– Мам, я дома, – крикнула я, заходя в прихожую.
В отличие от Лолы, я жила не в квартире, а в доме, доставшемся нам с мамой от деда. Белый кирпич, коричневая черепица, перекрытия из натурального дерева, три просторные спальни, летний сад, библиотека и кухня. Иногда мелькала мысль, что продав этого монстра и перебравшись в уютную квартиру в центре города, мы с мамой смогли бы, наконец, позволить себе отдых, а ей лечение. Или вложить деньги и получать процент, а может…
Я покачала головой. Мама и слышать об этом не хотела.
«Только через мой труп, – отвечала она, стоило только завести разговор о продаже, и со слезами добавляла: – Потерпи, недолго уже осталось».
Я обнимала её и забывала о меркантильных планах на неопределённый срок. Правда, они возвращались. Зимой чаще, чем летом, когда приходили счета за отопление. По крайней мере, работа в «ЭроДрим» давала мне возможность оплачивать их, не залезая в долги. Да и мама гордилась тем, что дочь работает на киностудии, уверяя, что скоро меня заметят и обязательно дадут главную роль.
Похоже, предсказания сбылись. Жаль, что я никогда не рассказывала ей, что наша киностудия снимает только порно.
– На кухне, – крикнула она в ответ. Хлопнула дверь холодильника, и я замерла на месте.
Тот мужчина в доме Лолы, что спускался по лестнице… Откуда он вышел? Откуда, если я слышала его шаги, но не слышала, как хлопнула входная дверь? Почему-то я сразу представила, как он стоял за углом и смотрел на меня, безуспешно нажимавшую на кнопку звонка. Завкафедрой по сценическому мастерству всегда говорил, что у меня слишком живое воображение. Причём слово «живое» он произносил так, будто хотел сказать «больное».
2 день съёмок
– Уже слышала? – спросила Мира, по обыкновению переминаясь с ноги на ногу. Сколько я её знаю, девушка никогда не могла устоять на месте дольше нескольких секунд. – Все самого утра пишут заявления об увольнении по собственному желанию. – И, видя моё удивление, добавила: – А уж какие из них будут подписаны, неведомо. Пришли инструкции от нового высочайшего начальства.
– А само высочайшее? – спросила я, встряхивая и убирая в шкафчик плащ.
– Новый генеральный застрял в аэропорту Цюриха из-за тумана, так что можно выдохнуть, визит откладывается на пару дней, а может и на неделю. Сама с утра слышала, как Алла по телефону упрашивала кого-то не переживать, обещала, что обеспечит всем необходимым.
– В аэропорту? – иронично спросила я, закрывая шкафчик.
– Не знаю, – озадачилась Мира и смущённо призналась: – Начало разговора пропустила.
Надо сказать, смущение относилось скорее к неполным данным, нежели к признанию о том, что грела уши. Такой ерунды Мира давно не стеснялась. Я отвернулась от шкафчика и повесила на блузку пропуск.
– Лолы до сих пор нет, – сочувственно сказала девушка, и я едва сдержала ругательство. – Как думаешь, что с ней?
– Стараюсь о ней вообще не думать, – ответила я чистую правду. Подхватила стопку чистых полотенец и подошла к тележке.
Так, салфетки, кофе, чай, заменитель сахара, антисептик, презервативы… Последнее самое бесполезное. Ни разу ещё не пригодились. Не в тренде средства защиты. А знаете, что самое востребованное, после кофе и сигарет? Никогда не угадаете. Маникюрный набор. Желательно в комплекте с маникюршей, то бишь мной. А иначе нашим девушкам обеспечена производственная травма, потому что парни не имеют привычки следить за состоянием рук, особенно новички, и не задумываются, где эти самые руки должны побывать. Ага, обратная сторона фильмов о хм… «любви» не столь привлекательна.
Дверь открылась и в раздевалку заглянула декоратор, Мира кинулась к ней, вываливая новости на женщину. Я выкатила тележку в съёмочный павильон.
Вопреки напускному спокойствию, новость, принесённая Мирой, заставила меня забеспокоиться. Неужели придётся снова бродить от бара к бару в надежде устроиться официанткой? Или вернуться в театр? Ага, гардеробщицей.
В павильоне царила привычная суматоха: бегали туда-сюда гримёры, просматривали сценарий актёры, осветители, матерясь, тянули провода, Илья кричал. Он всегда кричит. Я налила первую чашку кофе. Потом вторую, третью, десятую…
Илья почти охрип, операторы замерли у камер. Под свет софитов ступила Олика. Щёлкнула хлопушка. Илья поднял руку, призывая к тишине.
