Конечно же. Парабатай Джеймса. Корделия уже много лет не видела его, но в памяти ее остался образ тощего светловолосого мальчишки. Теперь волосы потемнели и приобрели цвет бронзы, а сам Мэтью превратился в хорошо сложенного молодого человека с лицом падшего ангела.
– Они оба такие красавчики, – произнесла Кэтрин – как показалось Корделии, с болью в голосе. – Ты так не считаешь, Ариадна?
– О… ну да, – рассеянно ответила Ариадна. – Наверное.
– Ей все безразличны, кроме Чарльза, – усмехнулась Розамунда. Ариадна покраснела, а девушки захихикали. Все, кроме Люси, которая в притворном негодовании подняла глаза к потолку.
– Это всего лишь мальчишки, – фыркнула она.
– Джеймс – твой брат, – заметила Кэтрин. – Ты не можешь судить объективно, Люси. Он просто очарователен.
Корделию охватило беспокойство. Судя по всему, не только она здесь интересовалась Джеймсом. Друзья остановились, чтобы поболтать с Барбарой и ее кавалером; они смеялись над чем-то, и Джеймс улыбался, положив руку на плечо Мэтью. Он был просто идеальным, в его внешности нельзя было найти ни малейшего недостатка; всякий раз, когда Корделия смотрела на него, ей казалось, будто ее сердце пронзала отравленная стрела. Конечно же, на него засматривались и другие девушки. Наверняка здесь, в Лондоне, Джеймс мог выбрать себе любую.
– Мэтью тоже ничего, – рассуждала Розамунда. – Но он совершенно беспутный.
– Действительно, – добавила Кэтрин, сверкнув глазами. – Вам следует остерегаться его, мисс Карстерс. У него дурная репутация.
Люси порозовела от гнева.
– Давайте угадаем, кого Джеймс первой пригласит на танец, – заговорила какая-то блондинка в розовом платье. – Я уверена, что тебя, Розамунда; сегодня ты выглядишь просто потрясающе. Кто может устоять перед тобой?
– Ах да, самый важный вопрос: кого мой братец осчастливит своим вниманием? – протянула Люси. – Помню, когда ему было шесть лет, его вырвало в его собственный ботинок.
Девушки сделали вид, что не расслышали последнюю фразу, и в это время как раз заиграла музыка. Какой-то юноша, кажется, брат Розамунды, пригласил блондинку в розовом; Чарльз покинул Алистера, поспешил к Ариадне и увлек ее в толпу танцующих. Уилл и Тесса уже танцевали, так же, как и другие супружеские пары, дяди и тети Люси.
Мэтью Фэйрчайлд подошел к столу, около которого застыла Корделия, и неожиданно оказался в непосредственной близости от нее. Она теперь видела, что глаза у него не черные и не карие, как ей показалось сначала, а темно-зеленые, словно лесной мох. Он склонился перед Люси.
– Ты позволишь?
Люси бросила на сплетниц взгляд, который Корделия истолковала без труда, словно прочитав мысли подруги. Взгляд этот говорил, что Люси вовсе не волнует репутация Мэтью. Высоко подняв голову, Люси с достоинством направилась в сторону площадки для танцев под руку с младшим сыном Консула.
Весьма похвально с ее стороны, подумала Корделия, однако в итоге сама она, увы, осталась в полном одиночестве среди девушек, которым, судя по всему, не очень понравилась. Она расслышала их шепот: они считали, что она ужасно самодовольная, и еще ей показалось, что она уловила имя своего отца и слово «суд»…
Корделия застыла. Да, она совершила ошибку, упомянув Париж; но она знала, что если сейчас проявит слабость, то окончательно загубит дело. Она устремила неподвижный взгляд на танцующие пары, скривив губы в искусственной улыбке. В какой-то момент она заметила брата – тот разговаривал с Томасом Лайтвудом. Молодые люди в небрежных позах развалились на скамье, и вид у них был такой, словно они обменивались какими-то конфиденциальными сведениями. Даже у Алистера лучше получалось втереться в доверие к влиятельным лицам, чем у нее.
