В его роду все разводили овец – отец, дед, прадед, прапрадед… Теперь же весь мир трещал по швам.
– Как же мы будем жить? – Его кулаки снова были стиснуты до боли. Он орал, но не мог остановиться. – Как мы будем теперь жить?!
Он увидел, что у Май дрожат губы, словно она собирается заплакать. Лидди обняла девочку одной рукой, и тогда весь гнев вытек из него, оставив лишь холодную скорлупу отчаяния.
– Прости… – Он клялся себе никогда больше не терять терпения. Клялся, что будет жить ради них двоих, обеспечит им хорошую жизнь. И вот не прошло и нескольких часов, как он переступил порог дома, а все уже летит к чертям. – Простите меня…
Он шагнул к ним, протянул руку… потом увидел татуировки на костяшках – и отдернул ее обратно.
– У нас не было выбора, Гуннар, – сказала Лидди тихо и трезво, глядя ему прямо в глаза. – Ишер предложил нас выкупить, и нам пришлось согласиться. Я вот думаю насчет Вальбека. Говорят, в Вальбеке есть работа. На новых фабриках.
Броуд мог только смотреть на нее во все глаза. И тут, в тишине, он услышал звук копыт и повернулся к дороге.
К ним приближались трое. Не спеша, словно у них был в запасе целый день, чтобы добраться до места. Один сидел на большом гнедом коне, двое – на повозке со скрипучим колесом. Гуннар узнал того, что держал вожжи: Леннарт Селдом, младший брат мельника. Броуд всегда знал, что он трус, и в его нынешнем бегающем, косом взгляде не было ничего, что могло бы изменить это мнение.
– Это Леннарт Селдом, – пробормотал он.
– Да уж, – отозвалась Лидди. – Май, иди в дом.
– Но мам…
– В дом, я сказала.
Двух других Броуд не знал. Один, длинный и поджарый, сидел рядом с Селдомом, покачиваясь от толчков повозки, с большим арбалетом на коленях. Арбалет был не заряжен – и это неплохо, поскольку у них есть обычай слетать со стопора в самый неподходящий момент, – но даже так Броуд не видел никаких причин, зачем этому парню мог понадобиться арбалет. Это оружие для убийства людей. Или, по меньшей мере, для запуги-вания.
Вид второго, сидевшего верхом, понравился ему еще меньше. Здоровый, бородатый, с щегольским кавалерийским мечом, низко болтающимся сбоку, щегольской треугольной шляпой на голове и щегольской манерой сидеть в седле и оглядывать все вокруг так, словно все эти земли принадлежали ему.
Бородач придержал коня ближе к дому, чем делают вежливые люди, сдернул с головы треуголку и принялся скрести ногтями примятые шляпой волосы, поглядывая на Броуда в задумчивом молчании. Селдом остановил повозку позади него, между двумя большими, обросшими лишайником воротными столбами, которые вкопал еще дед Броуда на границе их земли.
– Гуннар! – проговорил он, метнув беспокойный взгляд на Лидди и тут же переведя его обратно.
– Селдом.
Лидди заправила за ухо выбившийся локон, но ветер тут же снова вытащил его оттуда и принялся трепать по ее озабоченному лицу.
– Вернулся, значит. – Если Селдом и пытался изобразить радость, у него ничего не вышло. – Где ты раздобыл стекла?
– В Стирии.
– И как оно там было, в Стирии?
– Ничего хорошего, – ответил Броуд.
– Похоже, ты малость похудел.
Парень с арбалетом блеснул кривой усмешкой:
– Неужто раньше он был еще больше?
– Очевидно, – ответил ему бородатый, едва удостоив Броуда взглядом и вновь нахлобучивая треуголку.
– Мы там слишком мало ели и слишком много дристали, – сказал Броуд. – Думаю, дело в этом.
– Дерьмовая солдатская жизнь, – заметил бородатый. – Я Марш.
Он бросал слова резко и отрывисто, словно не особенно любил говорить и старался тратить на это как можно меньше времени.
