Тебя потерять, сказал Шум.
– Но чуда не случилось, – сказал я, помолчав секунду.
Бен покачал головой. Протянул мне книгу.
– Прости, – сказал он. – Прости, что все вышло вот так.
И в его Шуме было столько настоящего горя, столько скорби, и заботы, и взвинченности, и я знал, што он говорит чистую правду и ничего не может поделать с происходящим, и я ненавижу весь сегодняшний день, но беру у него из рук книгу и сую ее обратно в пакет, а пакет – в рюкзак. Дальше мы молчим. А што тут еще скажешь? Всё – и ничего. Всё – не можешь, поэтому не говоришь ничего.
Он снова притянул меня к себе – в губу воротником двинул, как Киллиан, но только на сей раз я не отодвинулся.
– Помни всегда, – сказал Бен. – Когда твоя ма умерла, ты стал нашим сыном, и я тебя люблю, и Киллиан тоже любит. Всегда любили и всегда будем.
Я уже открыл было рот сказать: «Я не хочу уходить», – но из него так ничего и не вышло.
Потому што – БАМММ!!! – раздается самый громкий удар, какой я слышал в Прентисстауне за всю свою жизнь, как будто што-то взлетело на воздух… прямо к небу.
И слышно это может быть только с нашей фермы.
Бен выпустил меня и оттолкнул, и ничего не сказал, но его Шум вопил на всю округу Киллиан.
– Я с тобой, домой, – крикнул я, – я тоже буду драться!
– Нет! – рявкнул он. – Тебе нужно убираться отсюда. Обещай мне! Двигай через болото и подальше, прочь, скорее!
Я секунду молчал.
– Обещай мне! – повторил Бен, на сей раз очень требовательно.
– Обещай! – гавкнул Мэнчи, и страх было слышно даже в этом.
– Обещаю, – сказал я.
Бен протянул руку назад и што-то там отстегнул, повозился немного, пока оно совсем отцепилось, и подал мне. Это был его охотничий нож, большой такой, с костяной рукояткой и зубчатым лезвием, способный разрезать все на свете, нож, который я на самом деле надеялся получить на день рожденья, когда стану мужчиной. Ремень тоже при нем, надевай хоть сейчас.
– Возьми, – сказал Бен. – Забирай его с собой на болота. Он может тебе понадобиться.
– Я никогда раньше не дрался со спаклом, Бен.
Он все равно протянул его мне, и я взял.
С фермы донесся еще один БАМММ. Бен оглянулся на нее, потом на меня.
– Двигай. Следуй по реке до болота и дальше. Беги что есть мочи и не смей оборачиваться, Тодд Хьюитт. – Он взял меня за руку и крепко сжал. – Если я смогу тебя найти – я найду, клянусь. Но не останавливайся, Тодд. Держи свое слово.
Вот и все. Это «прощай». «Прощай», которого я в жизни не хотел.
– Бен…
– Пошел! – крикнул он и сорвался с места, оглянувшись на бегу только раз, и кинулся опрометью обратно, на ферму, к тому, што творилось на краю света… што бы там ни творилось.
6
Нож передо мной
– ВПЕРЕД, МЭНЧИ! – крикнул я, кидаясь бегом, хотя каждый кусочек меня хотел только мчаться вслед Бену, который удалялся в противоположную сторону, через поля, штобы, как он и сказал, сбить со следу тех, кто мог сейчас следить за Шумом.
Я только на секунду остановился, заслышав со стороны дома хлопки потише – наверняка ружейные выстрелы. Я подумал про ружье, которое Киллиан забрал у мистера Прентисса-младшего, и про все ружья, которые мэр Прентисс и его люди позабирали в городе, и как все эти ружья сейчас против Киллиана с его одним, краденым, и еще про те несколько подумал, што есть у нас в доме, да только долго они все одно не продержатся, даже вместе, и што это, интересно, так грохнуло раньше, хотя это наверняка Киллиан рванул генераторы, штобы сбить нападающих с толку и заставить Зашуметь так, штобы никто не расслышал, как я убегаю в лес.
Все это – штобы я мог скрыться.
– Вперед, Мэнчи, – повторил я, и мы пробежали последние несколько футов до реки, и повернули направо, и двинулись по берегу под уклон, стараясь держаться подальше от камышей.
В камышах, там кроки живут.
Я вытащил нож из ножен и держал всю дорогу в руке, а шли мы и вправду очень быстро.
– Што, Тодд? Што, Тодд? – продолжал тявкать Мэнчи.
На его языке это означало: «Скажите же мне наконец, што такое у вас происходит?»
– Не знаю, Мэнчи. Заткнись и дай мне подумать.
Рюкзак прыгал у меня на спине на бегу, но мы держали темп изо всех сил, продираясь чрез кусты и перепрыгивая через лежачие бревна.
Я вернусь. Точно вернусь. Так я и сделаю. Они сказали, я пойму, што мне делать, и вот я понял. Пойду на болото и убью спакла, если смогу, а потом вернусь домой и помогу Бену с Киллианом, а потом мы все вместе уйдем в эти другие места, про которые Бен говорил.
Да, так я и поступлю.
– Обещал, Тодд, – горестно подал голос Мэнчи.
Тропинка неприятно прижималась к камышам.
– Пасть закрой, – сказал я. – Я обещал, што уйду, но штобы уйти, может, надо сначала вернуться.
– Тодд? – переспросил Мэнчи.
Да, я тоже в это не верю.
Мы уже отошли дальше предела слышимости с фермы. Река вильнула немного к востоку, прежде чем влиться в верховья болота, и так увела нас еще дальше от города, и вот уже минуту спустя ничего больше не было, только мой Шум и Мэнчи да звук бегущей воды, достаточно громкий, штобы заглушить Шум охотящегося крока. Бен говорил, это эволюшия, только предостерегал не увлекаться такими мыслями поблизости от Аарона.
Я уже с трудом переводил дух, а Мэнчи – тот вообще пыхтел так, будто сей же час перевернется кверху брюхом, но останавливаться мы не стали. Солнце начало клониться к закату, но было еще совсем светло – на таком свету хрен тебя што-нибудь спрячет. Пригорок закончился, мы спустились на уровень реки, и кругом тут же все начало заболачиваться. Земля просела, подтопила нас грязью; мы поневоле сбавили шаг. Камышей тоже стало больше, ничего с этим не поделаешь.
– Уши навостри, – приказал я Мэнчи. – Слушай кроков.
Река тут бежала опять медленнее, и если придавить как следует собственный Шум, можно расслышать их – где-то там. Стало еще мокрее. Мы уже едва держали обычный прогулочный шаг, мерно чавкая чрез грязь. Нож я сжал покрепче и выставил вперед, на всякий случай.
– Тодд? – сказал Мэнчи.
– Слышишь их? – прошептал я, стараясь глядеть, куда ставлю ноги, наблюдать за псом и следить за камышами – все это одновременно.
– Кроки, Тодд, – сообщил Мэнчи настолько тихо, насколько вообще еще возможно лаять.
Я встал и как следует прислушался.
И услышал их – там, в камышах, причем еще и в нескольких местах разом. Мясо, говорили они. Мясо, пожива и зубы.
– Вот дерьмо, – выразился я.
– Кроки, – поправил меня Мэнчи.
– Пошли. – И мы зашлепали дальше, потому што кругом была уже сплошная жижа.
На каждом шагу ноги у меня уходили в ил, и ямы поверх заполнялись водой, и идти было решительно некуда, кроме как дальше, через камыши. Я принялся размахивать ножом перед собой, штобы срубить любой подвернувшийся камыш.
Глядел я вперед и, куда мы идем, видел: вверх и вправо. Мимо города мы уже прошли, теперь там начинались дикие поля – сбегали мимо школы и встречались с трясиной; ежели чрез эту топь прорваться, выйдем на твердую землю, а там уже тропинки и до настоящих болот недалеко со всей их тьмой.
Неужто я тут только сегодня утром был?
– Мэнчи, наддай, – сказал я. – Мы почти пришли.
Мясо, пожива и зубы, клянусь, успели сделаться ближе.
– Быстро!
Мясо.
– Тодд?
Я упорно рубился чрез камыши и с чваканьем таскал ноги из грязи, мяса, поживы и зубов. Но тут донеслось еще и пес – вертун.
И я понял, што нам конец.