Неподалеку от скамьи, на которой сидели Алистер и Томас, стояла, прислонившись плечом к стене, молодая женщина, одетая по последней моде – мужской моде. Она была высокой и, пожалуй, излишне худощавой; волосы у нее были очень темные, практически черные, как у Уилла и Джеймса. Но они были коротко подстрижены, зачесаны назад и напомажены, а кончики волос были аккуратно завиты. У нее были изящные кисти с длинными пальцами, покрытые пятнами табака и чернил; ими можно было любоваться бесконечно, как руками греческой статуи. Она курила сигару-черуту, и дым окутывал ее необычное лицо с высокими скулами и резкими чертами.
Это Анна, сообразила Корделия. Анна Лайтвуд, кузина Люси. Она показалась молодой девушке самой неприступной и высокомерной из всех гостей.
– О боже, – воскликнула Кэтрин, когда музыка стала громче. – Это вальс.
Корделия уставилась в пол. Она умела танцевать: мать наняла дорогого учителя, который посвятил ее в тонкости кадрили и лансье, величественного менуэта и котильона. Но вальс был другим, это был танец соблазнения, ведь во время вальса партнеры находятся совсем близко, прикасаются друг к другу. Прежде чем приобрести большую популярность в обществе, вальс считался не слишком пристойным, скандальным танцем. Корделию не учили вальсу.
Ей так хотелось сейчас закружиться по залу в объятиях Джеймса. Но она подумала, что он, скорее всего, вообще не расположен танцевать; наверное, ему хочется пообщаться с друзьями, как и любому молодому человеку. До нее снова донеслось хихиканье и ехидный шепоток, а потом Кэтрин довольно отчетливо произнесла:
– Неужели это та самая девица, отец которой…
– Маргаритка? Не хочешь потанцевать?
Только один юноша на свете называл ее так. Она подняла голову, не веря своим ушам, и увидела прямо перед собой его, Джеймса.
Его блестящие волосы были в беспорядке, как обычно, но это лишь придавало ему обаяния; непослушный локон упал на лоб, а густые темные ресницы отбрасывали тень на бледно-золотистые глаза. Лицо его, казалось, вышло из-под резца скульптора.
Среди девчонок-сплетниц воцарилось потрясенное молчание. Корделия почувствовала себя легкой, как перышко, которое с минуты на минуту может унести ветер.
– Я не танцую, – пробормотала она, запинаясь, сама не понимая, что говорит. – То есть, я не умею танцевать вальс.
– Тогда я научу тебя, – предложил Джеймс, и мгновение спустя они уже очутились среди танцующих.
– Как мне повезло, что ты оказалась свободна, – весело говорил Джеймс, когда они искали себе место. – Я боялся, что мне придется приглашать Кэтрин, а она только и может говорить о том, какую скандальную жизнь ведет Мэтью.
– Очень рада оказать тебе услугу, – ответила слегка запыхавшаяся Корделия. – Но я действительно не умею танцевать вальс.
– Я тоже не умею. – Он ухмыльнулся и обернулся к ней. Он был совсем близко, он дотронулся до нее, касался пальцами ее руки, чуть пониже локтя. – Точнее, умею, но очень плохо. Договоримся для начала не наступать друг другу на ноги?
– Можно попробовать, – пролепетала Корделия и негромко пискнула, когда он привлек ее к себе. На мгновение у нее даже закружилась голова. Это был Джеймс, ее Джеймс, и он прижимал ее к себе, рука его касалась ее спины. Он взял ее ладонь и уверенным жестом положил себе на плечо.
А потом он увлек девушку за собой, и ей оставалось лишь изо всех сил стараться не отставать от него. Из полученных уроков танцев она усвоила, что следует позволять партнеру вести себя, откликаться на все его движения. Джеймс хорошо танцевал – зная его природную грацию, Корделия не находила в этом ничего удивительного, – и ей было с ним легко.
– Неплохо, – произнес он. Он попытался сдуть локон, падавший на глаза, но безуспешно, и за первым локоном последовало еще несколько волнистых прядей. Он с унылым видом улыбнулся, пока Корделия боролась с собой, чтобы не протянуть руку и не поправить ему прическу. – И все-таки это несколько унизительно, когда твои родители танцуют лучше тебя.
– Хм-м, – пробормотала Корделия. – Говори за себя. – Она заметила совсем рядом Люси и Мэтью. Люси смеялась. – Тебе не кажется, что Кэтрин влюблена в Мэтью? – поинтересовалась она. – А может быть, он, в свою очередь, тайно мечтает о ней, но тщательно это скрывает?