– А я Эйбл, – представился второй. – Мы работаем на лорда Ишера.
– И что у вас за работа? – полюбопытствовал Броуд, хотя это было и так ясно из их вооружения.
– Так, то да се. Главным образом скупка собственности. Поскольку эта долина принадлежит Ишеру…
– Только не этот участок, – перебил Броуд.
Марш недовольно хмыкнул, вытянул подбородок и принялся скрести в бороде.
– Тебе здесь не прожить, Гуннар, – проговорил Селдом с вкрадчивым смешком. – Ты ведь и сам это понимаешь. Овец у тебя больше нет, пасти нечего. В оправдание Ишера могу сказать, что король задрал ему налоги по самое не могу, чтобы оплатить свои чертовы войны. Так что теперь все земли огораживают, повсеместно. Их будут обрабатывать машинами.
– Эффективность, – буркнул Марш, не поднимая головы.
Ему было откровенно плевать на происходящее. Что еще больше вывело Броуда из себя.
– Мой отец умер на этой земле, – сказал он, стараясь не повышать голос. – Сражаясь с гурками.
– Я знаю. Мой тоже, – Селдом пожал плечами. – Но что тут можно сделать?
– Ты просто делаешь то, что тебе говорят, да?
– Если не я, это будут делать другие.
– Прогресс, – буркнул Марш.
– Вот как? – Броуд, нахмурившись, обвел взглядом долину: остальные дома были подозрительно тихими. Странно, подумал он, там нет даже дыма над трубами. – Тех, остальных, вы уже всех окрутили, так, что ли? Ланта с дочерьми, и Бэрроу, и старика Неймана?
– Нейман помер. Остальные продали свою землю.
– Мы убедили их, что это наиболее разумный выбор, – добавил Эйбл, поправляя арбалет на своих коленях.
– Тогда почему моя жена до сих пор здесь?
Селдом снова бросил быстрый взгляд на Лидди и тут же отвел глаза.
– Просто хотел дать ей побольше времени… потому что мы давно знаем друг друга, и…
– Она всегда тебе нравилась. Я понимаю. Мне она самому нравится. Поэтому я и женился на ней.
– Гуннар… – В голосе Лидди прозвучала обеспокоенная, предупреждающая нота.
– Почему она вышла за меня – этого я не скажу, потому что сам не знаю. Но она вышла.
Селдом попытался растянуть губы в бледной улыбке:
– Послушай, друг…
– Я не был твоим другом, когда уходил на войну. – Внезапно Броуд почувствовал, будто за него говорит кто-то другой, а сам он просто наблюдает. – Еще меньше причин считать меня твоим другом сейчас.
– Ну, хватит.
Марш пришпорил коня каблуками, подвинув его на пару шагов вперед – так что он оказался между Броудом и плахой для колки дров, где оставался воткнутый топор. Хороший наездник. Он возвышался на своем седле, на фоне яркого света дня, так что Броуду пришлось сощуриться, чтобы посмотреть на него снизу вверх.
– Так или иначе, а лорд Ишер получит свою долину. Нет смысла упрямиться. Тебе же будет лучше, если ты уйдешь отсюда с деньгами в кармане.
– Лучше чем что?
Марш глубоко потянул носом воздух:
– Будет жалко, если такой прекрасный дом как-нибудь ночью случайно загорится.
Его рука скользнула вниз – но не к облупившейся позолоте на гарде щегольского меча. К ножу, скорее всего. Рассчитывал спровоцировать Броуда на поспешные действия, чтобы получить возможность просто наклониться и заколоть его, разрезать куском заточенного металла проблему, которую не удалось распутать при помощи слов. Может быть, он уже делал так прежде. И даже много раз.
– Загорится, говоришь?
Странная вещь: Броуд совсем не чувствовал гнева. Такое облегчение – возможность дать себе волю, хотя бы на несколько мгновений. Он едва не улыбнулся.
