– Опохмелиться не пробовал? – зло отозвалась Полина.
– У меня с тобой вообще отдельный разговор будет, – пригрозил Артём.
– Приезжай – поговорим. Или сказать папе, что ты в Диснейленде?
– Нет. Скажи, что меня засыпало кирпичами и я сдох.
– Господи, наконец-то! Папа обрадуется этой новости даже больше, чем удачной сделке.
– Вот и славно. Хорошего дня, Круэлла.
– А с «Бездушной тварью» что? Что с клипом? – закричала она напоследок, но Артём все равно отключил телефон и так резко прибавил громкость на магнитоле, что внезапно раздавшийся голос Ланы заставил нас всех подскочить от неожиданности.
До самого кафе больше никто не разговаривал, а как приехали, мы с Артёмом первым делом отправились переодеваться.
Помещение туалета оказалось небольшим, довольно чистым и благоухающим цветочным освежителем. В нем находились две не разделенные по половому признаку кабинки, широкая раковина и зеркало.
Впервые за все это время мы остались по-настоящему одни. Пусть даже в таком месте.
И, оказавшись лицом к лицу, я наконец смогла действительно посмотреть на Артёма. На то, какой он живой и красивый, как старается держаться расслабленно, как жизнерадостно блестит черный шарик пирсинга под его нижней губой, на чудесный взгляд веселых голубых глаз, и внезапно осознание неслучившегося накатило такой жуткой волной, что, обхватив его вместе с вещами, которые он держал, я уткнулась в его голое плечо и расплакалась.
– Эй, Витя, ты чего? – Он быстро скинул вещи возле раковины и обнял меня. – Мы же договорились не плакать.
– Я только подумала, что тебя могло не стать. Совсем-совсем. И я бы тебя никогда больше не увидела. И не обняла бы. И вообще… – Слова получались прерывистые и дрожащие. Голос не слушался. – Как бы я осталась без тебя?
– Пожалуйста, давай не будем об этом, – он быстро вытер ладонями мне слезы.
– Извини. Я понимаю, что тебе страшно вспоминать, но ничего не могу с собой поделать. Если бы я оказалась на твоем месте, я бы, наверное, поседела от ужаса. Я знаю, что ты только делаешь вид, что тебе все нипочем…
Не дослушав, он резко подхватил меня и усадил на вещи.
– Дело совсем в другом, – выражение его лица сделалось непривычно напряженным, а во взгляде появилось смятение. – Я же считал, что вообще не могу никого любить. Я и не понимал, как это бывает так. Так… Не знаю, как сказать. Безумно? Рисково? Больно? Я сейчас как дурак, да?
– Нет.
– Знаю, что да. Но я правда стрессанул. И, кажется, под этим завалом все мозги оставил. Только и думал, почувствовала ли ты что-то, когда начало все рушится. Надеялся, что так и не проснулась. И что тебе не было больно. Я должен был открыть ту чертову дверь, чтобы ты могла спастись… Не нужно было тебя оставлять! – На его стриженом виске и на лбу выступили капельки пота. – Лучше бы нас сразу вместе завалило. Я не должен был привозить тебя туда. Должен был оставить в покое, как только узнал про теплоход. Но меня это так потрясло, Витя, ты просто не представляешь, как… Меня и сейчас трясет при одной мысли о том, что ты с ним… Ты с ним… Провела три дня! – Зажмурившись, он прижался, зарываясь в мои волосы. – Прости, все сейчас в кучу, все перемешалось. Обещал же себе не вспоминать про это. Но оно само. Просто… Просто… Я очень люблю тебя.
Последние слова Артём проговорил на одном дыхании, и то ли оттого, как он это сказал, то ли потому, что прежде никогда так не говорил, я снова расплакалась.
Мы поссорились именно из-за теплохода. Точнее, из-за моей поездки на нем с Ярославом в то время, пока Артём находился в лагере.