– Бегом! – крикнул я, и мы побежали, и Мэнчи в ужасе взвизгнул и ка-а-ак скакнет мимо меня, но впереди я увидел, как из камышей подымается крок и кидается на него, но Мэнчи так обезумел от ужаса, што прыгнул еще выше, выше, чем он вообще умеет, и крочьи зубы клацнули об пустоту, и все это рухнуло со всей дури в трясину рядом со мной, вид имея до крайности недовольный, и я услышал, как Шум зашипел малец – вертун, и бросился вперед, а он – на меня, и я без единой мысли в голове повернулся и выставил руку вверх, а крок рушится на меня сверху – пасть открыта, когти наружу, и я думаю, вот она, смерть, явилась, и как ринусь из грязи со всей силы назад, на сушу, а он на задних ногах ломит за мной из камышей, и дальше реально минута ушла – мы с Мэнчи оба орали благим матом на разные голоса, – пока я понял, што он на меня больше не валит, а наоборот, уже весь мертвый, и в голове у него мой новый нож, так и торчит в черепе, и единственное, почему крок еще двигается, это потому што двигаюсь я, и я его с ножа-то стряхнул, а он просто упал наземь, и я на него, сверху – счастливый до ушей, што, кажется, так и не умер.
И вот пока я хватал ртом воздух, и кровь у меня гудела, а Мэнчи лаял и лаял, и мы оба хохотали от облегчения, тут-то я и понял, што мы слишком громко себя вели, штобы расслышать кое-што важное.
– Собрался куда-то, молодой Тодд?
Аарон. Стоял. Прямо надо мной.
Не успел я охнуть, как он отвесил мне кулаком в рожу.
Я, понятное дело, упал навзничь на землю, прямо на рюкзак – получилось што-то навроде перевернутой черепахи. Щека и глаз взвыли от боли; я едва шевельнулся, а Аарон сграбастал меня за грудки – ладно бы еще за рубашку, так прямо за шкуру под ней – и вздернул на ноги. Тут-то я уже заорал – так больно это было.
Мэнчи свирепо гавкнул:
– Аарон! – и бросился ему на ногу, а тот, не глядя, пинком отправил его прочь с дороги.
Теперь он держал меня, чуть не уткнувшись носом в нос. Мне оставалось только глядеть на него в упор одним глазом – тем, который не болел.
– И что же, во имя сада Эдемского, Господнего, изобильно-прославленного, ты делаешь тут, на болотах, Тодд Хьюитт? – вопросил он, обдавая меня мясным запахом изо рта и Шумом, настолько жутким и диким, што вы ни в жисть не захотите такого услышать. – Тебе сейчас полагается быть у себя на ферме, мальчик.
Свободной рукой он двинул мне под дых. Я бы, может, и согнулся впополам от боли, но он все еще держал меня за грудки – за рубашку и шкуру под ней, больно.
– Тебе надо назад, – добавил он. – Там есть на что посмотреть.
Я едва мог дышать, но то, как он это сказал, и кое-какие намеки из Шума показали мне наконец кусочек правды.
– Это ты их послал, – выдавил я. – Это не меня они услышали. А тебя.
– Никудышные мужики выходят из умных мальчишек, – процедил Аарон и крутанул тем кулаком, которым держал меня.
Я, конечно, взвыл, но, черт его задери, не заткнулся.
– Они не в моем Шуме услышали тишину! Они ее в твоем различили! И ты их послал за мной, штобы они за тобой не пришли.
– О нет, Тодд, – возразил он. – Они ее в твоем Шуме услыхали. Просто я позаботился, чтобы она от них не укрылась. Чтобы они точно знали, кто принес опасность в город…
Зубищи его со скрипом изобразили улыбку под бородой – совершенно дикую.
– …и кого нужно наградить за все усилия.
– Ты спятил, – выдал я.
И, черт подери, это была чистая правда, но как же я хотел ошибиться!
Ухмылку он с губ уронил, а зубы стиснул сильнее.
– Оно мое, Тодд, – сказал. – Мое.
Я понятия не имел, што – оно, но раздумывать об этом не стал, так как понял одну важную вещь. Про которую мы с Аароном оба забыли.
Што у меня в руке до сих пор нож.
Ну а дальше сразу случилось много всего.
Аарон услыхал нож у меня в Шуме и осознал свой просчет – очень быстро. Он снова замахнулся кулаком…
… а я – ножом, раздумывая между тем, смогу ли вот так взять и пырнуть его…
…но тут в камышах раздался треск, и Мэнчи завопил:
– Крок!
