ISBN :
Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 14.06.2023
– Люблю сказки на завтрак, мифы на обед, предания на ужин.
А ещё меня тянуло петь.
– В древности у китайцев была легенда о «небесных конях», которых, кстати, народы по ту сторону Каспийского моря называли аргамаками. Китайскому императору мечталось заполучить аргамака себе лично и снабдить армию, потому что китайские низенькие скакуны никак не могли противостоять высоким индоевропейским. Ну, как любая практическая нужда, очень нужная правительству, быстро превращается в легенду, так и обычные быстроходные кони из степей превратились в потомков летающих драконов, несравненных, мощных и способных на чудеса.
– Хорошее воображение у китайцев!
– Как и у наших редакторов новостей. По легенде, дракон выходил из пещеры, видел обычных кобылиц, пасущихся у подножья горы, оплодотворял их. И потом рождались потомки небесных коней. С другой стороны была и другая легенда: что если коню-дракону, вышедшему из пещеры при виде кобылицы, отрубить голову, то его брызнувшая кровь превратится в стадо небесных коней – аргамаков.
– Жуть какая!
– Самое забавное, что подобная легенда имелась и у казахов, и у тюрков, и у персов, и даже у якутов. В интерпретациях, конечно, но суть едина. А ещё мифического коня связывают с магией воды. Если китайцы превратили его в дракона, то казахи – в змею. И даже кельты отличились, предложив некоего водного духа Кельпи, который обращается в коня, чтобы уволочь в речку хорошеньких девиц и там съесть.
– Надо же, как много ты знаешь, ты наверняка историк!
– Почти угадала. Я конструктор ракетных двигателей.
Я расширила глаза.
– А разве такими бывают конструкторы?
Он меня передразнил:
– А разве такими бывают деревенские девушки?
– Хм, ну ладно.
Мы выехали из-за лесополосы, усаженной кряжистыми дикими абрикосами, которые местные называют жердёлой, и мне в глаза бросился замок на холме.
– А ты часом не господина Гродского гость? – догадалась я.
– Его, – широко улыбнулся Кирилл. – Это проблема?
Я закусила губу.
– Не думаю, что твоя.
Синеглазый знаток легенд и коней захохотал заразительно, хоть и негромко.
– У меня вообще проблем нет.
– Совсем? – удивилась я.
– Как говорят в дзен, «если совершишь ошибку, лучше сразу рассмеяться».
– То-то ты очень смешливый, – заметила я.
– Мы все ошибаемся, – с видом буддийского монаха заявил Кирилл.
– Угу, и всё граблями в лоб.
– Ну, кому-то нравятся звёздочки в глазах.
«Вот уж непотопляемый Будда…» – мысленно фыркнула я, потому что любого нормального человека, который тонет под весом собственных проблем, подобное раздражает. Я не Будда, мне всплывать и всплывать, несмотря на то, что утро замечательное!
Мы проехали ещё немного. Уже показалась железнодорожная насыпь и переезд. А я вспомнила о своей войне, о которой совершенно случайно чуть не забыла из-за прекрасных впечатлений. Но гость с Юга уедет, а мы с Гродским останемся! Мне по-прежнему нужен вектор действий, ибо работу я пока себе не придумала. Я перебрала в пальцах кожаные поводья и спросила:
– И надолго ты к Гродскому?
– Думаю, нет. Хотя это вопрос спорный.
– А есть что-то такое, что он терпеть не может? Кроме людей, женщин и сметаны в пластике?
Кирилл хмыкнул и пожал плечами, потом всё же вспомнил:
– Рок-н-ролл и ложь.
– Прекрасно! – расцвела я, ибо у меня вновь зародилась идея, причём не только план мести наглому Чупа-Чупсу.
У моего забора Кирилл взглянул на часы и сказал:
– Мне пора. Дела ждут!
– Меня тоже.
– Спасибо за прогулку!
– Это тебе спасибо! – воскликнула я и погладила шелковистую гриву моего фыркающего транспорта. – И тебе, Бумер!
– Ещё покатаемся, Мила?
– С удовольствием, – ответила я совершенно искренне.
Оно, конечно, правильно говорят: скажи, кто твой друг, и тебе хамбец! Но по всему видно, что Гродский Кириллу не друг, а работодатель. Если бы меня судили по моей директрисе, то даже служба за здравие и за упокой не помогла бы. Поэтому я расслабилась.
Кирилл неспешно увёл чёрного, как уголь, Бумера вверх по тропинке, но к счастью, не поехал в замок Чупа-Чупса, а свернул направо. Над головой снова пролетел квадрокоптер, я показала ему язык и средний палец. Бесит!
Вошла за калитку и обнаружила на крыльце ветхого старичка.
– Здравствуйте! Вам кого?
– Тебя, пожалуй, красуня, – дед постучал палкой по косому крыльцу и покачал головой. – Ты чья будешь?
– Ничья, своя собственная, – улыбнулась я.
– Ох, неучи вы все, молодёжь, – пробурчал старик. – Чья, значит, фамилиё твоё какое?
– Ах, понятно! Я Рыжикова, Милена. Бабушки Тоси двоюродная внучатая племянница. Вы её, наверное, знали?
– Знал понятно. Куды ж! Антонина говорила, что все её родичи сплошь говнюки, только одна, мол, дивчинка смешная есть. Ты то бишь.
Я удивилась. Однако должно же быть хоть какое-то объяснение её завещанию. Дед осмотрел меня внимательно, достал из кармана толстый мятый конверт и, смяв его ещё больше в корявых жёлтых пальцах, протянул мне.
– Тута, почитаешь.
– Что там? – насторожилась я.