Ярослав был моим недавним знакомым, и между нами существовала договоренность насчет его больной раком мамы. Мы делали вид, что вместе, чтобы она порадовалась. Она могла прожить еще пару месяцев, а могла и год – никто точно не знал.
Ангелина Васильевна была милой интеллигентной женщиной и проявляла ко мне большой интерес. В их семье творился полный бардак: ее муж, отец Ярослава, ушел к другой женщине, и Ангелина Васильевна переживала этот разрыв еще сильнее, чем собственную болезнь. Ярослав же люто ненавидел отца и готов был исполнить любую мамину прихоть, а той больше всего хотелось «передать сына в хорошие руки». Не знаю, как она себе это представляла, потому что Ярослав был совсем не тем человеком, которого можно «передавать», но подыгрывать им мне не составляло труда, а их общество очень скрасило мои депрессивные дни на время отсутствия Артёма.
В приглашении на теплоход я не видела ничего предосудительного. К тому же из-за морской болезни я все выходные провела в полубредовом состоянии в темноте каюты.
Однако никаких подробностей об этой поездке Артём не знал, и со стороны мой поступок действительно выглядел некрасиво и двусмысленно. Теперь я отчетливо понимала это. Так что он имел полное право злиться.
Мой голубой сарафан после ночевки в чемоданной, обморока, больницы и валяния под вешалками пребывал в весьма плачевном состоянии. Ему на замену в куче дармового барахла Артём отыскал летний бирюзовый спортивный костюм. Такой яркий и вызывающий, что в коротеньких обтягивающих бриджах и сильно декольтированной футболке с надписью: «Kiss me or kill me» я выглядела как легкомысленная инстаграмщица.
Пока я переодевалась, он, скрестив руки и опершись спиной о стену, разглядывал меня в зеркало, однако, вместо того чтобы оценить костюм, критически резюмировал:
– Совсем отощала на этом своем теплоходе.
– Твоя очередь, – я кивнула на свисающие с его локтя вещи. – Посмотрим, как ты провел лето.
Но придраться оказалось не к чему. Физическая работа определенно пошла ему на пользу.
Красота, конечно, огромная сила. Сколько бы мы ни пытались убедить себя в том, что самое главное в человеке – это его внутреннее содержание, духовное богатство или ум, все равно в первую очередь обращаем внимание на красоту. Она нас очаровывает, гипнотизирует и привязывает к себе.
– Тебе плохо? – Артём потряс меня за плечо, и я обнаружила, что стою, крепко вцепившись обеими руками в бортики раковины.
– Снотворное, наверное, еще действует. Если хочешь, я могу поехать в Москву с Максом и Зоей.
– Издеваешься? – Он с укором посмотрел через зеркало. – Это наше общее приключение. Какой в нем смысл без тебя?
Я поспешно умылась, потрясла головой, но состояние по-прежнему было туманное и очень странное.
Майка Артёму вполне подошла, хотя и не была такой умопомрачительно стильной, как прежняя, шорты же оказались несколько узковаты, отчего Макс, увидев его в них, чуть не сполз от смеха под стол, а когда, получив подзатыльник, отсмеялся, неожиданно объявил:
– Зоя поедет с нами.
Широко распахнув дымчатые глаза, Зоя сложила ладошки в молебном жесте:
– Пожалуйста. Очень вас прошу. Я этим летом, кроме грядок на даче, квартиры и дурацкой работы, ничего не видела. Все куда-то уезжают, отдыхают, развлекаются, а мне как будто уже сорок. Я тоже хочу пить, веселиться и танцевать до утра. А не вот это вот все.
– Там не будет никаких танцев, – Артём строго покосился на Макса. – Только глушь и уныние.
– Пусть так, – запросто согласилась Зоя. – Все какое-то разнообразие. А танцы мы можем и сами организовать. Если захотите, конечно.
– Тифон взбесится, – сказал Артём. – Не знаю, что между вами произошло, и не хочу знать, но подозреваю, что спасибо он мне не скажет.
