Джеймс Чейз "Только за наличные"

В этом была своя правда.

– А если я не поддамся? – спросил я. – Если буду драться с Кидом в полную силу и побью его? Какие у меня шансы выбраться отсюда живым?

Уоллер тревожно огляделся, будто опасаясь, что их могут подслушать.

– Вы с ума сошли, – сказал он, закатывая глаза. – Выкиньте эти мысли из головы.

– Я всего лишь спросил. Куда, к примеру, выходит это окно?

– Расслабьтесь. Даже говорить на эту тему не имеет смысла.

Соскользнув со стола, я подошел к окну. В тридцати футах подо мной раскинулась парковка. Я высунулся наружу. Под окном к водосточной трубе, спускавшейся до самой земли, шел узкий карниз. Было нетрудно спуститься на парковку, но это не означало, что получится уйти оттуда.

Уоллер оттащил меня от окна:

– Возвращайтесь на стол. Так не ведут себя перед боем.

Я снова забрался на массажный стол.

– Как, по-твоему, Генри, эти макаронники правда станут стрелять в меня или это все блеф?

– Правда, не сомневайтесь. Пару лет назад они застрелили Боя О’Брайена. Он не сдался в положенном раунде, как ему велели. А Бенни Мейсону они сломали кисти рук, когда тот свалился в нокауте. В тот раз мистер Петелли сделал ставку на то, что Бенни продержится до конца. Тайгеру Фриману за победу в седьмом раунде они плеснули кислотой в лицо. И вас они наверняка застрелят, если мистер Петелли этого захочет.

Услышанное все еще не укладывалось у меня в голове, когда Брэнт крикнул через дверь, что пора выходить на ринг.

Генри помог управиться с красно-синим халатом, который прислал мне Петелли. Кричаще-ярким, с надписью «Джонни Фаррар», вышитой на плечах большими белыми буквами. В свое время я был бы горд и счастлив носить его, но сейчас меня едва не стошнило.

Когда я добрался до верхней части пандуса, ведущего на арену, фанфары уже приветствовали Кида. Зрители были к нему расположены, поэтому, когда он перемахнул через канаты и оказался на ринге, толпа радостно взвыла.

Ко мне подошел Брэнт. Он обильно потел и был очень взволнован.

– Ну хорошо, пойдем, – сказал он. – Ты впереди, мы – за тобой.

«Мы» – это сам Брэнт, Уоллер, Пепи и Бенно. Я двинулся к рингу. При виде меня люди вставали и восторженно кричали. Я мрачно подумал о том, какие крики будут сопровождать меня на обратном пути.

Я дошел до ринга, нырнул под канаты и направился в свой угол. Кид, в желтом халате, паясничал в противоположном углу. Выставляя напоказ свои кривые ноги, он притворялся, будто наносит удары секундантам. Толпе это шоу нравилось явно больше, чем его помощникам.

Я сел, и Генри принялся бинтовать мне руки. Антрепренер Кида, наглый толстяк, стоял рядом со мной и наблюдал, обдавая меня запахом виски и выдыхая мне в лицо сигарный дым. Именно из-за его мерзкого дыхания я отвернулся, посмотрел на людей, собравшихся прямо у подножия ринга, и увидел ее.

6

Судья-информатор, лысый коротышка в белом костюме, который был несколько великоват для него, что-то проорал в ручной микрофон, но я не разобрал его слов. Даже когда он представлял меня, я лишь после толчка Уоллера понял, что надо встать и поприветствовать взревевшую толпу.

Я не мог оторвать глаз от женщины, которая сидела как раз напротив моего угла – так близко, что мы могли коснуться друг друга пальцами, если бы протянули руки. Даже посылая толпе воздушные поцелуи, я продолжал смотреть на нее, и она того стоила.

В свое время мне довелось повидать немало красивых женщин и в кино, и в жизни, но такой я не видел никогда. Блестящие, черные как смоль волосы разделяла посередине тонкая линия мраморного пробора, словно ее прочертили по линейке. Алебастровая кожа, широкий алый рот. Ее огромные темные глаза сверкали.

В отличие от других женщин, сидевших рядом, на ней было не вечернее платье, а изящно облегающий фигуру яблочно-зеленый льняной костюм и белая шелковая блузка. Шляпки на ней не было. Широкоплечая, с длинными стройными ногами, она, скорее всего, оказалась бы выше среднего роста, если бы встала. Под этим шикарным и провокационным нарядом угадывались формы, заставившие меня забыть и о предстоящем бое, и о Петелли, и обо всем остальном.

Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. От ее взгляда во рту у меня пересохло и сердце застучало как бешеное. Даже монах-траппист понял бы, о чем говорит этот взгляд, а я не был монахом-траппистом.