– А я почём знаю? Я чужие письма читать не горазд. Отдала мне, мол, «если помру, отдай, а помрёшь первым, так не майся». Характерная была Антонина, упря-ямая! – он снова покачал головой с редкими нечёсаными волосами.
Я раскрыла дверь.
– Проходите, дедушка! Только простите, я ещё не обжилась. Вы, возможно, из глубины своего опыта посоветуете мне, за что взяться сначала, чтобы привести этот дом в порядок?
Дед вошёл, осмотрелся, попыхтел, постучал палкой по полу, издающему почти музыкальный скрип.
– Что скажете? – спросила я.
– Сама жить будешь?
– Сама.
Дед смотрел на меня долго и внимательно, даже придирчивей, чем вчера Надежда. Затем достал из кармана спички и протянул мне.
– Спички у меня есть, – ответила я с непонимающей улыбкой.
– И эти бери, – сказал дед. – Сожги всё к едрене фене, развалюху эту. Землю продай, да купи себе комнату в городе.
– Что вы такое говорите? – нахмурилась я.
– А то, что не проживёшь ты, дивчина, сама в этой дыре. Говорят, Чупа-чупс скупает. Ему и продай, не жадный вродя. Вон ремонт во дворце культуры за свой счёт отбабахал и библиотекарше платит. У Турчаненков хату купил, цены не снижал, и у Поляковых. Продавай.
– Я не хочу, – упрямо сказала я. – Это он вас послал?
– Та хай? Сам пришёл. Антонина вот нагрузила, земля ей пухом. Только така, як ты, тоненька, холёна, ручки-ножки маленьки, куда тебе хозяйство? Шо, корову доить умеешь?
– Нет.
– Хату белить?
– Нет.
– Может дрова порубаешь сама?
– Нет.
– А курей когда не жареных видала?
– Ну-у…
Он вложил в мою ладонь спички и кивнул:
– Жги.
Потом шаркая солдатскими, приспущенными сапогами и царапая палкой пол, пошёл прочь. Я проследила, как он покинул двор, и сердито осмотрела свой обшарпанный особняк с яркими неуместными здесь чемоданами и пока ещё разбросанными повсюду моими вещами, не нашедшими место.
Жечь? Вот ещё!
Я села за грубый стол, достала телефон и открыла органайзер. Распланирую план действий, как праздник. В конце концов, это только моя жизнь, и мне решать, что с ней делать. Затем я взяла мятый конверт, покрутила его в пальцах и раскрыла аккуратно. На столешницу упал сиреневый цветок бессмертника. Что бы это значило?
Глава 9
Владимир
От громких звуков, внезапно ворвавшихся в мой сон, я резко развернулся, сбил рукой с тумбочки стопку книг. Те грохнулись с шумом. Я вскочил с кровати, всклокоченный, голый и ничего не понимающий.
Бабах! Бам-бам-бам! – заходились, будто в истерике, барабаны.
Я рванул к окну и скривился: терпеть не могу рок! Распахнул створки. Джон Бон Джови разорался ещё громче. В такт хрипящим гитарам подвывала издали собака, ей вторили другие. С другого конца деревни занялся нервный лай. В развалюхе над железнодорожной насыпью горел свет, по саду мельтешили тени. Звук явно исходил оттуда. Бандитка!
Словно в подтверждение моим мыслям стройная фигурка в белом появилась из дома и протопала к тёмной зелени двора. Нахалка, она ещё и пританцовывает!
Новая соседка показалась снова, повернула голову в мою сторону, будто дразнясь, и скрылась в доме. Кирилл сказал, что она не шпионка. Ну, в этом я и сам уже убедился. Вредительница – вот она кто!
Степь сотрясли басы, как табун хана Батыя, готового поработить половину всея Руси. Я поджал губы. Эх, так хорошо жил всё это время! Сюда даже выкрики местной пьяни в праздники не долетали, а теперь пожалуйста! Давно надо было выкупить ту развалюху. Жаль, бабка в ней жила упрямая, как приросла к месту. Но бабка не слушала рок! Ночью!
Вокалист взвыл, собаки залаяли наперебой, барабаны разрушили всю прелесть ночи и распугали к чертям сверчков. Возмущение вскипело во мне.
Нет, такого откровенного хамства я не спущу! Я нахмурился, поспешно натянул джинсы и набросил рубашку.
Апрель был тёплым – аномальным, как и всё в этом году. Злой и раздражённый, я направился с намерением утихомирить баламутку и прекратить вакханалию. Чуть не перевернулся, промахнувшись мимо кочки в темноте и, соскользнув, удержался, схватившись за поросль. Ошпарил ладони крапивой. Чёрт!
Выкуплю участок, сделаю тут лестницу или засажу всё кустарником. Колючим, чтобы стороной обходили! И забором обнесу. Вот что значит миндальничать со всякими старушками, на чаёк заходить с мятой, французские макаронки таскать, уговаривать. Мягкотелость это! Надо было ставить вопрос ребром: дом выкупить – бабку Антонину оформить в роскошный пансионат для престарелых тут неподалёку, дольше б прожила.
Ветер с востока от деревни окатил прохладой.
Сельчанам наверняка и не слышна эта забойная вакханалия, – подумалось сразу же, – повезло только мне!
Я без зазрения совести снял крючок на покосившейся калитке и вошёл. Толку кричать или искать звонок не было, всё равно не услышит. Стебель от высокого куста облизал ногу над кедом листвой. Опять крапива.
– It's alright! – Орал Бон Джови.
– It's alright! – вторили ему множество голосов, преимущественно мужских.
Саманные стены тряслись от басов, и весь дом вибрировал, чуть крышу не снесло. Меня покоробило. Угу, да тут целая толпа! Тем хуже!
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом