комнату.
Отец уговорил своего друга, искусного башмачника, сшить сапожки, достаточно широкие, чтобы туда поместились перепончатые лапы. Зонтик он купил в магазине, где продавали миниатюрные вещи, а зеленый клетчатый шарф изготовил собственноручно, даже не поленившись сделать бахрому на концах. Когда Лора на свой девятый день рождения вернулась из школы, сапожки и зонтик уже стояли у стены в прихожей возле двери, а кукольный шарфик висел на вешалке.
«Тсс! – драматическим шепотом произнес папа. – Сэр Томми только что вернулся из тяжелой поездки в Эквадор по заданию королевы – у нее там алмазные копи – и утомился с дороги. Думаю, теперь он будет спать много-много дней. И все же он просил передать тебе поздравление с днем рождения и даже оставил подарок на заднем дворе». Подарком оказался новенький велосипед фирмы «Швинн».
И вот теперь, глядя на крошечные предметы в ящике ночного столика, Лора поняла, что умер не только папа. Вместе с ним ушли сэр Томми Жаба и другие выдуманные отцом персонажи, а также глупые, но чудесные фантазии, которыми он развлекал Лору. Сапожки для перепончатых лап, миниатюрный зонтик и крошечный шарфик казались такими милыми и трогательными, что Лора почти поверила, будто сэр Томми действительно существовал и теперь ушел в свой собственный, лучший мир. Из груди девочки вырвался глухой стон отчаяния. Она упала на кровать, зарывшись лицом в подушки, чтобы заглушить судорожные всхлипывания. Впервые за все время после смерти отца она дала наконец волю отчаянию и горю.
Она не хотела жить без папы, и все же ей придется не только продолжать жить, но и стараться преуспеть, поскольку теперь каждый день ее жизни будет выполнением его завета. Несмотря на столь юный возраст, Лора понимала, что если она будет жить достойно и станет хорошим человеком, то сохранит в душе частицу отца, тем самым в каком-то смысле продолжив его жизнь.
Однако смотреть в будущее с оптимизмом и радостью, похоже, будет непросто. Теперь Лора с пугающей ясностью осознавала, что жизненный путь человека тернист и извилист: на смену безоблачным, солнечным дням всегда приходят холод и ненастье; никогда не знаешь, в какой момент удар молнии поразит кого-то, кого ты любишь. Ничто не вечно. Жизнь – это свеча на ветру. Тяжелый урок для двенадцатилетней девочки, заставивший ее почувствовать себя старой, очень старой, чуть ли не древней старухой.
Когда поток горячих слез иссяк, Лора быстро взяла себя в руки: ей не хотелось, чтобы Лэнсы видели, как она плачет. Если мир такой суровый, жестокий и непредсказуемый, то не стоит демонстрировать даже малейшую слабость.
Лора аккуратно завернула сапожки для перепончатых лап, зонтик и клетчатый шарфик в папиросную бумагу. И спрятала в кофр.
Очистив оба ночных столика, Лора подошла к письменному столу, чтобы освободить и его, но неожиданно увидела под пресс-папье сложенный лист из блокнота с написанным четким, изящным, аккуратным почерком посланием, словно напечатанным на пишущей машинке:
Дорогая Лора!
Некоторые вещи предопределены судьбой, и предотвратить их никто не может. Даже твой особый ангел-хранитель. Ты должна утешать себя тем, что твой папа любил тебя всей душой. И таких счастливчиков, которых любили бы так же сильно, как он тебя, очень немного. И хотя тебе сейчас кажется, что ты больше никогда не будешь счастлива, ты ошибаешься. Когда придет время, ты непременно обретешь счастье. И это не пустые обещания. Это факт.
Записка была без подписи, но Лора знала, кто ее написал: тот мужчина, который на кладбище смотрел на нее из окна проезжавшего автомобиля, а много лет назад спас их с отцом от пули грабителя. Ведь никто другой не станет называть себя особым ангелом-хранителем. Лора невольно задрожала, но не от страха: загадочный ангел-хранитель пробуждал любопытство и затрагивал тайные струны души.
Девочка бросилась к окну спальни и отодвинула прозрачную занавеску, висевшую между шторами, в полной уверенности, что сейчас увидит под окном незнакомца, но на улице перед магазином никого не было.
Человека в черном там тоже не было, впрочем, Лора и не ожидала его увидеть. Она почти убедила себя, что он никак не связан с ангелом-хранителем и на кладбище был совсем по другой причине. Конечно, человек в черном знал, что ее зовут Лора, но, возможно, он просто слышал, как Кора звала девочку с кладбищенского холма. И она тотчас же выкинула этого человека из головы, поскольку не желала, чтобы он стал частью ее жизни, в отличие от ангела-хранителя, в котором сейчас отчаянно нуждалась.