Я непроизвольно поморщилась. Значит, сегодня будут снимать сцену с… хм, наши называют это «принуждением», хотя уголовный кодекс трактует сие деяние, как изнасилование. Олика, хрупкая темноволосая девушка с примесью восточной крови. В коротком платьице она производила впечатление ранимой и уязвимой девочки, хотя давно была совершеннолетней, что будет особо отмечено в титрах.
Актриса вскрикнула, когда один из парней разорвал на ней платье. Да, «один из». Это развлечение будет групповым. Оно будет на грани. Олика упала, Ник схватил её за волосы, прижимая лицо девушки к своему паху.
– Не одобряете? – раздался едва слышный шёпот.
Я повернулась. Рядом с тележкой стоял мужчина. Спортивный пиджак, голубые джинсы, узкое лицо, короткие чёрные волосы, едва заметно припорошённые сединой у висков. Для актёра слишком стар и слишком одет, правда, высок и широкоплеч.
– Нет, – так же едва слышно ответила я, и отвернулась.
Олика уже стояла на коленях, а парни по очереди засовывали члены ей в рот. Актриса старательно принимала каждого, хотя и пыталась отстраниться. Вроде бы пыталась, потому что на деле она не вырывалась, когда то один, то другой из актёров отвлекался от её рта и хватал за грудь.
– Всего лишь постановка, – тихо проговорил мужчина. – А вы сжимаете кулаки так, словно девушка понятия не имела, зачем сегодня пришла на студию.
– Стоп. Снято, – выкрикнул режиссёр, и всё снова пришло в движение. Засуетились гримёры и операторы. Ник протянул руку и помог Олике встать. Жестокость исчезла.
– Да нет, знала, – сказала я, глядя на раскрасневшуюся актрису. – За такие сцены актёрам платят по увеличенному тарифу, но…
– Но? – спросил мужчина. Прошедшая мимо нас девушка-осветитель, покосилась на незнакомца, но ничего не сказала.
– Это противоестественно.
– Серьёзно? – в голосе мужчины слышалась ирония, и его тон задел меня куда больше, нежели насмешка в глазах.
– Вы видели жертв насилия? – запальчиво спросила я.
– Бог миловал, – он стал серьёзным. – Но что-то подсказывает мне, что они вряд ли похожи на неё.
Мы посмотрели на Олику, рассмеявшуюся как раз в этот момент.
– Вот именно. Мы романтизируем это, и многие могут… – Я смешалась.
– Что? Могут выйти вечером из дома, чтобы поискать приключений?
Я кивнула, на этот раз обратив внимание, что у мужчины нет пропуска.
– Как раз наоборот. – Он скрестил руки на груди, наблюдая, как режиссёр передаёт актёрам верёвку и объясняет, куда её засунуть… Вернее, что с ней сделать. – После просмотра кино у них уже не будет такой надобности. Это всего лишь фантазии, и фильмы помогают их воплотить.
– Кое-кто может и перепутать. – Я смотрела как Олика «примеряет» новый реквизит.
– Тот, кто путает картинку на экране с реальностью, болен. – Мужчина повернулся ко мне. – А здесь не больница, здесь всего лишь снимают развлекательные фильмы и никого не заставляют их смотреть. Вряд ли студия вербует актрис на улицах. Думаю, девушки сами хотят сниматься, и, кажется, даже получают от этого удовольствие.
Мы повернулись к съёмочной площадке, Олика снова опустилась на колени, готовясь к продолжению съёмки, но всё ещё улыбалась.
Честно говоря, я знала, что он прав, пусть никогда и не понимала этого. Олике явно нравилось. И сам процесс, и то, как парни обеспокоено спрашивали, не переиграли ли они. Но это всё останется за кадром, и обыватель увидит лишь то, что мы ему покажем.
– Может быть, – нехотя призналась я. – Но сути это не меняет.
– Если у вас такие незыблемые принципы, то что вы здесь делаете?
Я едва не ответила «Работаю». Вырисовывалась не очень приятная картина. Осуждать – осуждаю, но зарплату получать не забываю.
– А вы? – Я повернулась к мужчине. Как известно, лучшая защита – это нападение.
