– Нет, я имею в виду, вы тоже кого-то убили?
– Нет, я никого не убивала, я здесь… по другой причине. – Она разглядывала Френка. «Хорошо» же все начинается.
Френк похлопал по крыше машины.
– Площадь острова два квадратных километра. Здесь всего пять машин. Одна принадлежит смотрителю маяка, остальные четыре – тюрьме. – Он запрыгнул в автомобиль. – Поехали, директор хочет вас видеть.
Ханна села в машину и захлопнула дверь.
Френк наклонился к ней и внимательно оглядел.
– Вы ничего не забыли?
Она вопросительно взглянула на него.
– Чаевые?
Он смотрел на нее с серьезным видом.
– Нет, пристегнуться! Директор придает большое значение безопасности. И взятки мне тоже брать нельзя!
Френк Бруно переключил передачу, развернулся перед станцией и поехал вверх по горной дороге.
Ханна пристегнулась. Этот мужчина срочно нуждался в терапии. А если даже водитель такой – что тогда с заключенными?
После поворота открылся вид на возвышенность прямо перед ними. В самой высокой точке острова располагалась «Штайнфельз» – тюрьма строгого режима для преступников с психическими отклонениями. Рядом находился корпус для сотрудников. Между зданиями тянулась липовая аллея, которая словно служила барьером между тюрьмой и свободным миром. Говорили, что даже в корпусе для сотрудников все окна зарешечены, но с такого расстояния Ханна не могла этого разглядеть. Хотя зданию наверняка было не меньше семидесяти лет, тюрьму открыли здесь всего пять лет назад. «Штайнфельз» была экспериментальным проектом.
Ханна надеялась, что ее обучение оправдает себя. Все-таки она ждала этого момента пять лет. Теперь она наконец должна найти ответы.
3
Четверг, 1 октября
Сабина Немез надела солнечные очки и направилась вдоль стеклянного фасада бассейна. Стекла изнутри запотели, а над гладкой поверхностью воды стелилась нежная дымка. В ближайший час начнется тренировка аквалангистов, и этой почти идиллической тишине придет конец.
В соседних аудиториях Сабина на протяжении двух последних лет проходила обучение по специальности «Полицейский аналитик». Эти помещения в висбаденском Гайсберге относились к Академии для особо одаренных молодых кадров – так Федеральное ведомство уголовной полиции БКА заботилось о том, чтобы у него не переводились специалисты. Учитель и наставник Сабины Мартен С. Снейдер, которого по праву боялись все студенты, взял ее на это время под свое крыло. Однако у Сабины было впечатление, что именно к ней и ее коллеге Тине Мартинелли он относился строже, чем ко всем своим студентам.
Сабина с удовольствием вспоминала годы учебы, поэтому всегда завтракала или обедала в столовой академии, когда у нее было время. Как ни странно, все остальные из ее группы сдались: Гомез, Шёнфельд и Майкснер отчислились, и только они с Тиной прошли программу до конца.
Снейдер это предсказывал. Число отчисленных составляло семьдесят процентов. Летом Сабина и Тина выпустились из академии и вот уже два с половиной месяца состояли на службе. Тина занималась случаями похищения людей, а Сабина работала в группе по расследованию убийств. Их направляли на задания по всей Германии, а иногда даже за границу. Недавно Сабине удалось раскрыть сразу два случая, когда она заметила между ними связь. Она попыталась как можно скорее отогнать неприятные воспоминания, потому что завтра начинался ее первый за длительное время и такой долгожданный отпуск. Наконец-то она поедет домой в Мюнхен и увидится с сестрой и тремя племянницами.
Она вошла в столовую, подняла солнечные очки на волосы и купила в автомате стаканчик кофе. Затем села за свободный столик и посмотрела в окно. Рядом с огражденной шлагбаумом парковкой и кустарниками находилась вертолетная площадка. Много раз за день здесь с треском приземлялся вертолет, но сейчас было тихо.
В этот момент открылась дверь и в столовую вошли несколько новых студентов, которые начали обучение в сентябре. Они не заметили Сабину и расположились за одним из столиков.
– Снейдер пустое трепло, – пробормотал один из студентов.
– Высокомерный говнюк.
– Думаешь, ему нравится нас унижать?
– Конечно. Это сразу видно по его знаменитой презрительной ухмылке. Он натягивает ее, когда придумывает, как еще нас опустить.
Знаменитая презрительная ухмылка Снейдера! Сабина чуть было не прыснула от смеха. За последние годы Сабина частенько слышала такие выражения, а иногда и сама их произносила. Но со временем она поняла: у Снейдера была своя методика. Его философия заключалась в том, чтобы как можно лучше подготовить своих «любимчиков» для работы во внешнем мире. «От вас будут зависеть человеческие жизни, – постоянно подчеркивал он. – И если вы сдадитесь сейчас, то тем более сломаетесь на службе». Не зря на курсе Снейдера был такой высокий процент отчисляемости. Шёнфельд, Гомез и Майкснер оказались не готовы к такой работе – иногда Сабина сомневалась и в собственных способностях.