Лора перечитала послание.
И хотя она не знала, кем был тот блондин и что ему нужно, оставленная им записка ее успокоила. Ведь совершенно необязательно понимать необъяснимое, главное – это верить.
5
Заложив накануне взрывчатку на чердаке института, Штефан вернулся на следующую ночь с тем же чемоданом и снова пожаловался на бессонницу. Виктор, предвидя этот ночной визит, принес Штефану половину испеченного женой пирога.
Штефан жевал пирог, одновременно формируя и закладывая пластид. Огромный подвальный этаж здания, разделенный перегородкой на две части, в отличие от чердака, ежедневно использовался сотрудниками института. И Штефану пришлось особенно тщательно прятать зарядные устройства и проволоку.
В первом помещении хранились материалы исследований и стояла пара длинных дубовых столов. Шкафы для документов высотой шесть футов были расположены вплотную друг к другу вдоль двух стен. Взрывные устройства удалось установить на шкафах, протолкнув их подальше к стене, где даже самый высокий сотрудник не мог их заметить.
Проволоку Штефан пропустил за шкафами, хотя ему и пришлось просверлить маленькую дырочку в перегородке между помещениями, чтобы распространить детонацию на вторую комнату. Он проделал отверстие в незаметном месте, так что проволока высовывалась не больше чем на два дюйма по обе стороны перегородки.
Второе помещение использовалось для хранения офисного и лабораторного оборудования, и здесь же содержались подопытные животные: несколько хомяков, белые мыши, две собаки и в специальной клетке с перекладинами, чтобы качаться, одна очень энергичная обезьяна. Все они участвовали – и выжили – в ранних экспериментах института. И хотя институт больше не нуждался в подопытных животных, которых оставили для того, чтобы установить, не появились ли у них долгосрочные последствия в виде проблем со здоровьем, связанные с необычными приключениями.
Штефан засунул мощные зарядные устройства в пустоты между сложенным лабораторным оборудованием, а проволоку пропустил через зарешеченный вентиляционный канал, через который накануне вечером протянул проволоку с чердака. За работой Штефана пристально наблюдали подопытные животные, словно знали, что жить им осталось меньше двадцати четырех часов. Щеки Штефана горели от стыда. Его мучило чувство вины, которой он не испытывал, планируя смерть сотрудников института, возможно, потому, что животные были невинными созданиями, а вот люди – нет.
К четырем утра Штефан закончил закладку взрывных устройств в подвале и текущую работу в своем кабинете на третьем этаже. И прежде чем покинуть институт, он направился в главную лабораторию на первом этаже и с минуту смотрел на ворота.
Ворота.
Пульт управления воротами с циферблатами, шкалами и графическими индикаторами мягко светился оранжевыми, желтыми и зелеными огнями, поскольку питание здесь никогда не отключалось. Ворота, едва различимые в полумраке, были цилиндрической формы, длиной двенадцать футов и диаметром восемь футов; кожух из нержавеющей стали тускло поблескивал в кругах света от стоявшего вдоль трех стен оборудования.
Штефан использовал ворота множество раз, но по-прежнему испытывал перед ними священный ужас, и не только потому, что они стали потрясающим научным прорывом, но и потому, что таили в себе безграничные потенциальные возможности для использования во зло. Нет, они отнюдь не были вратами в ад, но в руках нехороших людей могли стать таковыми. А сейчас они действительно находились в руках нехороших людей.
Поблагодарив Виктора за пирог и заверив его, что съел все до крошки, хотя на самом деле скормил бо?льшую часть животным, Штефан поехал к себе на квартиру.
Уже вторую ночь подряд на улице бушевала буря. Северо-западный ветер принес косой дождь. Вода из водосточных труб, пенясь, стекала на тротуар, капала с крыш, затапливала улицы, переполняла сточные канавы. И поскольку город был полностью погружен в темноту, лужи и черные потоки воды скорее походили на разлившуюся нефть. На улице было совсем мало военных. Одетые в темные непромокаемые плащи, они напоминали персонажей старого готического романа Брэма Стокера.
Штефан поехал домой прямым путем, уже не стараясь избежать встречи с полицейскими контрольно-пропускными пунктами. Его документы были в порядке, а разрешение нарушать комендантский час – действительным, и он больше не перевозил взрывчатые вещества, полученные нелегальным путем.
Вернувшись домой, Штефан завел стоявший возле кровати будильник и тотчас же провалился в сон. Он отчаянно нуждался в отдыхе, потому что на следующий день ему предстояло совершить два тяжелейших путешествия и ликвидировать кучу народу. Если он не будет в полной боевой готовности, то может и сам схлопотать шальную пулю.
Ему снилась Лора, что он счел добрым знаком.
Глава 2