– Помогаю старому другу. – Он улыбнулся, и лучики морщинок разбежались от тёмных глаз. Его взгляд опустился на грудь. Вернее на карточку пропуска. – А в данный момент ищу Таисию Липпе.
– Тишина на площадке, – скомандовал Илья, следом щёлкнула хлопушка. – Мотор!
Леон толкнул Олику на лежащий на полу матрас. Девушка попыталась отползти, но Ник заступил ей дорогу, дёрнул за руку, заставив распластаться. Парни засмеялись.
– Пожалуйста, – дрожащим голосом попросила актриса. – Не надо!
– Зачем? – шёпотом уточнила я, и мой голос тоже предательски дрогнул.
– Алла вам всё расскажет. – Мужчина снова улыбнулся, и я заметила на щеке ямочку.
На съёмочной площадке Ник поставил ногу девушке на спину, а Тим опустился на матрас позади актрисы, развёл ягодицы. Олика заплакала, когда член сантиметр за сантиметром стал входить внутрь. Тим застонал, закрывая глаза от удовольствия.
– Идёмте. – Мужчина приоткрыл для меня дверь. И стоял так целую минуту, пока я закрывала термос с кофе, вытирала руки о полотенце… Тянула резину в общем-то. И, кажется, незнакомец тоже это понимал и не торопил меня, ни пока я откатывала тележку в угол, ни пока поднималась вслед за ним по лестнице.
Худшее что может случиться – это увольнение. Значит, к вечеру снова буду искать работу. Вроде в Сити-центр требовалась официантка? Не смертельно. И не впервой. Матери можно вообще не говорить. Чего я так нервничаю? Когда я успела привязаться к виду стоящих членов и аккомпанементу чувственных стонов?
Алла сидела за своим столом и при нашем появлении подняла голову. Я разглядела тёмные круги у неё под глазами, жёсткую складку у рта, и задалась вопросом – а сколько спала сегодня продюсер и спала ли вообще?
– Что с Лолой? – спросила она, когда мой сопровождающий закрыл дверь.
– А что с ней? – вопросом на вопрос ответила я, и тут же смутилась. Не время строить дурочку. – Ездила к ней вчера. Дома никого не оказалось.
Алла потёрла переносицу и вопросительно посмотрела на мужчину, что стоял, привалившись плечом к стене рядом с одним из фотопортретов женщины.
– Надо её найти, – сказал тот.
Или отдал распоряжение?
– Надо, – согласилась Алла.
– Можно мне идти? – на пробу спросила я, но ответа не получила. Алла и незнакомый мужчина продолжали играть в гляделки, а мне почему-то было это неприятно.
– Если она укатила в секс-тур с одним из поклонников и кинула вас с контрактом… – в голосе мужчины появились угрожающие нотки.
– Ей как раз накануне прислали розы, – вставила я. Встретилась взглядом с незнакомцем и посоветовала себе молчать. Странно, там, в студии он казался обычным мужчиной, случайно забредшим не туда, а здесь… Его глаза стали колючими и холодными.
– А если не укатила? – спросила Алла. – Её пропажу рано или поздно заметят. И с нас первых спросят, в особенности, почему не подали заявление о пропаже человека?
– Так подайте, – снова влезла я, действительно не понимая в чём проблема.
– Кстати, о заявлениях, – вспомнила вдруг Алла Сергеевна. – У меня до сих пор нет твоего. – Она выложила на стол два листа бумаги: один чистый, а другой уже исписанный мелким убористым почерком Миры. – Чего смотришь, как побитая собака? Пиши. Это обычная практика при смене руководства. Никого так сходу увольнять не собираются, и даже те, кто вызовет у генерального сомнения, получат испытательный срок, так что пиши, Тая.
Я со вздохом села к столу и стала старательно выводить на листочке: «Прошу уволить…», отметив, что заявление надлежит писать на имя Максима Павловича Кречетова. Я взглянула на всё ещё стоявшего у стены мужчину. Что меня в нём так настораживало? Ведь если он и есть генеральный, который так хотел работать, что превозмог даже туманы Цюриха… Вот именно, каким бы трудоголиком он не был, а вряд ли пошёл бы в съёмочный павильон, чтобы разыскать девочку на побегушках, чтобы продюсер задала ей пару вопросов о вчерашнем визите. Уж скорее наоборот, сидел бы здесь, а Алла носилась по студии.
– Девочка права, – заявил вдруг мужчина. – Заявление надо подать в любом случае.