– Вот именно. – Марш наклонился к нему с седла. – И еще жальче… если твоя симпатичная жена и дочка…
Броуд ухватил его за сапог и толкнул вверх. Марш изумленно ахнул, потеряв равновесие, замахал руками в воздухе и кувыркнулся на другую сторону.
Когда Броуд обошел его коня, он все еще сыпал проклятиями, барахтался, пытаясь встать, но одна его нога запуталась в стремени.
Прежде, чем он успел высвободиться, Броуд поймал его запястье и вывернул вверх, заставив прижаться головой к плахе. Локоть вывернулся и хрустнул, Марш завопил, выронив нож на землю, но его крики смолкли, когда Броуд занес ногу и всем своим весом впечатал каблуком его лицо в изрубленный деревянный спил. Хрустнули кости – один, два, три раза.
Эйбл привстал с сиденья повозки, с зарождающейся в глазах тревогой, теребя тетиву своего арбалета. Большинству людей требуется время, чтобы начать действовать. У Броуда была проблема противоположного свойства: он был всегда на взводе. Всегда.
Когда Броуд широкими шагами подошел к повозке, Эйбл все еще возился с тетивой. Он даже не успел достать стрелу. Единственное, что он успел, это размахнуться арбалетом, но Броуд взмахом руки легко отбил его и ухватил Эйбла за перед куртки. Вздернул в воздух – тот лишь тихо ухнул – и вмазал головой в старый воротный столб. Кровь брызнула на борт повозки. Эйбл шлепнулся наземь, да так и остался лежать – одна рука просунута сквозь то скрипучее колесо, разбитый череп до отказа запрокинут назад.
Броуд вспрыгнул на сиденье, откуда на него таращился Селдом, все еще держа вожжи в обмякших руках.
– Гуннар… – он попытался встать, но Броуд пихнул его коленом назад на сиденье.
Он не считал, сколько раз его ударил – один кулак снизу, другой сверху, один сверху, другой снизу, – но когда он закончил, лицо Селдома превратилось в сплошную блестящую красную кашу.
Моргая, Броуд смотрел на него сверху. Он слегка запыхался, холодный ветер обдувал его потный лоб.
Моргая, Броуд перевел взгляд на Лидди. Она смотрела на него во все глаза, зажав рот ладонью.
Моргая, Броуд взглянул на свои кулаки. Превозмогая боль, заставил себя разогнуть выкрашенные красным пальцы. Только тут он начал осознавать, что случилось.
Он опустился на сиденье повозки рядом с трупом Селдома, ослабев и трясясь всем телом. Перед глазами были какие-то пятна. Кровь, понял он – кровь на стекляшках. Стащил их с себя, и мир превратился в расплывчатое пятно.
Лидди не говорила ничего. Он тоже. Что тут можно было сказать?
Море бизнеса
– Добро пожаловать, все без исключения! Добро пожаловать на тринадцатое полугодовое заседание Солярного общества Адуи!
Хонриг Карнсбик, великий машинист, блистательный в своем вышитом золотыми листьями жилете, вскинул вверх мясистые ладони. Таких восторженных аплодисментов этот театр не слышал, наверное, с тех пор, как Йозив Лестек дал на его сцене свое последнее представление.
– С искренней благодарностью к нашим высокопоставленным покровительницам – леди Арди и ее дочери леди Савин дан Глокта!
Карнсбик повел ладонью в сторону ложи, где сидела Савин, и та улыбнулась, одновременно прикрываясь веером, словно ее деликатные чувства с трудом выдерживали такое количество внимания. Из публики послышались одобрительные возгласы и выкрики «Слушайте! Слушайте!» – очевидно, от членов общества, особенно желавших присоседиться к ее деньгам.
– Когда девять из нас впервые собрались в салоне леди Савин, мы даже представить себе не могли, что всего лишь восемь лет спустя Солярное общество будет насчитывать более четырехсот членов по всему Союзу и за его пределами!
Может быть, Карнсбик и не мог представить; сама-то Савин всегда мечтала о больших вещах.