– Возможно, Мартен Снейдер думает, что…
– Мартен С. Снейдер, – с ноткой цинизма в голосе перебил один из студентов свою коллегу. – Кроме того, Снейдер не думает, он знает.
– Говорят, когда не может заснуть, он считает не овец, а убийц, которых поймал.
Иногда Сабина задавалась вопросом, как сама выдержала эти два года учебы. Возможно, ее преимущество было в том, что она попала в академию достаточно поздно, в двадцать восемь лет. Не прослужи она до этого много лет в мюнхенской полиции, вероятно, тоже сдалась бы под напором нетрадиционных методов преподавания Снейдера. Кроме того, всегда мечтала пройти обучение в БКА. И вот она справилась – успешное окончание академии стало подарком самой себе на тридцатилетие в июне, – и, честно говоря, Сабина немного гордилась.
– Это же Немез…
Окончание фразы Сабина не разобрала. Она встала, выбросила пластиковый стаканчик в мусорное ведро и вышла из столовой. Путь к выходу вел мимо аудиторий. Одна дверь была приоткрыта, и Сабина услышала голос Снейдера. Его голландский акцент с растянутым «л» невозможно было пропустить, она узнала бы этот голос из тысячи.
– Вы вот постоянно говорите о душе убийцы, – услышала Сабина одного из студентов. – А что есть душа? Вы можете показать мне эту душу при микроскопическом исследовании мозга?
Ух! Студент взял вызывающий тон. Некоторые хотели бросить вызов Снейдеру, но в большинстве случаев ничего не выходило.
Сабина невольно остановилась у двери и через щель заглянула в зал. На первых двух рядах сидели шесть студентов. Сабина не увидела Снейдера: видимо, он стоял за кафедрой, которую скрывала дверь. Слышался лишь его невозмутимый голос.
– Почему вас так интересует результат микроскопического исследования?
Сабина увидела, как студент заулыбался.
– Это жажда истины. Поиск фактов, доказательств и логичных причин.
– А вот это влечение к истине… Что это? – спросил Снейдер. – Нечто физическое и плотское или что-то душевное?
Студент замялся.
– Душевное.
– Угу.
Сабина представила, как Снейдер натянул свою презрительную ухмылку. Услышала, как он сошел с трибуны и направился к первому ряду.
Через щель приоткрытой двери она разглядела его худую фигуру со спины. Ростом чуть выше метра восьмидесяти и, как обычно, в черном дизайнерском костюме. Он сложил руки за спиной и склонил голову набок. Его мертвенно-бледная лысина, казалось, уже много лет не видела солнечного света.
– Одним словом, – сказал Снейдер, – вы ищете душу, не можете ее найти, при этом она сама является предпосылкой для ваших поисков.
Студент молчал.
Снейдер медленно развернулся и уставился на Сабину, словно давно уже догадывался, что кто-то прячется за дверью. И подмигнул ей.
Она с улыбкой кивнула в ответ. «Возьми их как следует в оборот!» Тут зазвонил ее сотовый. Сабина достала телефон из кармана и направилась по коридору к выходу.
– Да?
– Фрау Немез, президент Хесс хочет с вами поговорить. Перед главным зданием – и прямо сейчас!
Это была секретарь президента БКА. Сабина насторожилась.
– Он вряд ли собирается пожелать мне отличного отпуска?
– Нет, боюсь, что нет, – ответила та. – Он сказал, что у него есть для вас новое задание. И очень срочное.
4
Среда, 23 сентября
Окна в корпусе для сотрудников были действительно зарешечены, но вид из них открывался чудесный. Френк Бруно привел Ханну в ее квартирку, и теперь она стояла у окна, держась за решетку, и смотрела на море.
Она слышала шум волн и ощущала мелкие соленые капельки воды на губах. Солнце по-прежнему скрывалось за облаками, а ветер тем временем немного разволновал море. Когда Ханна прижималась к решетке носом, она могла даже разглядеть маяк на одной из выступающих вперед скал.
Решетка, чтобы отсюда никто не вылез? Или, наоборот, не забрался? Вероятно, и то и другое.
Она оставила окно откинутым и зажгла верхний свет – убогий маленький фонарь, который даже не заслуживал права называться «светильником» и отбрасывал больше тени, чем света. Ханна выложила содержимое чемодана в шкаф в спальне и расставила свои туалетные принадлежности на полках в ванной комнате. Площадь квартиры была всего тридцать квадратных метров, но здесь имелась маленькая кухонька, где Ханна могла готовить себе завтрак.