– Подадим. – Алла открыла бутылку с водой. – Но его примут только по истечении двух суток, и то, после ритуальных танцев с бубном, так как мы не родственники. Но примут, а потом…
– Придут сюда задавать вопросы, а за ними и журналисты. Новость разойдётся по округе, а в сентябре у нас… – Мужчина приподнял брови.
– Премьера? – предположила я, и вдруг поняла, что не пишу заявление, а просто пялюсь на него, и торопливо перевела взгляд на листок. Там моей рукой было выведено: «…без выплаты компенсации и двухнедельной отработки…». Стало тоскливо.
– И это тоже. – Отпив воды, Алла поставила бутылку на стол. – А ещё выборы в местный муниципалитет. Наши политики сейчас остро нуждаются в драконе, которого можно победить на потеху толпе. А студия как нельзя лучше подходит на эту роль. И никого не волнует, что сами парни в костюмах не пропускают ни одного нашего фильма и изучили тело Лолы едва ли не лучше её лечащего врача. Оно раздуют скандал, в очередной раз назовут нас гнездом порока и разврата, опять начнутся пикеты у павильонов, приставания к актёрам, разоблачительные статьи. – Продюсер поморщилась. – Лолу назовут жертвой сексуального унижения женщин. И всё это в лучшем случае выльется в повышение налогов, в худшем нам придётся искать новое место для студии.
– Это если Лола не объявится, – вставил мужчина.
– Она пропустила утренний осмотр врача. А без него, сам знаешь, я даже её к съёмкам допустить не могу.
А ведь это аргумент. Первый факт среди кучи домыслов и предположений.
Я поставила подпись на заявлении и вздохнула. Страховка студии «ЭроДрим» покрывала многое, но и ко многому обязывала. В том числе и к еженедельным осмотрам врача, только после отметки которого актёры могли приступить к работе. Лола бы ни за что не пропустила визит, только не ради того, чтобы проучить одну нерадивую ассистентку.
– Нужно убедиться, что с Лолой всё в порядке, тогда я смогу с честным лицом врать газетчикам, что уволила её по собственному желанию, – резюмировала Алла Сергеевна. – Влад, думаю надо…
Продюсер не договорила, а я подняла голову.
Влад?
– Не надо. – Мужчина отлип от стены и тоже подошёл к столу. – Сор из избы выносить не будем. Бери на себя официальные поиски, а я попробую найти вашу актрису неофициально. Мне понадобится помощник из тех, что знает на студии всех и вся.
– Мира, – произнесли мы с Аллой одновременно, только я шёпотом, а она вслух. – Точно знает всё про всех, даже то, что вы сами про себя ещё не знаете. Эх, научилась бы ещё держать язык за зубами, цены бы ей не было, к себе бы взяла. – Алла задумчиво посмотрела на лист с её заявлением. – Разъяснительную беседу провести, что ли?
– Мне нужен помощник, а не сплетница.
– Тогда сейчас вызову… – Алла взялась за телефон.
– Таисия вполне подойдёт, – прервал он её, а я совершенно неприлично вытаращила глаза. – Ты сама сказала, что режиссёр ею доволен и очень просил не увольнять.
Илья за меня вступился? Вот это новость.
– Но… – я встала.
– Почему нет? – пожала плечами Алла, положила трубку, убрала заявления, достала из верхнего ящика связку ключей и положила на столешницу. – Съездите к Лоле ещё раз, посмотрите, собрала ли она вещи? На месте ли паспорт?
– А откуда у вас ключи? – спросила я, а Влад взял связку и убрал в карман спортивного пиджака.
– Эта квартира принадлежит студии, – объяснила продюсер. – Так что никакого вторжения на чужую территорию, максимум в личную жизнь, – разъяснила она юридические тонкости, а потом, посмотрев на мужчину, совсем другим голосом добавила: – Найди её, Влад, а то у меня сердце не на месте.
– Найду, – пообещал он, совсем как я днём ранее в этом же самом кабинете, и тут же скомандовал: – Идём, помощница.
И я пошла, не забыв, правда, пару раз обернуться на Аллу, которая уже взялась за телефон. Молча спустилась следом за мужчиной по лестнице, ловя удивлённые взгляды коллег, молча вышла на стоянку, молча села в серебристый автомобиль, и лишь когда он завёл двигатель, выпалила:
– Вы частный детектив?
Честно говоря, частных сыщиков я только в кино видела. И совсем не в том, что выпускает наша студия.