– Мы живем сейчас в новое время, время смелых людей! Время, когда только ленивые люди могут остаться бедными. Время, когда только ограниченные люди могут остаться неудовлетворенными. Время, когда изобретательность и предприимчивость одного человека могут изменить мир!
Даже если этот человек женщина, да помогут нам Судьбы!
– Только вчера, здесь, в Адуе, Диетам дан Корт завершил строительство моста, сделанного полностью из железа – из железа, заметьте себе! – который проведет канал через стену Казамира в самое сердце города.
Новые аплодисменты; внизу, в толпе слушателей, соратники Корта принялись хлопать его по спине. Спине, на которой, между прочим, было надето превосходное новое пальто, оплаченное деньгами Савин.
– С этим каналом наш город получит неограниченный доступ к источникам сырья. С ним в наш город придет новая промышленность и новая коммерция; явятся новые рабочие места, новые товары – и новая жизнь для людей, гораздо лучше прежней! – Карнсбик широко раскинул руки жестом зазывалы в цирке, поблескивая стеклышками на глазах. – С ним наступит эра процветания для всех нас!
Но в особенности для самой Савин, это едва ли нуждалось в упоминании. В конце концов, что толку в процветании, если процветать будут все подряд?
– А теперь к делу! К новому делу прогресса! Первое выступление подготовил для нас Каспар дан Арингорм, оно будет посвящено применению двигателя Карнсбика для выкачивания воды из железных рудников.
Арингорм еще проталкивался к кафедре, а Савин уже поднялась, чтобы уходить. По правде говоря, изобретения никогда ее особенно не интересовали. Главным образом она увлекалась их трансформацией в деньги – а этот конкретный род алхимии практиковался в фойе.
Под тремя огромными канделябрами уже собралась значительная толпа, жужжащая возбужденными голосами, кипящая планами и предложениями. Кучки неброско, но солидно одетых людей собирались и рассыпались, формируя головокружительные узоры и завихрения; женские платья яркими цветными точками выплывали и снова тонули в этом потоке. То там, то здесь можно было даже заметить легендарные мантии одной из архаичных купеческих гильдий. Натренированный взгляд Савин выхватывал из толпы тех, кто имел деньги или связи: те, кто их не имел, втягивались в их кильватерную струю, словно шлюпки, болтающиеся за кормой больших кораблей, в отчаянном поиске покровительства, вмешательства, капиталовложений.
Это было море – море бизнеса. Опасные воды, где бушевали непредсказуемые шторма, где в один миг рушились целые состояния, предприятия шли ко дну вместе со всей командой, репутации трещали по швам – но где опытный штурман, обладающий зорким взглядом, мог привести свой корабль к неслыханному успеху, пользуясь подводными течениями богатства и влиятельности.
– Бог помогает тем, кто помогает сам себе, – вполголоса заметила Зури, взглянув на свои часы.
Она всегда маячила у Савин за плечом, готовая отогнать от нее никчемный сброд или, если понадобится, сделать в своей записной книжке заметку о приватной встрече, записать приглашение на чай для действительно перспективного клиента. Зачастую на протяжении таких пленительных бесед она могла обронить мимоходом какую-нибудь реплику о ночных привычках своего визави, или его сомнительном происхождении, каком-нибудь незаконном отпрыске, или о том, как обнародование какого-либо скандального факта может превратить в руины блестящую карьеру. Среди сколько-нибудь заметных фигур не было почти ни одной, о ком не имелось бы какого-либо секрета, записанного в ее книжечке. Нотка шантажа, привнесенная аккуратно и со вкусом – надежное средство, чтобы сместить цены в нужном направлении. В этой игре, чтобы выиграть, необходимо постоянно стоять одной ногой в бальной зале, а другой – по колено в сточной канаве.
– Что ж, тогда за работу!
Савин нацепила на лицо самую лучезарную из своих улыбок, со щелчком распахнула веер и поплыла вниз по ступеням в гущу сражения.