– Это было бы весьма интересно. Могу тебя заверить, в лондонском Анклаве уже много лет не происходило ничего интересного.
Разумеется, танцевать с Джеймсом было уже само по себе счастьем, но тут Корделии пришло в голову, что нужно воспользоваться представившимся случаем в своих целях.
– А я как раз думала о том, сколько же народу в Анклаве, и как мало я о них знаю. Конечно, если не считать тебя и Люси…
– Хочешь, я проведу для тебя небольшую экскурсию? – предложил Джеймс после особенно сложной фигуры танца. – Как ты считаешь, если я назову тебе некоторые имена и вкратце опишу их обладателей, ты почувствуешь себя более свободно?
Корделия улыбнулась.
– Спасибо. Может быть, это поможет.
– Смотри туда, – начал он и кивнул на танцующих Ариадну и Чарльза. Винно-красный шелк, казалось, сиял в свете множества свечей. – Чарльза ты уже знаешь, а с ним Ариадна Бриджсток, его невеста.
– Я не знала, что они помолвлены!
Джеймс слегка прищурился.
– Знаешь, Чарльз практически уверен в том, что займет пост Консула, когда его мать уйдет после окончания третьего срока. Отец Ариадны – Инквизитор, для Чарльза этот союз очень выгоден с политической точки зрения… хотя, мне кажется, он ее любит.
Судя по голосу Джеймса, он не очень-то верил собственным словам, но, по мнению Корделии, Чарльз смотрел на свою невесту с обожанием. Ей оставалось лишь надеяться на то, что Джеймс не превратился в циника. Тот возлюбленный, которого она помнила, был кем угодно, только не циником.
– А это, должно быть, кузина Люси, – сказала она. Эта женщина, которую подруга Корделии многократно описывала в своих посланиях, могла быть только Анной Лайтвуд: прекрасной, бесстрашной, всегда одетой в лучшие костюмы, которые могли предложить портные с Джермин-стрит. Она смеялась, разговаривая со своим отцом, Габриэлем. Они остановились около дверей, ведущих в соседнюю гостиную.
– Действительно, Анна, – согласился Джеймс. – А вон там ее брат, Кристофер, он танцует с Розамундой Уэнтворт.
Корделия окинула пристальным взглядом тощего парня в очках – она уже видела его на фотографиях. Кристофер, насколько она понимала, был одним из ближайших друзей Джеймса, помимо Мэтью и Томаса. Он танцевал с унылым и мрачным видом, не глядя на свою партнершу, и Розамунда даже покраснела от ярости.
– Увы, Кристофер более уютно чувствует себя наедине со своими колбами и пробирками, нежели в обществе дам, – продолжал Джеймс. – Остается лишь надеяться на то, что он не уронит бедную Розамунду на столик с сэндвичами.
– Он влюблен в нее?
– Господи, вовсе нет, они едва знакомы, – рассмеялся Джеймс. – Кроме Чарльза и Ариадны, здесь только одна пара – Барбара Лайтвуд и Оливер Хейуорд. Ах да, еще Анна постоянно разбивает кому-нибудь сердце. А кроме них, мне ничего не известно о романах, назревающих в нашем тесном кружке. Хотя ваше с Алистером появление, Маргаритка, может внести оживление в лондонское общество.
– Я не думала, что ты еще помнишь это старое прозвище.
– Какое, Маргаритка? – Когда они танцевали, она чувствовала тепло тела Джеймса, и от этого у нее по коже бежали мурашки. – Конечно же, я помню. Ведь это я дал его тебе. Надеюсь, ты не собираешься от него отказываться.
– Что ты, нет. Оно мне нравится. – Корделия заставила себя взглянуть прямо в глаза возлюбленному. Боже, они были так близко, что ее пробирала дрожь. Эти глаза цвета золотистого сиропа, цвета меда, составлявшие резкий контраст с черными зрачками. Она слышала, как люди перешептывались между собой, слышала всякие глупые разговоры; некоторые находили его глаза странными и необычными для Сумеречного охотника, считали это знаком того, что Джеймс – в некотором роде чужой среди них. Ей же казалось, что они прекрасны, эти глаза цвета пламени и золота; именно такой цвет, как она представляла себе, имеет пылающая сердцевина солнца. – С другой стороны, я иногда думаю, что оно мне не совсем к лицу. Маргаритка – это такая хорошенькая маленькая девчушка с ленточками в волосах.