– Что с вами происходит? – пробормотал Уоллер, шнуруя мои перчатки. – У вас такой вид, будто вы уже пропустили удар.

– В точку, – проговорил я и улыбнулся ей.

В ответ она улыбнулась манящей улыбкой, словно говорившей: «Мы могли бы повеселиться вместе». Рядом сидел ее спутник. Это был импозантный субъект в дорогом светло-коричневом костюме. Он был достаточно красив: темные волнистые волосы, смуглая кожа, правильные черты лица. Его внешность портили тонкий рот с поджатыми губами и сердитое выражение злых глаз, которое появилось, когда он заметил мой любопытный взгляд.

– Выходите. – Уоллер потянул меня за руку, чтобы я встал. – Судья ждет. Да что же с вами такое?

Рефери действительно ждал, и Кид тоже. Я вышел к ним на середину ринга.

– Не робей, приятель, – усмехнулся Кид. – Боязно вылезать из угла? Я пока еще не собираюсь тебя бить.

– Ладно, ребята, – резко произнес рефери. – Прекращаем шутки и переходим к делу. Теперь слушаем меня…

Он начал, как обычно, зачитывать правила, которые я так часто слышал раньше. Пока он говорил, я спрашивал себя, почему незнакомка так на меня посмотрела. Я не утверждаю, будто прекрасно разбираюсь в женщинах, но ее улыбка была открытым приглашением, в этом можно было не сомневаться.

– Ладно, мальчики, – произнес рефери, покончив с рутинными обязанностями, – теперь вернитесь каждый в свой угол и выходите биться.

– Когда ты свалишься на пол, дружище, ты поймешь, что побывал в настоящей драке, – пошутил Кид, хлопая меня по спине.

Ты поймешь это еще раньше, подумал я, направляясь в свой угол.

Уоллер снял с меня халат, и я повернулся, чтобы в последний раз взглянуть на нее. Она подалась вперед, ее глаза сверкали.

– Поставь его на место, красавчик! – выкрикнула она. – Пора уже кому-то это сделать. – Ее спутник, нахмурившись, положил ей на запястье руку, но она нетерпеливо стряхнула ее. – Удачи!

– Спасибо, – отозвался я.

Возмущенный Уоллер встал между нами.

– Сосредоточьтесь на бое, – проговорил он, когда раздался удар гонга.

С нахальной ухмылкой на лице Кид, уткнувшись подбородком в левое плечо, тут же стал наступать. Он провел удар левой, который на фут не достиг цели, отступил назад и ударил правой. Тоже мимо. Я кружил вокруг него, ожидая, когда он раскроется. Мне хотелось нанести противнику один прямой короткий удар по корпусу, чтобы слегка его окоротить. Я видел, что он двигается по рингу гораздо быстрее меня.

Он поймал меня врасплох и ударил левой рукой в лицо, но удар был не очень сильным. Я ответил левой и правой по корпусу. Он достал меня левой, снова ударив в лицо, и попробовал провести правый кросс, но я поднырнул под его руку и снова ударил по корпусу. Он перешел к ближнему бою и принялся молотить меня по ребрам, но я вошел в клинч, и рефери вынужден был нас развести. Потом я успел провести хороший джеб, и моему сопернику он явно не понравился. Кид быстро отпрянул, а затем опять пошел на сближение, забрасывая меня ударами левой и правой. Я отбил их, сделал шаг вперед и обрушил на противника сокрушительный удар, заставивший того встать на четвереньки.

Толпа словно взбесилась. Нокдаун в первые две минуты боя стал полной неожиданностью для всех. Люди вскочили на ноги, крича мне, чтобы я атаковал и добил его.

Я отошел в нейтральный угол, и судья начал отсчет. Такой сильный удар не входил в мои планы. Кид стоял на четвереньках, глядя на руку рефери остекленевшим взглядом, но все-таки поднялся на счет «семь» и сразу начал отступать. Я двинулся за ним, нанося удары слева и справа, но не в полную силу, так как не хотел доставлять ему новых проблем. Я просто продолжал шоу, чтобы развлечь толпу.

Зрители были довольны. То и дело я наносил удары открытой перчаткой, и раздававшийся при этом шлепок звучал так, словно я намеревался убить своего соперника.

Наконец в голове у него прояснилось, и он начал сопротивляться. Он рычал и явно страшился меня. Я чувствовал, как напуган Кид, по его ударам, не достающим до цели на ярд и больше. Все его мысли сейчас были о том, чтобы избежать моего удара правой. Он уже получил его и не хотел пропустить второй.

Раунд закончился тем, что мы сошлись в клинче и колотили друг друга по ребрам. На близком расстоянии он был хорош, и пара его тычков оказалась довольно чувствительной.

Прозвучал гонг, и я вернулся в свой угол. Пока Уоллер хлопотал вокруг меня, я глядел на нее.