– Да что вы все заладили: «Тифон, Тифон»? А я что? Не человек? – Зоя вспыхнула. – Мы с ним с первого класса дружим, у нас все компании и друзья общие, а стоит только поссориться, так они сразу оказываются на его стороне. Даже Криворотов. И знаешь почему? Потому что боятся. Но разве это справедливо? Разве по-честному?
– Несправедливо, – охотно поддержал ее Макс. – Не переживай. Тёма никого не боится. Он согласен.
– Значит, ты, Котик, типа, тоже с нами? Передумал?
Макс откинулся на спинку стула и вместо ответа уставился на Артёма. Тот ответил на этот взгляд, и около минуты они просто смотрели друг на друга. Со стороны их беззвучный диалог показался мне бесконечно долгим. Наконец Артём сказал:
– Хорошо. Как Вита решит, так и будет.
Все повернулись в мою сторону.
Зоя склонила голову набок, и ее густые вьющиеся волосы легли на стол.
Об их дружбе с Тифоном я знала только понаслышке, но в тот единственный раз, когда мы с ней случайно встретились в автобусе и потом разговорились по душам, была очень удивлена, что такая яркая, энергичная и жизнерадостная девушка чувствует себя несвободной. Этим она была похожа на Артёма, для которого не существовало ничего дороже независимости. Меня свобода пугала. Я не привыкла к ней и не хотела ее. Им же обоим она была нужна как воздух.
Однако очевидный интерес Макса к Зое отчего-то казался мне не совсем правильным, немного напомнив мою историю с теплоходом.
– Наверное, нужно разрешение у хозяев дома спросить, – нашлась я. – Они, может, и нам не обрадуются.
– Обрадуются, – заверил Макс. – За это не волнуйся.
– Пожалуйста, – умоляюще повторила Зоя.
Яростно завибрировав, телефон Артёма запрыгал по столику.
На этот раз звонил Костров – опекун Артёма и отец Полины. С первых же слов он принялся орать в трубку, как ненормальный:
– Мы никогда не вмешивались в то, как ты проводишь время, на что тратишь деньги, с кем спишь… Но у всего есть свои границы и приличия. К сентябрю нам кровь из носа нужен этот клип! Как ты не понимаешь?! Ты обязан в нем появиться. Мы уже анонсировали! Осталось две-три недели до релиза. Даже запись свели ту чертову, которую ты обещал переписать, но, как обычно, забил. Наложили, почистили. Но клип… Все можно снять за пару дней.
Какое-то время Артём стоял, занавесившись челкой, и слушал, затем, встряхнув головой, задрал подбородок и с вызовом объявил:
– Я собираюсь продать дом и переехать от вас подальше.
– Мы, кажется, уже это обсуждали, Тёма! И тебя все очень даже устраивало, разве нет?
– У вас нет права распоряжаться, где мне жить.
– Я оплачиваю все, что ты хочешь, закрываю глаза на все твои косяки, вытаскиваю тебя и твоего бойфренда из неприятностей, которые вы целенаправленно ищете от нечего делать. Любой человек. Любой! Мечтал бы о такой жизни! От тебя всего лишь требуется – ничего не портить. Просто жить и радоваться, что попал в сказку. В сказку попал, придурок ты малолетний.
– А еще… – Артём сделал многозначительную паузу и, уже предвкушая последующую реакцию, расплылся в такой широкой улыбке, что черный шарик пирсинга в его губе демонически блеснул, – я собираюсь жениться.
– Ты собираешься что? – Костров закашлялся.
– Вы слышали. До свидания. Мне сейчас неудобно разговаривать.
Отключив телефон, Артём протянул мне руку.
– Ну все. Теперь я окончательно готов ехать с тобой на край света. – Затем он перевел взгляд на Макса. – И с тобой, бойфренд, тоже.