– Ну что ж, – промолвил он. – По крайней мере, один из этих эпитетов тебе подходит.
И он улыбнулся. Это была милая, ласковая улыбка, Джеймс всегда так улыбался ей, но в этой улыбке было сейчас что-то еще, намек на нечто большее – что же он имел в виду, то, что она хорошенькая, или что она маленькая девочка? Или он просто хотел сказать, что она девушка, а не юноша? Что же на самом деле он имел в виду? О Небо, подумала Корделия, флирт – это такое сложное дело!
Стоп, погодите, неужели Джеймс Эрондейл флиртует с ней?
– Завтра мы устраиваем пикник в небольшой компании в Риджентс-парке, – произнес он, и Корделия напряглась. Неужели он собирается пригласить ее куда-то? Она предпочла бы прогулку вдвоем верхом или в карете, или пешую прогулку в парке, но она согласна была и на пикник в большой компании. По правде говоря, она согласилась бы сейчас даже на визит в Аид. – Говорю на случай, если Люси еще не упоминала об этом…
Внезапно он смолк и пристально взглянул куда-то мимо нее, в сторону дверей бального зала. Проследив за его взглядом, Корделия увидела высокую женщину, тощую, как огородное пугало, в черном платье, какие носили простые люди в знак траура. Седые волосы были уложены в прическу, вышедшую из моды лет двадцать назад. К женщине спешила Тесса с несколько озабоченным выражением лица. Уилл следовал за женой.
Когда Тесса приблизилась к гостье, та отступила, и оказалось, что за спиной у нее стояла юная девушка. Девушка была одета в платье цвета слоновой кости, и светлые кудри, почти белые, но отливавшие золотом, падали ей на плечи. Незнакомка грациозно присела в реверансе перед Тессой и Уиллом, и в этот миг Джеймс отпустил руки Корделии.
Они больше не танцевали. Джеймс без единого слова отвернулся от Корделии и быстро направился в противоположный конец зала, к новоприбывшим. Она так и стояла, не шевелясь, не зная, что делать, скованная неловкостью и смущением, в то время как Джеймс склонился над рукой прекрасной блондинки. Среди танцующих поднялся ропот. Люси прекратила танцевать и отстранилась от Мэтью; на лице ее отразилось крайнее изумление. Алистер и Томас уставились на Корделию с ошеломленными лицами.
Корделия вдруг сообразила, что мать может в любой момент заметить, как она топчется среди танцующих пар совершенно одна, брошенная своим партнером, и устремится к ней на помощь, и тогда она, Корделия, умрет. Она умрет от унижения. Корделия взглядом обшаривала помещение в поисках ближайшей двери, собираясь обратиться в бегство, когда чьи-то пальцы обхватили ее запястье. Кто-то жестом опытного танцора привлек к себе, взял ее руку, и мгновение спустя она снова закружилась в танце, механически следуя за своим кавалером.
– Вот так будет лучше, – заметил Мэтью Фэйрчайлд. Светлые волосы, пряный восточный одеколон, любезная улыбка. Прикосновения его были осторожными, деликатными. – Только сделайте над собой усилие, улыбнитесь, и никто ничего не заметит. В любом случае, в глазах общества мы с Джеймсом практически взаимозаменяемы.
– Джеймс… бросил меня, – пролепетала Корделия. Она еще не оправилась от потрясения.
– Я знаю, – ответил Мэтью. – Очень некрасиво с его стороны. Джентльмен может оставить свою даму во время танца лишь в том случае, если в доме начался пожар. Я ему скажу на этот счет пару слов.
– Пару слов, – машинально повторила Корделия. Она начинала отходить от первоначального шока и ощутила прилив злобы. – Пару слов?
– Может быть, пару предложений, если это вас утешит.
– Кто она? – спросила Корделия. Ей не хотелось спрашивать, но потом она решила, что лучше узнать правду с самого начала. Всегда лучше знать правду.
– Ее зовут Грейс Блэкторн, – негромко произнес Мэтью. – Она приемная дочь Татьяны Блэкторн, они совсем недавно приехали в Лондон. Насколько я понимаю, она выросла в какой-то деревенской развалюхе в Идрисе – там Джеймс с ней и познакомился. Они раньше виделись каждое лето.