Она сердито смотрела на меня без тени улыбки, плотно сжав губы. Я знал, в чем дело. Ее не обманули шлепки открытой перчаткой, которыми я дурачил публику. Уоллер ткнул губку, смоченную холодной водой, мне в лицо. Он уже успел заметить, кто завладел моим вниманием, и снова встал между нами, закрывая от меня незнакомку.

Когда Уоллер вытирал мне лицо, подошел Брэнт.

– Какую игру ты затеял? – взволнованным шепотом потребовал он ответа. Каждый мускул его побледневшего лица был напряжен. – Зачем ты ударил его так сильно?

– А почему нет? Он же пришел сюда драться?

– Петелли говорит…

– Да к черту этого Петелли!

Гонг возвестил начало второго раунда, и я покинул свой угол. Кид вышел осторожно, с боязливым выражением на лице. Он старался держать меня на расстоянии, но все равно оставался в пределах досягаемости. Я нанес ему удар в лицо, затем сделал шаг вперед и провел хук в верхнюю часть головы. Он энергично ответил, достав меня правой и левой, и несколько секунд мы обменивались ударами, колотя друг друга по корпусу, в то время как толпа одобрительно ревела. Кид отступил первым.

Я послал ему вдогонку хук и рассек кожу под правым глазом. Он выругался последними словами, а я продолжал наносить ему удары в лицо левой и правой. Он ушел в оборону, пытаясь защитить свой поврежденный глаз. Подобравшись поближе, я ударил его по корпусу. Должно быть, до него дошло, что легкой победы ему не видать, и в исступлении, вызванном яростью и отчаянием, мой противник внезапно перешел к активным действиям.

Подловив момент, когда я раскроюсь, он провел свинг правой, вложив в него всю свою мощь. Это был хороший удар, и от него у меня голова пошла кругом. Когда я двинулся к противнику, желая войти в клинч и подождать, когда у меня в голове прояснится, он ударил меня в лицо. Я отпрянул назад, прикрылся и, когда Кид бросился на меня, встретил его левым в голову, но он продолжал наступать, нанося удары со всех сторон. От одних мне удавалось увернуться, другие приходилось терпеть. Это была беспокойная минута, но я держался, понимая, что в конце концов он раскроется, и он это сделал. Размахнувшись, он нанес мне отчаянный удар правой, в результате чего в его обороне образовалась брешь, в которую прошел бы и слон. Я сделал шаг вперед и нанес удар в челюсть. Он упал как подкошенный.

Прежде чем рефери успел начать счет, прозвучал гонг. Секунданты Кида выскочили на ринг и уволокли его в угол.

Я медленно вернулся к своему табурету и сел. Там меня уже поджидал Пепи.

– В следующем раунде, слышишь, темнила? – прорычал он мне на ухо. – Это приказ.

– Вали отсюда! – сказал я, а осмелевший Уоллер оттолкнул его и принялся губкой промокать мне лицо, тяжело дыша и взволнованно хмыкая.

– Вы отлично держитесь на ринге, – сказал он. – Следите за его правой. Он все еще может нанести удар.

Я бросил взгляд в противоположную сторону ринга. Секунданты Кида трудились над ним как сумасшедшие – хлопали полотенцами, подносили к носу нюхательную соль и массировали заднюю часть шеи.

– Похоже, это все, – проговорил я. – На подходе последний раунд.

– Похоже, – ответил Уоллер. – В любом случае для него это был настоящий бой. Вы никого не обманули.

Я взглянул на нее через плечо. Снова улыбаясь, она махнула мне рукой.

Прозвучал гонг, и я вышел на ринг. Кид сразу начал отступать. У него был разбит нос, под правым глазом виднелась ссадина, а на ребрах – большие красные отметины, следы моих ударов.

Я загнал его в угол и нанес удар прямо по его поврежденному носу. Тут же из него хлынула кровь, словно сок из раздавленного гнилого помидора. Толпа хрипло взвыла, когда он обмяк и вошел в клинч. Я был вынужден подхватить его, иначе бы он упал. Пришлось потрудиться, чтобы все выглядело как надо, пока он не придет в себя.

– Ладно, плейбой, – сказал я ему на ухо. – Наноси свой лучший удар.

Я вышел из клинча и отступил назад. Он сделал выпад левой, который не помял бы и рисовый пудинг. Я нырнул под него и широко раскрылся. Каким-то образом ему удалось накопить достаточно сил, чтобы нанести апперкот. Я упал на колено. Удар был слабый и не имел особых последствий, но если я собирался лечь в нокауте, надо было подготовить зрителей к такому исходу.

Бьюсь об заклад, крик, который подняла толпа, можно было услышать даже в Майами.