Про женитьбу Артём сказал Кострову просто так. Специально, чтобы его позлить. Мы обсуждали это как раз накануне, когда придумывали способ, чтобы мне не пришлось уезжать с родителями в Америку на пээмже. Фиктивный брак был для меня одним из вариантов остаться в Москве. Я, конечно, сразу сказала, что это глупость и в семнадцать без согласия родителей жениться или выходить замуж нельзя. Но Артём не смог удержаться и воспользовался этим, чтобы позлить Кострова. Тот в свое время договорился с Тёмиными родителями, что их сын женится на Полине: это было на руку обеим семьям и решало многие финансовые вопросы.
Блинчики выглядели очень аппетитно. С малиновым, вишневым, абрикосовым и черничным джемом. Но, как Артём не уговаривал меня попробовать остальные, я с трудом смогла съесть только половинку абрикосового.
Ребята пили апельсиновый сок и ели мороженое с кофе, в меня же больше ничего не лезло. Внутри все еще дрожал нерв, и где-то на заднем плане играла «We found love».
Зоя заметно повеселела, и выражение горькой обиды на лице уступило умиротворенной улыбке. Макс без стеснения разглядывал ее. Артём какое-то время возбужденно рассказывал о том, как падали вокруг него кирпичи и что он почти не успел испугаться, однако потом внезапно на полуслове замолчал и резко поднялся.
– Все. Выдвигаемся.
Мы ехали всю ночь, лишь пару раз остановившись на заправочной станции.
Темная летящая дорога будоражила, в полях стелился туман. Ночь стояла невероятно теплая и волшебная. Артём отключил кондиционер, и мы мчались с открытыми окнами. Мягкий ветер трепал волосы. Музыка улетала в звездное небо.
А потом случился рассвет. И, внезапно затормозив у обочины, Артём, ничего не объясняя, вышел из машины. Подошел к краю дороги и застыл, глядя в сторону поля.
– Что случилось? – спросила шепотом Зоя, потому что Макс спал.
– Сейчас узнаю, – я выбралась вслед за ним, но выяснить ничего не успела.
Приложив палец к губам, будто в соседних кустах притаилась птица, Артём перемахнул через узкую поросшую травой канаву и зашагал прямиком в скошенное поле. Туда, где в нежно-розовых облаках поднималось солнце.
Я тоже перепрыгнула канаву, но дальше не пошла.
– Куда это он? – На дороге появилась Зоя.
Я только развела руками.
От поля тянуло августовским утренним холодом и сыростью. Зоины рыжие пряди стали совсем розовыми, а в светлых глазах дрожали розовые блики. Обхватив плечи руками, она постояла еще немного рядом, замерзла и вернулась в машину, а я осталась всматриваться в рассеивающуюся в первых солнечных лучах розовую дымку.
Все кругом было наполнено неясным ожиданием чего-то прекрасного. Как по утрам в далеком детстве. Когда просыпаешься и, еще нежась в кровати, чувствуешь в животе счастливое предвкушение нового дня.
Вернулся Артём возбужденный и взъерошенный, с такими же розовыми щеками, как и все вокруг. Но ко мне не подошел, а первым делом сунулся в машину. Покопался в бардачке, достал маленький рекламный блокнот, карандаш и, положив на крышу Пандоры, стал что-то сосредоточенно записывать, а когда закончил, вытерся подолом майки и, перед тем как исчезнуть на водительском сиденье, весело крикнул:
– Эй, Витя. Я тебя люблю!
– Это стихи? Да? – с любопытством стала допытываться Зоя, как только мы снова тронулись.
– Шутишь? – Артём засмеялся. – Я похож на поэта?
И тут я наконец догадалась:
– Музыка?
Он кивнул.
– Неужели ты и правда ее слышишь?
– Конечно же слышу. Вот она, – он помахал блокнотом. – Это музыка мира, и она совершенна.
– Ты пишешь песню? – спросила Зоя.
– Саундтрек.
– К фильму?
– К нашей истории.
– Какой еще истории?