Прежде чем покинуть комнату, Ханна переоделась для встречи с директором Холландером и посмотрела на себя в зеркало. Серая юбка, туфли на плоской подошве и черная блузка, рукав которой она натянула на запястье, чтобы скрыть шрам. Она вынула пирсинг из носа и замазала дырочку тональным кремом. С длинными светлыми волосами, заплетенными в косу, веснушками и ярко-голубыми глазами она выглядела послушной и обворожительной.
Самой Ханне этот очаровательный образ блондинки не нравился, но в жизни она усвоила одно: чтобы преуспеть, нужно выглядеть мило, но действовать умно.
Она взяла свою магнитную карточку и вышла из комнаты.
Ветер нагибал ветви лип, срывал с них листву и гнал навстречу Ханне. Ее немного знобило в тонкой блузке. В конце аллеи находился главный вход в тюрьму: обрамленные увесистыми мраморными плитами и орнаментами деревянные ворота, на которых крепилась медная табличка. На ней были изображены два сцепившихся льва, а под ними шла надпись готическим курсивом.
«Война с самим собой – тяжелейшая из войн.
Дата возведения 1933 год»
Между цветами дикой вьющейся розы, которая проросла в трещинах каменной стены, виднелись многочисленные объективы камер, снимающих все происходящее перед воротами. Камеры на здании казались анахронизмом – как и магнитная карта Ханны, и считывающие устройства на дверных замках.
Ханна заранее ознакомилась с не очень доблестной историей здания: во время нацистской диктатуры в «Штайнфельзе» с помощью гильотины были приведены в исполнение сотни смертных приговоров, а в пятидесятых годах в здании размещался – как тогда говорили – сумасшедший дом, где практиковали электрошоковую терапию, чтобы излечить гомосексуалистов от их «отклонений». Лишь в семидесятых годах заведение превратили в женскую тюрьму, но закрыли в девяностых после сильного пожара во время бунта заключенных. Затем здание много лет пустовало. Позже, получив целевое финансирование, было наконец отремонтировано и перестроено. И вот уже пять лет существовал этот пилотный проект.
Судя по фотографиям, которые Ханна видела в Интернете, машины для перевозки заключенных подъезжали с другой стороны здания. Сразу за площадкой для разворота начинался крутой скалистый обрыв в море.
Ханна позвонила. Френк Бруно сразу же открыл дверь.
– Поздно вы.
– Я быстро переоделась.
Он оглядел Ханну, и на мгновение его взгляд остановился на ее груди.
– Директор уже ждет. Идемте!
Френк повел ее мимо пустой стойки регистрации через огромный зал с высокими колоннами и плиточным полом, на котором гулко отдавались их шаги. По широкой мраморной лестнице они поднялись на второй этаж. Где-то вдали эхом отозвался чей-то выкрик, сменившийся приглушенным смехом.
– Камеры находятся в нижней части здания, – пояснил Френк.
Они остановились на верхней ступени.
– Его кабинет в самом конце коридора, – объяснил ей Френк. – Секретаршу зовут Морла, как древнюю черепаху из «Бесконечной истории». Вы должны доложить ей о себе. Директор Холландер не такой, как прежний директор. Этот целыми днями диктует письма. Я слышал, что он идиот. – Френк пожал плечами.
– С чего вы взяли?
– Только безграмотные будут диктовать. Я…
– Большое спасибо. – Ханне не хотелось продолжать разговор. – Я найду дорогу. – Она быстро прошла по коридору и постучала в дверь. Пока ждала, заметила краем глаза, что Френк Бруно стоит на верхней ступени лестницы и наблюдает за ней.
– Войдите! – раздался женский голос.
Ханна вошла в кабинет. На вид она дала бы секретарше директора Холландера около шестидесяти: морщины и старческие пятна на шее и руках выдавали ее возраст. Стройная, черноволосая, с консервативным каре, густо нанесенной помадой и нитью жемчуга на шее. На кончике носа сидели очки. Пальцами с длинными красными ногтями она стучала по клавиатуре, потом сняла наушники.
– Меня зовут Ханна Норланд. Я подавала заявление на прохождение практики. Сегодня мой первый рабочий день. – Она протянула секретарше руку.
На запястье женщины зазвенел браслет с подвесками.
– Я видела в окно, как вы приехали. Господин директор уже ждет вас.
Ханна посмотрела на письменный стол в поисках таблички с именем, но ничего не нашла.
– Можно вас кое о чем спросить?
Секретарша возилась с наушниками.
– Только быстро.
Ханна застенчиво поморщилась.
– Морла интересное имя. Какого оно происхождения?