Судья встал надо мной и начал считать. Я посмотрел на Кида. Облегчение, написанное на его лице, выглядело комично. Еле держась на ногах, он прислонился к канатам, из свежих ссадин сочилась кровь.

Я потряс головой, будто все еще сказывались результаты удара, и на счете «шесть» поднялся. Уверенный, что я не встану, Кид выглядел удивленным. Вместо того чтобы войти в клинч, он начал пятиться, и из зрительного зала в его адрес полетели насмешки. Секунданты кричали ему, чтобы он шел в наступление и прикончил меня. Вид у него был жалкий, когда он словно против своей воли двинулся ко мне. Я притворился, что пошатнулся, а затем отвел его выпад левой и нанес еще один удар по его изуродованному лицу. По крайней мере, он честно заработает свою победу. Задыхаясь от боли и ярости, Кид бросился на меня и, когда я несколько расслабился, ударил боковым в челюсть. Я упал.

Я шел прямо на удар, и я его словил.

Первые три секунды я провел в отключке, а потом открыл глаза и обнаружил, что лежу у края ринга лицом вниз и смотрю прямо на нее. Она стояла с сияющими глазами и, когда наши взгляды встретились, яростно закричала:

– Вставай и сражайся! Ну же, трус!

Она была так близко, что могла дотронуться до меня. Полстадиона вскочило на ноги. Все вокруг что-то орали мне, но я слышал только ее голос.

– Вставай, Джонни! – крикнула она мне. – Ты не можешь сдаться сейчас!

От гнева, презрения и разочарования на ее лице меня словно ударило электрическим током. Это было все, что мне требовалось. Потом до меня донесся голос рефери: «Семь… восемь…»

Каким-то образом мне удалось подняться. И когда Кид бросился вперед, всего на долю секунды опередив взмах его руки, я обхватил его плечи и повис на нем, вцепившись мертвой хваткой. Соперник тщетно пытался освободиться, и я чувствовал его отчаяние. Он понял, что я собираюсь кинуть Петелли, а он проиграет бой, если не справится со мной, прежде чем я оправлюсь от его предыдущего удара.

Я висел на Киде, несмотря на все его старания меня стряхнуть и попытки рефери разнять нас. Мне требовалось всего четыре или пять секунд, чтобы в голове прояснилось, и когда понял, что снова готов драться, я вышел из клинча и сделал выпад левой прямо в израненное лицо Кида прежде, чем он успел нанести завершающий схватку удар.

Тяжело дыша и обезумев от боли, он пошел на меня, но я, увернувшись, отступил, а сопернику осталось только беспомощно молотить перчатками по воздуху. Теперь он напоминал разъяренного дикого слона. Он продолжал бросаться на меня, я уклонялся от его ударов и отступал, пока не почувствовал, что готов покончить с ним. Когда он приблизился, чтобы войти в клинч в четвертый раз, я остановился и нанес ему классический хук. Прямо в челюсть. Весь в крови, Кид рухнул на пол, перевернулся и затих.

Можно было и не считать, но рефери сделал все как положено. На счет «десять» Кид по-прежнему лежал на спине, неподвижный, словно мертвец. Побледневший и перепуганный, рефери подошел ко мне и поднял мою перчатку с таким видом, словно та была начинена динамитом:

– Победил Фаррар!

Я посмотрел на нее. Она стояла раскрасневшаяся и возбужденная и посылала мне воздушные поцелуи. Потом на ринг хлынула толпа журналистов и фотографов, и я потерял ее из виду.

Из толпы вышел Петелли. Он улыбался, но его взгляд оставался злым и напряженным.

– Ладно, Фаррар, – произнес он. – Ты знаешь, что тебя ждет.

Он отвернулся, чтобы поговорить с антрепренером Кида; ко мне подошел Уоллер и набросил мне на плечи халат. Его лицо было серым, глаза бегали.

Когда я покинул ринг, то увидел Пепи. С ухмылкой на лице он ожидал меня в дальнем конце пандуса.

7

Я чувствовал себя в безопасности, пока в раздевалке было полно болельщиков и журналистов, которые пришли поздравить меня с победой и сказать, какой я хороший боец. Но когда их волна схлынула, я понял, что неприятности не заставят себя долго ждать.

Уоллер вернулся в раздевалку вместе со мной. Ему было страшно, и, закончив массаж, он начал нервно и с какой-то тоской поглядывать на дверь. Том Рош тоже пришел, но я быстро его выпроводил. Мне не хотелось, чтобы он попал из-за меня в беду.

Теперь в раздевалке оставались только пара журналистов и трое болельщиков, споривших в углу о том, кто из тяжеловесов прежних времен обладал самым сильным ударом, и они не обращали на меня никакого внимания.

– Ладно, Генри, – сказал я, завязывая галстук, – не жди меня. Спасибо за все, что ты сделал.