«Эта девушка живет не в Лондоне, но она собирается переехать в город и провести здесь довольно долгое время».
Корделия испытала приступ тошноты и головокружения. Как она могла подумать, что Люси говорит о ней? Что Джеймс влюблен в нее?
– Вы бледны, вижу, вам нехорошо, – заметил Мэтью. – Вам не нравится, как я танцую? Или вам не нравлюсь лично я?
Корделия собрала волю в кулак. Она была Корделией Карстерс, дочерью Элиаса и Соны, и происходила из древнего рода Сумеречных охотников. К ней по наследству перешел знаменитый меч Кортана, который передавали в семье Карстерсов из поколения в поколение. Она приехала в Лондон, чтобы спасти своего отца. Она ни за что не потеряет лицо в присутствии малознакомых людей.
– Наверное, я немного нервничаю, – произнесла она с искусственной улыбкой. – Люси говорила, что вам очень трудно понравиться.
Мэтью издал громкий смешок, и Корделия вздрогнула от неожиданности. Но он быстро овладел собой и придал лицу обычное снисходительное выражение.
– Вот как? Люси настоящая сплетница.
– Но не лгунья, – сказала Корделия.
– Что ж, вам нечего бояться. Я не испытываю по отношению к вам отрицательных эмоций. Я вас едва знаю, – усмехнулся Мэтью. – Но я неплохо знаю вашего брата. В школе он причинил мне, Кристоферу и Джеймсу немало неприятностей.
Корделия неохотно взглянула в сторону Джеймса и Грейс. Они потрясающе смотрелись рядом: его черные волосы, ее белые кудри и красота ледяной девы составляли поразительный, но привлекающий взгляд контраст. Словно пепел и серебро. Ну как, как, как могло ей, Корделии, прийти в голову, что юноша, подобный Джеймсу Эрондейлу, может заинтересоваться девушкой с ее убогой внешностью?
– Мы с Алистером совершенно не похожи, – буркнула Корделия. Она не хотела развивать эту тему. Ей казалось, что это было бы предательством по отношению к брату. – Например, мне нравится Оскар Уайльд, а ему – нет.
Мэтью слегка улыбнулся.
– Вижу, вы направляете свои стрелы прямо в самое чувствительное место, мисс Корделия Карстерс. Вы действительно читали произведения Оскара?
– Только «Портрет Дориана Грея», – призналась Корделия. – Да и то после него мне несколько дней снились кошмары.
– Мне бы хотелось завести на чердаке такой портрет, – задумчиво произнес Мэтью, – чтобы все мои грехи отпечатывались на нарисованном лице, а сам я тем временем оставался бы молодым и привлекательным. И не только с целью грешить безнаказанно – представьте себе, например, возможность испытывать на своем изображении новые модные веяния. Я мог бы пририсовать себе голубые волосы и оценить, как это выглядит со стороны.
– Вам не нужен никакой волшебный портрет. Вы и без него молоды и прекрасны, – заметила Корделия.
– Мужчины не бывают прекрасными. Мужчина может быть видным и статным, – возразил Мэтью.
– Томас видный мужчина. А вы прекрасны, – повторила Корделия, чувствуя, как в душе ее проснулся коварный бесенок. На лице Мэтью появилось упрямое выражение. – Джеймс тоже прекрасен, – добавила она.
– В детстве он был совершенно непривлекательным, – сообщил Мэтью. – Вид вечно хмурый, и нос еще, по-моему, не до конца оформился.
– Сейчас у него уже все оформилось до конца, – возразила Корделия.
Мэтью рассмеялся с таким видом, словно сам не ожидал от себя подобной реакции.
– Это было весьма шокирующее заявление, мисс Корделия Карстерс. Я шокирован. – Но в глазах его плясали веселые искорки. – Джеймс не рассказывал вам о завтрашней прогулке?
– Да, действительно, он говорил, что намечается какая-то вылазка на природу – по-моему, пикник. Однако я не уверена, что я приглашена.
– Разумеется, вы приглашены. Я вас приглашаю.
– О. А вы можете вот так взять и пригласить меня?
– Скоро вы убедитесь в том, что я могу делать все, что захочу. Обычно так я и поступаю.
– Потому, что ваша мать – Консул? – осведомилась Корделия.
Он приподнял бровь.
